Никогда не угаснет, стр. 3

— Пейте, дорогие гости! Дор-р-огие гости… — громко кричит он. — Пейте! В погребах вина сколько угодно!

Глаза у Акима Марковича мутно-розовые. Он то и дело вынимает огромный носовой платок и прикладывает к вспотевшей лысине.

— Соня, а разве у вас есть винные погреба? — Инка наклоняется к подруге.

— Да не обращай внимания, это он аристократам подражает, — машет рукой Соня.

Гости пьют из хрустальных бокалов вино, перебивая друг друга, что-то кричат. У Инки сразу начинает болеть голова. Она никогда не сидела за таким столом и в доме у себя никогда не видела такого множества гостей. Димке тоже не по себе.

— Соня, — сердится он. — Зачем ты привела нас сюда? Мы ведь опоздаем на облаву!

— Сейчас мы незаметно уйдём, — шепчет Соня. — Я хочу, чтобы вы покушали.

Она ставит перед друзьями тарелки, вазочки, рюмки… На тарелках кетовая икра, паштет, рыба под диковинным соусом; в рюмках — вишнёвая наливка, а в вазочках — сладости: наполеоны, струдели, медовое печенье с орехами.

«Зачем людям столько посуды? — думает Инка. — Вот у нас пять чашек, столько же блюдец и тарелок, и нам вполне хватает. А гости? Сколько их!»

Девочка под столом загибает пальцы на руках, пересчитывая гостей:

— Один, два, три, четыре, пять, шесть, семь… Семь…

Кажется, она дважды посчитала маленького вертлявого человечка с бабочкой под шеей. По-видимому, это муж дамы в лиловом платье. Дама огромного роста, в ушах у неё сверкают бриллиантовые серьги с длинными подвесками, шеи у неё нет, и нитка жемчуга лежит на массивном тройном подбородке. Дама, как гигантское лиловое облако, заслоняет своего крохотного мужа.

— Димка, — тихо говорит Инна, — ты представляешь, если бы Липа увидела эту пару? Она бы лопнула от смеха!

— Семь, восемь, девять, — продолжает считать девочка. Но тут взгляд её задерживается на часах. Ну и часы! Нужно будет подробно рассказать о них Липе. Часы представляют собой высокий, чуть ли не до потолка шкаф, похожий на башню, весь в инкрустациях. И дверца есть. Вот если бы незаметно войти туда и по своему усмотрению переводить стрелки! Со слов Сони Инка знает, что их семья занимает всю квартиру. Кроме этого самого «зало», есть спальня, столовая, Сонина комната, которая называется «детской». А у Акима Марковича, хотя он едва умеет расписаться, есть отдельный кабинет. По вечерам он сидит в кабинете, пьёт чай и делает вид, что читает газету.

Инка берёт наполеон и осторожно откусывает маленький кусочек. Дима принимается за паштет.

— Слыхали? — спрашивает дама — лиловое облако. — Скоро весь керосин в Англию пойдёт!

— Что вы говорите?! Этого ещё не хватало! — дамы обмахиваются веерами, мужчины беспокойно переглядываются.

— И соли не будет! Даже на лекарство! Если вы захотите достать щепотку соли — вы её не найдёте!

Инка выпивает рюмку красной вишнёвки. Голова у неё начинает болеть ещё сильнее. Круги плывут перед глазами. Гости кричат все вместе, размахивая вилками и рюмками.

— Слава богу, дожили!

— Повторяется девятнадцатый год!

— Мы ещё будем овёс жевать, не волнуйтесь! — перекрикивает гостей Аким Маркович.

Хрустальная рюмка на тонкой ножке, стоящая перед Соней, со звоном падает на пол.

— Замолчи сейчас же! — Соня вскакивает. На щеках её вспыхивают два маленьких красных пятнышка. Пятнышки делаются всё больше, прозрачные глаза девочки темнеют.

— Стыдно врать… стыдно! — задыхаясь, повторяет она. — У нас девать некуда керосин! Мы можем им всю Европу залить. Нам вожатый рассказывал…

За столом становится тихо. Гости растерянно переглядываются, не зная, что сказать. Аким Маркович вскакивает, упирается короткими руками в бока. Поза у него такая, словно он собирается начать отплясывать казачок.

— Ха, ха, ха… Посмотрите на мою умную дочку! Может быть, хлебом мы тоже можем завалить всю Европу?

Соня молчит.

А Дима отодвигает в сторону паштет и вдруг встаёт из-за стола — маленький, узкогрудый, в юнгштурмовке, которая свободно болтается на нём.

— Послушайте, вы!.. — подняв правую бровь, начинает Дима.

Он всего лишь двенадцатилетний мальчик, ученик шестой группы трудшколы, а перед ним сидят двадцать нэпманов — жирных, отъевшихся, злобствующих… На миг Димка теряется. Но только на миг.

Одёрнув юнгштурмовскую гимнастёрку и слегка побледнев, он кричит:

— Нечего на советскую власть наговаривать: того нету, этого не будет! Сплетники… и паразиты!

Никогда не угаснет - i_005.png
Никогда не угаснет - i_006.png

Димка глубоко вздыхает. Что поднимается за столом! Никто уже не ест, не пьёт, не хвалит вин и кушаний. А Сонина мама мечется от одного гостя к другому.

— Как вам нравится эта компания?

— Шмендрик несчастный! — все три подбородка лиловой дамы яростно трясутся.

— Сопляк! — высовывается из-за спины дамы её муж.

— Нахальный босяк! Я бы тебе показал! — визжит Аким Маркович.

Инка и Соня встают из-за стола. Инка красная, как помидор. У Сони в лице ни кровинки. По щекам обильно текут слёзы.

— Как вам не стыдно!.. Как вам… — она с гневом смотрит на отца и мать. — Ко мне пришли товарищи. Раз в жизни… Раз в жизни!

Именины испорчены. Дима и Инка уходят, Соня бежит за ними.

— Не смей! — кричит ей вслед отец.

— Не смей! — повторяет мать и становится в дверях, расставив руки. Соня отталкивает её.

Соня приводит товарищей в свою комнату, садится на узкую кушетку и, обхватив голову руками, тихо всхлипывает. Инка осторожно гладит подругу по голове, не зная, что сказать в утешение:

— Не плачь, Сонечка.

А Дима, глядя в сторону, строго говорит:

— Ты лучше собирайся быстрее.

— Сейчас, сейчас… — Соня вскакивает. — Отвернись, Димка, я буду переодеваться.

Она сбрасывает с себя голубое платье, надевает юнгштурмовский костюм.

— А кепка? Где же кепка? Куда она запропастилась? — злится Соня. — Это мама, наверное, её спрятала. Чёрт знает, что такое!..

Инка и Дима помогают Соне искать — заглядывают под шкаф, под кровать, под письменный стол. Сердце у Инки сильно-сильно стучит, от волнения на лбу выступила испарина. Ух! Сказала бы она сейчас Сониной матери всё, что думает о ней: «Вам хочется, чтобы Соня променяла свою кепку на шляпку из голубых перьев, чтобы она нацепила на шею медальончик и лаковые туфельки надела? Плохо вы, мамочка, знаете свою дочку!»

В двери стучат.

— Соня! Открой, Сонечка! — слышится за дверьми. Соня молчит. Долго молчит. Потом громко говорит:

— Мама, я тебе не открою.

Мать, вздыхая, медленно отходит от дверей. В это время Димка вытянул из-за сундука измятую кепку и протянул её Соне:

— Надень.

Соня надела кепку, и все трое, крадучись, на цыпочках вышли на улицу. И как только вышли друзья из этого душного, нэпманского дома. Соня сразу же ожила.

Дима шагал впереди, а за ним, обнявшись, шли девочки. Инка смотрела на сутулую Димкину спину и думала о том, как ловко отбрил он всю эту компанию, какой он находчивый и умный. И ещё о том, что не зря они выбрали именно его, Диму, председателем совета отряда.

Облава

Никогда не угаснет - i_007.png

Ровно в двенадцать ноль-ноль возле районного отделения милиции стоят участники облавы. Липа, Катя Диндо — очень толстая, но, несмотря на это, подвижная девочка, которую за звонкий голосок прозвали Катя Динь-Динь; а из мальчишек пришли Толя Фесенко, Вася Янченко, Лёня Царенко и ещё Вова Черепанов, иначе Черепок. Что касается последнего, то он принадлежит к числу самых знаменитых в школе людей. У него — талант. Во-первых, Черепок — дирижёр шумового оркестра. Десять музыкантов-любителей, играющих на гребешках, бутылках и ложках, подчиняются каждому взмаху его руки. Во-вторых, он необыкновенно точно подражает голосам животных и птиц.