Миронов, стр. 71
Председателю Войскового правительства, донскому бояну и златоусту с университетским дипломом, тридцатисемилетнему Митрофану Петровичу Богаевскому перед казнью разрешили поговорить с казаками. Он говорил ровно три часа и 10 минут, и казаки были готовы отпустить его с миром, но явились активисты и увели его в Балабановскую рощу под Нахичеванью и там прикончили... И так снизу доверху. Сверху донизу, будто богом проклятый на донской благодатной земле, никто не знал ни радости, ни покоя, ни христианского успокоения. Только пуля, шашка и штык имели силу и авторитет. Какая уж тут борьба идей... Не поговоришь – орудия убийства страшны безмолвием и неумолимостью.
В этой обстановке всеобщего разврата и ничем не сдерживаемых звериных инстинктов Миронову – человеку, наделенному мужеством, верой и добротой, честью и правдивостью, надо было найти свое место и попытаться спасти осколки погибающей родимой сторонушки.
...Да, а ведь он не зря вспомнил и сравнил свою судьбу с судьбой войскового старшины Голубова. Мятущийся Голубов побывал в революционных войсках, что-то там ему не очень понравилось, и он вернулся в Новочеркасск. Несмотря на усиленную охрану, прорвался, проник в кабинет наказного атамана Всевеликого Войска Донского, упал на колени, перекрестился и поклонился в ноги ему. Хрипло выдавил из себя: «Прости, если можешь...» Один из адъютантов атамана подошел вплотную сзади к нему и выстрелил в затылок Голубову. Волосы на затылке были седыми и беспомощными... От своих Голубов в конце концов получил пулю.
Так, наверное, свои поступят и с ним, Мироновым... Это сейчас он так думает, сидя в проклятом каземате, а тогда, в 1918 году, сильным, здоровым мечтал весь мир перестроить и наградить счастьем. Растолковать ему, как он плохо живет, этот старый мир, и как прекрасно будет жить новый. Значит, надо старый в порошок стереть с лица земли? Чтоб его и духу не было? Конечно, так Миронов не думал, но за счастье народа со всей присущей увлекающейся натуре страстью он кинулся его завоевывать. Теперь-то все может показаться наивным и даже глупым и стыдным, потому что он знает: нет общего счастья, оно у каждого свое, но тогда искренне верил. И кто посмеет за эту святую веру бросить в него камень?.. Он не только верил сам, но с первых же дней пытался растолковать, какие партии существуют в России, каждая из которых тянет на свою сторону казаков.
3
Советская власть на Дону победила. Казаки революционных полков разошлись по родимым куреням. Первый съезд Советов провозгласил образование Донской Советской республики. Но контрреволюционные силы разбрелись по станицам и хуторам, ушли в подполье и начали подтачивать из глубины молодое, неокрепшее деревце республики. А походный генерал Попов в открытую вышел на белый свет и белым днем заявился в свою родную станицу Константиновскую, всего-то войска у него было – два ординарца. Вошел в курень, где в это время проходил окружной съезд Советов и где делегаты в накуренном помещении сидели в шапках. Генерал высокий, цыганистого вида, с длинной, давно не стриженной бородой, обладавший мощной физической силой и бесстрашием, громовым голосом крикнул: «Шапки долой!» Все подчинились и поснимали шапки, по-видимому, вспомнив, что казаки всегда шапки снимали еще на пороге комнаты и сидеть в помещении в шапке считалось не только неприличным, но и греховным. А коли такое закладывается с детства, да вдобавок слышится властный командный голос, все покоряются. Генерал взял слово и в конце концов подбил весь съезд выбрать его атаманом и выступить против Советской власти.
Походный атаман Попов обратился с воззванием к казакам Дона:
«Настало время, когда уже нет сомнений, когда можно сказать, что не в силе бог, а в правде, и что разбои красной гвардии идут к концу. Наша маленькая горсточка казаков смело восстала на защиту своей чести, чести своих жен и дочерей и на защиту достояния станиц и хуторов. Донские казаки проснулись от угарного сна лжи, которой опутали их, и пошли за своим походным атаманом. Пусть каждый, кто живет в Донской области, знает, что походный атаман обращается к населению последний раз с требованием немедленно оставить ряды красной гвардии, сдать оружие и возвратиться к мирным занятиям, всячески содействовать очищению области от насильников. Пусть все знают, что на подкрепление верных сынов Дона с юга прибыла усиленная кубанскими казаками Добровольческая армия, которая с 19 апреля рядом с казаками Егорлыцкой станицы бьется против красной гвардии. С запада и с севера гонят по пятам красногвардейцев гайдамацко-украинскпе полки, причем гайдамаками уже заняты станции Миллерово, Каменская. Красная гвардия сейчас поспешно пробирается через Ростов на юг, покидая Донскую область. Для того чтобы у заблудших и слабодушных потом, после не было тяжких разочарований и горьких сожалений, штаб походного атамана уверенно объявляет, что все, кто в настоящее время искренне и честно, без всяких колебаний сдаст оружие и бросит ряды красной гвардии, – тот не будет подвергнут ни преследованию, ни наказанию. Донской казак не ищет мести и обращается еще раз с братским призывом ко всем.
В дальнейшем все отдельные лица и целые поселения, которые будут находиться в рядах красной гвардии, объявляются предателями общему народному делу всей Донской области и с ними будет поступлено безжалостно, как с врагами всего народа... Каждый казак, остающийся после этого воззвания в рядах красной гвардии, лишается казачьего паевого земельного надела, каждый крестьянин, входящий в ряды Донских войск, борющихся против красной гвардии, получит полностью все права казаков, ибо право в области должно принадлежать только тем, кто ее защищает. Братья, верьте, что желание мира и порядка для всех заставляет нас вести войну против красной гвардии со всею строгостью, которой заслуживают эти насильники».
Любопытен и такой факт. Родной племянник походного атамана Костя Булаткин, с такими же огромными кулаками, как у дяди, был начальником дивизии в формируемом Филиппом Козьмичом Мироновым Донском корпусе.
Зашевелились генералы: Краснов, Абрамов, Черячукин... Полковники: Денисов, Филимонов, Мамонтов, Коврин-Круковский, Растегаев, Гусельщиков, Голубинцев...
В апреле 1918 года вспыхнуло контрреволюционное восстание на Дону.
8 мая германские интервенты и белогвардейские войска захватили Ростов и молодая Донская Советская республика перестала существовать. Гражданская война вспыхнула с новой силой.
11 мая 1918 года в Новочеркасске собрался Казачий Круг спасения Дона. Он избрал атаманом Всевеликого Войска Донского Петра Краснова, генерал-лейтенанта.
Филипп Козьмич вместе с другими революционно настроенными офицерами сразу же откликнулся воззванием ко всем донским казакам: «Донские казаки, опомнитесь! Донские казаки, всколыхнитесь, сбросьте с себя обывательский сон, неподвижность! Вперед, пока не поздно, пока еще не все погибло! Теперь, родные донцы, в ваших руках спасение Дона от нашествия немцев! Не верьте генералу Краснову! Донские казаки и солдаты! Сердце русской матери-земли рвется на части. Седой Дон Иванович умирает в страшных муках: проклятие всем нам, кто глух еще к стонам родного всем старика!»
4
Не дремал и полковник Голубинцев, занятый подготовкой контрреволюционного восстания в Усть-Хоперской станице. В отношении Миронова он пошел на провокационный подлог, прислав ему приглашение прибыть в станицу, в которой уже вспыхнул мятеж против Советской власти. Но Филиппа Козьмича спасло то, что пакет с письмом прибыл с опозданием ровно на один день, когда уже всем стало известно, что Усть-Хоперская восстала под руководством полковника Голубинцева.
Вечером, когда, по обыкновению, вся семья была в сборе и при неярком свете керосиновой лампы сидела за чайным столом, раздалось в окно три выстрела – метили в голову Филиппа Козьмича, от притолоки отскочила щепа. Все кинулись на пол, лишь Миронов не растерялся; уже привычный к стрельбе, он выскочил во двор, но в темноте услышал только топот ног. Покушение на Миронова осуществляли гимназист Подольский и офицер Прозоровский, которые по приговору трибунала были расстреляны.