Преступник номер один. Нацистский режим и его фюрер, стр. 60

Мы видим, весь ход рассуждений Гитлера о «жизненном пространстве» и силе подводит к совершенно практическим целям нацистской политики — подготовке к агрессии. Так Гитлер понимал единство теории и практики.

Гитлеру на всем протяжении его пути сильно мешали правовые установления и правовое сознание людей — как в международном плане, так и во внутриполитическом. Ликвидировать эти установления и искоренить все правовые нормы в сознании масс было одной из важных целей нацистов. Только так их власть могла стать действительно абсолютной, только так могли быть разрушены все преграды к установлению системы разбоя и произвола в международных отношениях.

Вот потому-то идея устарелости права, негодности любых правовых норм, которые могли бы ограничить волю фюрера, также является одной из центральных «основополагающих идей» Гитлера. При ее анализе попытаемся раскрыть и «систему мышления», с помощью которой она обосновывалась, и ее практические, т. е. политические, цели.

Если говорить о «системе мышления», то она в применении к культу бесправия основывалась на двух главных догмах, тесно взаимосвязанных: на уже разобранном тезисе о «фюрерстве» (фюрер превыше всего) и на иезуитской идее о том, что цель оправдывает средства, что фашизм как идеология выше права.

Сугубо практически этот тезис толковался так: для установления господства германского империализма над миром все средства хороши, а каждый, кто не согласен с этой целью, автоматически должен быть отнесен к стану врагов и не имеет права пользоваться защитой закона. Огромную роль в утверждении тезиса «цель оправдывает средства» сыграл антикоммунизм. В конечном итоге слово «коммунист» стало синонимом понятия «врага нации», самого худшего из худших преступников, подлежавших безусловному истреблению.

Все первые законы Гитлера, отменившие конституционные права и создавшие предпосылки для установления системы нацистского беззакония в стране, были приняты под предлогом «борьбы с коммунизмом». Коммунистическое мировоззрение квалифицировалось чуть ли не как уголовное преступление. Но это являлось лишь первым шагом для искоренения представителей всех взглядов, не согласующихся со взглядами фюрера. Вслед за коммунистами вне закона были поставлены социал-демократы, либералы и просто люди демократических воззрений. Нацисты сумели хорошо использовать антикоммунистическую истерию, охватившую не только правящие классы Германии, но и других капиталистических стран; под видом борьбы с «мировым коммунизмом» они творили все свои беззакония — создавали первые концлагеря, пытали людей, казнили неугодных Гитлеру деятелей без суда и следствия. Эта практика — под тем же антикоммунистическим предлогом, перенесенная за пределы Германии, — привела ко всем тем зверствам и ужасам, которыми сопровождалась нацистская агрессия.

Фиксируя внимание читателей на «основополагающих идеях» Гитлера и раскрывая систему его мышления и логику, мы отнюдь не считаем, будто здесь сколько-нибудь исчерпаны показ и разоблачение нацистской идеологии. Однако ясно одно: она играла большую роль в одурманивании миллионов немцев и в подготовке Германии к грабительской войне.

Нацистская партия, террористический аппарат и наисовременнейшие средства массовой пропаганды, полностью поставленные на службу варварской идеологии нацизма, — таковы были «три кита», на которых покоился гитлеровский рейх. Понадобились всего лишь три года (1933–1936), чтобы, как выражался Гитлер, «вчерне» построить «коричневую империю». Всего три года, и Германию нельзя было узнать. Она превратилась в колоссальную казарму, где хозяином оказался прусский ефрейтор австрийского происхождения. Жестокий и коварный солдафон, хитрый, целеустремленный и фанатичный политик.

ГЛАВА VI

НАВСТРЕЧУ МИРОВОЙ ВОЙНЕ

Основы нацистской дипломатии

В зените славы Гитлер любил хвастаться тем, что он выполнил все внешнеполитические обещания, которые дал немцам еще на заре своей карьеры в двадцатых годах. И в самом деле, прослеживая милитаристские акции Гитлера — от ликвидации отдельных статей Версальского договора до завоевания более половины Европы, удивляешься, с какой последовательностью ему удалось провести в жизнь первую часть программы, сформулированной в «Майн кампф».

Если взгляды фюрера на развитие общества можно определить как самый примитивный и вульгарный социальный дарвинизм, то его воззрения в области внешней политики сложились под сильным влиянием геополитиков. Основателями «учения» геополитиков считаются Фридрих Ратцель и Рудольф Челлен. Первый из них издал свои основные труды еще в конце прошлого века: «Политическую географию» в 1887 году и «Антропогеографию» в 1891 году. Главное произведение второго — «Великие державы современности» — вышло в самый канун первой мировой войны — в 1914 году. В националистических кругах Германии и Австрии эти труды в начале века и в первые годы после войны 1914–1918 гг. пользовались большой популярностью. Биографы сообщают, что Гитлер еще в юности увлекался геополитикой и был знаком с выводами Ратцеля и Челлена; правда, их он черпал так же, как и выводы Других теоретиков, не из самих сочинений основоположников модной «науки» (для чтения толстых трактатов геополитиков ему не хватало ни усидчивости, ни необходимого культурного уровня), а из популярных брошюр эпигонов геополитики, которые распространялись тогда массовыми тиражами в Вене и Мюнхене.

Из учения геополитиков фюрер заимствовал прежде всего теорию «жизненного пространства». О ее значении для нацистской идеологии уже было сказано. Сейчас осталось только рассмотреть конкретное применение теории к области внешней политики. В «Майн кампф» Гитлер писал: «Внешняя политика национального государства имеет своей целью обеспечить существование объединенной в государстве расы посредством создания здорового, жизненного и естественного соотношения между числом и ростом населения, с одной стороны, и величиной и качеством пространства — с другой… Только достаточно обширное пространство на земле может обеспечить народу свободу существования».

Всю историю человечества Гитлер свел к истории борьбы за «жизненное пространство». Борьба эта, как он утверждал, всегда носила и неизбежно должна носить жестокий, кровопролитный характер. «Сегодня я руководствуюсь здравым пониманием того, — писал он, — что утерянные области… можно вернуть себе только остро отточенным мечом, иными словами, только путем кровавой борьбы».

Однако Гитлер не просто перенял, но и «усовершенствовал» учение геополитиков. Право на сформулированную выше «геополитическую пропорцию» между числом населения и размером пространства, на котором оно проживает, он признавал лишь за одним немецким народом, за «арийской расой». Сочетание геополитики с нацистской расовой теорией придавало учению Ратцеля и Челлена особо агрессивный характер и составило суть нацистской внешнеполитической доктрины.

Весь опыт истории и элементарное знание социальных условий и предпосылок развития общества в корне опровергали выводы нацистских геополитиков. Но научная достоверность меньше всего интересовала Гитлера. Он искал нечто совсем иное — доходчивый и эффективный способ обоснования политики захватнических войн. И именно это он нашел в теории «жизненного пространства». Не случайно для шовинистов различных мастей она остается и поныне наиболее удобным прикрытием их агрессивных устремлений и планов.

В «Майн кампф» сформулирована, однако, не только исходная внешнеполитическая концепция агрессивных кругов Германии, но и их непосредственная цель, стратегия и тактика.

Что касается непосредственной цели, то она определена в сочинении Гитлера как «собирание немецких земель», образование в центре Европы мощного рейха, германского «костяка», состоящего не только из собственно Германии, но и из всех территорий, населенных немецкими меньшинствами или народами, причисленными нацистами к «немецкой культуре». Немецкая «национальная» внешняя политика, вещал Гитлер, начнет с того, чем кончил четыреста лет назад Карл V, она сколотит германский рейх в исторических его границах. Цель этой политики, продолжал он, подчинить германскому руководству Голландию, Бельгию, Северную Францию, Эльзас и Лотарингию, Люксембург, Швейцарию, Австрию, Чехословакию, часть Югославии и Румынии и прибалтийские страны. Необходимо создать, писал он, «единый блок из ста миллионов немцев» для проведения истинно немецкой политики в Европе.