Самый страшный зверь, стр. 19

Быстро, надо очень быстро разорвать дистанцию. Дальше будет проще.

Бартолло, поднимая арбалет, с ленцой спросил:

— Ну так какую почку ему проткнуть?

— Мне без разницы, — буркнул Даскотелли. — Ты, главное, попади, а то он виляет, будто тощий зад хромоногой шлюхи.

На деле Бартолло был не столь беззаботен, как на словах. Мальчишка, до того лежавший смирно, проявил нешуточную прыть. Бежал не трусливым зайцем, а продуманно. И, что хуже всего, вилял резвее, чем упомянутая спорщиком часть тела продажной женщины. А еще он подпрыгивал и приседал, и все это делал непредсказуемо.

Дистанция стремительно увеличивалась. Еще чуть, и о метком выстреле можно позабыть. Но Бартолло не спешил. Он тоже умел продумывать наперед и ждал наступления единственного момента, когда цель будет вынуждена мчаться прямо. Пусть хотя бы пару шагов — этого вполне хватит.

Обрыв, сложенный глиной с примесью валунов, не везде был устойчивым. Дожди и весеннее таяние снегов медленно подтачивали его в нескольких местах. Их легко можно было опознать по наклонившимся стволам деревьев и оголенной корневой системе, где множество отростков зависли в воздухе, будто корявые щупальца неведомых подземных созданий. А одна из сосен не удержалась на обваливавшемся краю, рухнула, скатившись к подножию склона.

У Дирта было два выхода: или обогнуть дерево слева и при этом промчаться по огромной луже с топким дном, коих у подножия обрыва хватало; или промчаться мимо сосны справа. При этом вверх уклониться было затруднительно, мешал крутой в этом месте склон. Оставалась узкая лазейка.

Оба варианта Бартолло устраивали. Он видел, что лужа не из простых, и пацан потеряет на ней темп, а малоподвижная цель — мертвая цель. Не полезет в воду, тоже хорошо. На пару мгновений он окажется запертым в узкой щели между корнями вывороченного дерева и крутым обрывом и не сможет совершить свои непредсказуемые зигзаги.

Дистанция достойная, даже придирчивый Даскотелли будет вынужден признать, что он дал цели хороший шанс.

Бартолло старался не ради жалких монет. Внешне уверенный во всем, что делает, он нуждался в постоянных доказательствах этой самой уверенности. Причем не для себя, а для других.

Сейчас они увидят и потом другим расскажут о его непревзойденной меткости.

Лишь бы щенок сдох тихо…

Он пошел мимо дерева. Не полез в лужу. Теперь пацан в западне с одним выходом. Никакой силы и ловкости не хватит перепрыгнуть в один миг через толстенное бревно, покрытое опасно острыми остатками сучьев. Прошмыгнуть под ним тоже не получится, разве что ползком.

Мальчишка попался.

Арбалет дернулся назад, болт, крошечной молнией промелькнув в воздухе, ударил в корень, облепленный подсохшей глиной. От попадания выбило облачко буроватой пыли… и все, через миг проворный дмарт выскочил из узкой западни своей несостоявшейся могилы и, перестав выписывать зигзаги, что было мочи рванул наверх, пользуясь тем, что дальше склон становился пологим. Понимал, что арбалет быстро не перезарядить, и выжимал из себя все, чтобы оказаться в зарослях раньше того момента, когда очередной болт будет готов к полету.

Но Бартолло даже не шевелился. Лишь смотрел вслед, и во взгляде его кипели самые разные чувства.

— Уйдет же! Быстрее! — заорал Галлинари.

Очнувшись, Бартолло с ругательствами начал натягивать арбалет, а Даскотелли его подначивал:

— Ну так в какую почку попал? А? Или ты ее с корнем перепутал? Но признаю, пацан и правда не пискнул. Ржет теперь, как конь. Над тобой, косоглазым дуралеем, ржет.

Бартолло поднял заряженный арбалет и почти не целясь выстрелил второй раз. Мальчишка уже пропал из глаз, и лишь движение верхушек кустов подсказывало, что он мчится в полосе густых зарослей. Попасть невозможно, так что это напрасная потеря болта. Но стоять и молча выслушивать насмешки Даскотелли невозможно.

Закинув арбалет за спину, он мрачно заявил:

— Что-то не так было с болтом. Он криво полетел.

— Ну конечно, именно так оно и было, — шутовски серьезным тоном согласился Даскотелли.

— Говорю тебе, я не мог промахнуться.

— Ага, так оно и есть, я же не спорю ни словом. Мне только одно непонятно, где мои деньги? Напомню забывчивым, речь шла о пяти монетах. Сумма не сказать чтобы такая уж великая, но сам понимаешь — дело принципа.

Глава 8

Патавилетти в жизни повидал немало крови и знал, как эфемерна власть самых строгих приказов в моменты, когда она начинает хлестать потоками. А если при этом воины три с лишним недели не видели не то чтобы женщин, а хотя бы твердой земли, то любой, у кого осталась хоть капля здравого смысла, не станет придираться к некоторым неизбежным дисциплинарным проступкам.

С рыбаками все вышло удачнее не придумаешь. Эти глупцы услышали шум или разглядели в тумане очертания корабля, но не сделали правильных выводов. Как бы там ни было, они сами подошли к борту «Татавии» и снизу вверх удивленно таращились на выстроившихся вдоль борта арбалетчиков. Их нашпиговали болтами без крика, на берегу до последнего никто не догадывался о приближении незваных гостей.

Лодка стала первым трофеем и очень пригодилась, ведь на «Татавии» имелась всего одна, причем не такая вместительная. Теперь полтора десятка вояк погрузили на две и вели их за кораблем на буксире. Первоначальный замысел устроить высадку в стороне реализовать не удалось, помешал густой туман. Подходить к берегу — это риск напороться на камни; ждать в отдалении — это, значит, никого не дождаться.

В такой туман лодки долго будут искать дорогу к кораблю.

Так что продвигались медленно, на одной паре весел, уключины которых смазали как следует, а лопасти обернули тряпьем. Утренняя погода тихая, прибой почти успокоился, малейший шум могут услышать нежелательные уши.

Обошлось. Когда впереди сквозь разрывы в туманной мгле показались очертания берега, заставленного низкими домишками, отдали якорь, и первая партия устремилась вперед, не тратя время на выгрузку в лодки. Возле причала заметили мелкого мальчишку, несмотря на ранний час занятого какой-то возней с кучей выброшенных волнами водорослей. Бартолло, в очередной раз продемонстрировав свою непревзойденную меткость, снял его выстрелом в голову, без крика, веселым шепотом пояснив, что детская голова — это сплошные хрящи и самое удобное место, если шум нежелателен.

Патавилетти не очень-то любил, когда его солдаты развлекаются стрельбой по детям, пусть даже дмартам, но в этот раз смолчал. Бартолло поступил правильно, чем позже местные узнают о незваных гостях, тем лучше. А не вовремя подвернувшийся малец мог перебудить все селение.

Из-за домов доносился шум отдельных голосов, местные просыпались. Но лодки успели привезти еще две партии воинов, прежде чем какая-то толстуха, выйдя из-за угла, подняла крик.

И как не закричать, если один болт угодил ей в ляжку, а второй разнес ухо?

Поспешили, надо было оставить ее Бартолло.

На берегу в этот момент было четыре с лишним десятка воинов — половина от запланированного десанта. Но деваться некуда, начали действовать имеющимися силами. Патавилетти напомнил приказ: оцепить окраины селения и не позволить дмартам разбежаться по округе. На ходу ему пришлось перегруппировывать парней, а то они, движимые стадными привычками, как это принято у солдатни в предвкушении приятных моментов, норовили всей толпой податься в одну сторону.

Все равно без диспропорций не обошлось. А когда по мере продвижения отдельные группы начали натыкаться на женщин, началось то, без чего не обходится ни одна подобная операция. Бранью и пинками он разгонял стихийно возникающие очереди вокруг самых лакомых красоток и тащил их под охрану Манчини и Барбаро. Первый был кастратом, а второго за смазливую внешность и покладистый характер сделали бабой еще в казарме, причем ему это понравилось настолько, что с тех пор на девок он почти не смотрел и к тому же ни на шаг не отступал от самых строгих приказов.