«Фирма приключений», стр. 4

— Меня?! — побелевшими губами произнес Андре Пикколи. — Неужели вы думаете…

— Нет, нет, — повторил Гард спокойным голосом. — Мы закончим расследование, и я должен знать, кому передать ключи от этой квартиры, только и всего.

— Я ничего не знаю о завещании.

Молодой человек поклонился и вышел из комнаты.

— Статуэтки вы, конечно, не обнаружили? — спросил Гард у Таратуры.

— И наличных денег тоже.

— Так. И все же, инспектор, чувствую я, что здесь не обычное ограбление. Восемь ножевых ранений! Сколько ненависти в этой вакханалии ударов, сколько сокрытых для нас причин! — Гард вынул сигарету из пачки и с отвращением закурил. — Заканчивайте осмотр. Таратура. Труп в морг на вскрытие. Помещение опечатать. Встретимся в управлении через полчаса.

И, круто повернувшись, пошел вниз, к машине.

По дороге в управление Гард на какое-то время полностью отключился от всяких мыслей о делах, это называлось у него «уйти в подполье», что было чрезвычайно важно перед мозговой атакой, которая обычно следовала за «уходом». Когда же «мерседес» мягко затормозил у главного подъезда, комиссар мыслями вновь обратился к делу. Но думалось плохо.

«Итак, рюмка стерфорда после убийства и восемь ножевых ранений… — Бесшумным лифтом Гард поднимался на двадцать седьмой этаж. — Кто же „рисовал“ таким способом в далеком или недавнем прошлом? Само собой, надо будет проверить по картотеке… Подумать только, убийство в „закрытой комнате“! Надо же, вот повезло! Комиссар Робертсон, уже сидящий, наверное, перед пультом вместо меня, пять раз перекрестится, когда узнает, что весть об убийстве антиквара всего на полтора часа опередила его заступление на дежурство».

Старинные часы на здании оперного театра, как раз напротив рабочего кабинета Гарда, пробили семь раз, когда он туда вошел. Мягко зазвонил внутренний телефон.

— Доброе утро, коллега! — раздался сочный бас Робертсона. — Я уже приступил, прими мои искренние соболезнования, ха-ха-ха!.. Тебе всегда везет, но большому кораблю, извини, дорогой, и большое плавание! Будешь у себя или скоро домой?

— Домой, — коротко сказал в трубку Гард. — Ну их всех к черту. Смотри не захлебнись в мелочах, я их наворотил тебе с избытком…

— Ладно, разберемся. Привет!

Гард положил трубку на рычаг, снял пиджак, натянул двумя руками подтяжки, но взбадривать себя передумал и на тормозах довел их до груди. На ум почему-то пришел один из афоризмов знаменитого Альфреда-дав-Купера, незабвенного учителя комиссара: «Если дважды два — пять, то существуют ведьмы». Убийство в «закрытой комнате» — разве это не дважды два — пять? Если можно входить и выходить через замурованные двери, то ничего не остается иного, как поверить в летающие тарелки, волшебство и всяческую чертовщину, во что трезвый мозг комиссара и рад бы, да не в силах был верить, — так часто жизнь ставила перед ним тупиковые задачи, которые всегда, ну просто на удивление всегда, имели сугубо материалистическое решение! Тому же великому Альфреду-дав-Куперу принадлежит фраза, однажды сказанная в присутствии учеников, кореживших головы над вероломным и тонко подстроенным под самоубийство преступлением: «Невозможно только то, что абсолютно невозможно!» Считать ли убийство антиквара в «закрытой комнате» абсолютно невозможным? Нет, и еще раз нет!

Оттянутые подтяжки на сей раз с треском ударились о выпуклую грудь комиссара: жизнь продолжалась! Кстати, подумал Гард, вечер предстоит сегодня не самый плохой: свидание со старыми друзьями в уютном ресторанчике под названием «И ты, Брут!». Это были, надо сказать, не совсем обычные свидания: друзья собирались по первому зову любого члена компании, чтобы отметить крушение каких-либо больших или малых надежд и тем самым поддержать дух товарища. Они шутили, хорошо и вкусно ели, не стеснялись с выпивкой, всячески валяли дурака, и, как ни странно, эта форма дружеской поддержки отлично помогала, залечивая душевные раны. Впрочем, не только душевные, потому что друзья не исключали и других форм помощи: советом, рекомендацией, даже прямым участием в каком-либо деле, в котором, положим, запутался, увяз сотоварищ. Так или иначе, нынешняя встреча должна была состоять в двадцать ноль-ноль, столик уже был заказан инициатором, а им был добрый и старый друг Гарда журналист Фред Честер, которому в последнее время особенно сильно не везло.

«Что ж, — подумал Гард, — сдается мне, что и я позабавлю своих друзей рассказом об убийстве в „закрытой комнате“, а то, чего доброго, стану кандидатом в герои следующего торжества!»

Не знал в тот момент комиссар Гард, что невинный его рассказ в «Бруте» повлечет за собой совершенно неожиданные последствия…

2. Мне бы ваши заботы, господин учитель

Неумение строителей или требования сопромата были тому причиной, только во всем городе нельзя было сыскать второго подвала с таким множеством нелепых и широченных колонн. Однако хозяин ресторанчика Жорж Ньютон ловко обратил недостаток в достоинство, проявив изобретательность, способную сделать честь даже его великому однофамильцу и, говорят, предку, хотя, по официальным данным, у того не было никаких потомков. Во-первых, Жорж Ньютон добавил ажурные перегородочки, сдвигая и раздвигая которые легко было разъединять столики так, чтобы посетитель мог чувствовать себя уединенно в таком «кабинете» и в то же время незамкнуто. Кроме того, обнаружив некоторые способности психолога, Ньютон использовал и колонны, расставив кресла вокруг них с таким расчетом, чтобы члены одной компании, собравшись вместе, были одновременно как бы и отдельно друг от друга, общаясь каждый лишь с соседом слева и справа от себя и не видя сидящих напротив именно из-за колонн, что вполне соответствовало или могло соответствовать их тайным, а иногда и явным желаниям; в конце концов, разные люди, в силу разных причин оказавшись в одной компании, получали возможность в «Бруте» без обид друг на друга, ненавязчиво и не грубо реализовать разные уровни общения. Именно топография зала подсказала хозяину идею специализации: ресторанчик должен был стать притягательным для небольших дружеских, — хотите, в кавычках, а хотите, и без кавычек, — пирушек. А поскольку владелец Жорж Ньютон не был лишен еще и юмора, то свою идею он интеллигентно выразил в милом названии ресторанчика: «И ты, Брут!», попросту называемом «Брутом».

Расчет оправдался. «Кабинеты» пустовали редко, колонны тоже делали свое доброе коммерческое дело, и в зале действительно собиралось как теплое, так и несшее с собой холод Арктики общество.

Не избежали этих сетей и друзья Гарда.

Первые полчаса были безраздельно отданы ужину. Карел Кахиня, человек без определенных занятий, но всегда безумно занятый чем-то, был уместен в обществе комиссара полиции не более, чем бритва в бумажнике. Однако, подчиняясь законам дружбы. Гард и виду не подавал, что его ведомство уже давно скучает по Карелу; сейчас огненно-рыжий и фейерверочно талантливый — ах, только бы на мирные цели направить его талант! — Карел Кахиня, заказав себе поросенка под хреном, вгрызался в него с упорством землеройной машины. Владелец галантерейной лавки Валери Шмерль, Шмерлюшко, как ласкательно называл его Кахиня, каждый тщательно разжеванный кусочек мяса уныло запивал минеральной водой. «Уймите Шмерлюшко! — скосив глаза на товарища, воскликнул Карел Кахиня. — А то он так нагазуется, что взлетит под потолок!» — «Тебе все шуточки, а у меня печень!..» — плаксивым голосом ответил Шмерль. «Бери пример с тех, у кого печени вообще нет!» — И Кахиня показал вилкой на прямого, как палка, банкира Клода Серпино, обладателя холеных гусарских усов; Клод ел с такой обстоятельностью, что его тут же хотелось попросить учесть вексель. Дородный и пышноволосый профессор Рольф Бейли, облизав после выпитого стаканчика сочные губы, благодушно улыбнулся: «Не слушай его, Валери, трезвенники всегда дольше живут, чем забулдыги. Хотя, с другой стороны, какой смысл в этой жизни, я, право, не знаю…» Фред Честер почти ничего не ел. Он был погружен в унылые раздумья, его пальцы нервно скатывали хлебные шарики.