Так начиналась война, стр. 4

— Захватил, товарищ командующий.

— Ну вот, — оживился Жуков, — поможешь в подготовке доклада.

И Георгий Константинович с увлечением стал излагать свою точку зрения. Все должно строиться на учете реальных возможностей. Успехи немцев на Западе, основанные на массированном применении танковых и моторизованных войск и авиации, заставляют о многом задуматься. У нас, к сожалению, пока нет таких крупных оперативных механизированных объединений. Наши механизированные корпуса находятся еще только в стадии формирования. А война может вспыхнуть в любую минуту. Мы не можем строить свои оперативные планы, исходя из того, что будем иметь через полтора-два года. Надо рассчитывать на те силы, которыми наши приграничные округа располагают сегодня…

— Будем вместе думать, — сказал, завершая разговор, командующий. — Если возникнут вопросы, приходи ко мне без стеснения. Возьми себе помощь любых командиров из оперативного отдела штаба округа. И завтра же приступай к работе.

— Завтра воскресенье… — Ну и что же: воскресенье для нас, а не мы для воскресенья, — отшутился Жуков.

Простившись с командующим, я направился к начальнику штаба округа генерал-лейтенанту Максиму Алексеевичу Пуркаеву. Мне до этого не приходилось встречаться с ним, однако я слышал о нем как о способном и образованном генерале. Он свободно владел немецким и французским языками, только недавно вернулся из Германии, где был военным атташе. Родился Пуркаев в бывшей Симбирской губернии, в семье рабочего, по национальности мордвин, окончил реальное училище. По тому времени для паренька из бедной семьи это было редкое счастье. В 1915 году юношу направили в школу прапорщиков, откуда он вышел офицером и попал прямо на фронт. В дни Октября Максим Алексеевич сразу же примкнул к большевикам, добровольно вступил в Красную Армию, а в 1919 году стал членом партии. В боях против Колчака он командовал полком, был награжден орденом Красного Знамени. Служебная карьера Пуркаева не отличалась резкими взлетами, однако в 1931 году он уже возглавлял штаб Московского военного округа. Сослуживцы считали его суховатым, но уважали за ровность характера и высокую эрудированность. Он по праву считался крупным знатоком штабной работы, особенно хорошо знал службу войск и организационно-мобилизационную работу.

Генерал Пуркаев оказался невысокого роста, но атлетически сложенным, выглядел несколько старше своих лет. Массивная голова с темными, густыми, слегка топорщившимися волосами, широкоскулое мужественное лицо, большие карие глаза, строго устремленные на собеседника сквозь толстые стекла пенсне.

Встретил он меня сухо и сдержанно. Разговор получился сугубо официальным. Когда я представился и доложил о полученном от Жукова задании, Пуркаев позвонил генерал-майору Рубцову, приказал подумать, кого из штабных командиров можно было бы выделить мне в помощь, и незамедлительно обеспечить мне в оперативном отделе необходимые условия для работы.

Вскоре Рубцов уже дружески тискал меня в объятиях, Он сразу же поинтересовался, как я устроился с жильем, распорядился, чтобы мне выделили комнату для работы и выдали постоянный пропуск в штаб округа.

Я без промедления приступил к делу. Большую помощь оказал мне прибывший в округ на стажировку выпускник Академии Генерального штаба бывалый кавалерист подполковник Г. В. Иванов.

Жил я без семьи, работал, как говорится, с подъема до отбоя. Мы с Ивановым довольно быстро справились с заданием. Много трудившийся над докладом командующий остался доволен нашим старанием. В конце сентября Георгий Константинович внес последние поправки и дополнения и, вручив мне материал, распорядился:

— Внимательно проверь еще раз после перепечатки. И готовься к отъезду: через три дня начнется командно-штабное учение в двенадцатой армии. Я хочу побывать там. Поедешь со мной. Представлю тебя командующему армией, а в ходе учения познакомишься со штабом, в котором тебе предстоит работать.

В ШТАБЕ АРМИИ

Штаб 12-й армии разместился в лесу западнее Дрогобыча. Возле большой палатки выстроились командиры управления армии. По лесу разнеслось оглушительное

«Смирно!», и навстречу Жукову, печатая шаг, двинулся стройный генерал, зычным голосом отдал рапорт. Это был командующий армией генерал-лейтенант Филипп Алексеевич Парусиной. Молча протянув ему руку, Георгий Константинович негромко поздоровался с командирами.

— А я вам подкрепление привез, — сказал он Парусинову и указал на меня. — Ваш новый начальник оперативного отдела.

Генерал внимательно оглядел меня с головы до ног.

Мы обменялись молчаливым рукопожатием. Он был выше среднего роста, держался прямо, горделиво откидывая назад красивую голову с густой черной шевелюрой. Во всем его облике чувствовалось какое-то особое изящество. Чистое бледное лицо, тонкие смоляные дуги бровей, нос с небольшой горбинкой, ухоженные черные усики щеточкой… Держался он независимо и подчеркнуто официально.

Мне говорили, что Парусинов обладает острым умом, что он опытный командир, но иногда его подводит недостаточная военно-теоретическая подготовка. В Красной Армии Филипп Алексеевич служит со дня ее основания. Постепенно дорос до должности помощника командира стрелковой дивизии. А в 1938 году началось его стремительное продвижение. И вот он уже командующий армией.

Жуков поинтересовался замыслом учения. Прошли в палатку, где были развешаны карты и схемы. Георгий Константинович сначала слушал командарма не перебивая, а потом выразил неодобрение. Яблоком раздора явился вопрос о количестве танков и артиллерии на участке прорыва.

Проектом Полевого устава 1939 года на каждый километр участка прорыва на направлении главного удара предусматривалось сосредоточение не менее 30–35 орудий и 15–20 танков. Но опыт боевых действий в Испании и на Карельском перешейке показал, что такие плотности уже явно недостаточны, их надо увеличивать по крайней мере вдвое. Парусинов не хотел этого признавать, считал, что новые плотности надуманны и создать их практически невозможно. Наступать он собирался, руководствуясь прежними установками.

Жуков выслушивал возражения своего увлекающегося оппонента с холодной невозмутимостью, а затем легко и убедительно разбивал все его доводы.

— Мы должны учиться воевать с умным и сильным врагом. Одним «ура» его не одолеть.

Командующий округом потребовал создать более высокие плотности артиллерии и танков на участке прорыва. Сделал он и другие существенные замечания по организации учения.

Когда Г. К. Жуков уехал, ко мне подошел генерал Арушанян, начальник штаба армии. Крепко пожав руку. Дружески улыбнулся.

— Пойдемте ко мне, Иван Христофорович. Побеседуем.

С Багратом Исааковичем мы давние знакомые. В двадцатых годах довольно долго я командовал Ленинаканским кавалерийским полком Армянской стрелковой дивизии. Арушанян в то время был начальником полковой школы в 1-м стрелковом полку этой дивизии, стоявшем в Ереване.

Баграт, несмотря на молодость, по достоинству считался одним из самых перспективных командиров.

Рос он быстро. В 1936 году успешно окончил Военную академию имени М. В. Фрунзе, командовал полком. Дивизией, отличился в боях на Карельском перешейке. И вот Арушанян уже начальник штаба армии важнейшего приграничного округа. Это был очень способный, умный человек, и такой стремительный взлет не вскружил ему голову.

В небольшой землянке, куда привел меня генерал, было сыро и неуютно. С потолка падали редкие, крупные капли. Скомкав клочок бумаги, Баграт смахнул им со стола лужицу воды и показал на походный стул:

— Садитесь.

В землянку тихо вошел молоденький подтянутый лейтенант. Видно, только что окончил училище. На смышленом румяном лице написана готовность сорваться с места, чтобы выполнить любой приказ, как бы он ни был труден и опасен.

— Вася, — генерал показал на стол, — сообрази что-нибудь.

Лицо лейтенанта сразу как-то померкло. Он вяло ответил: «Есть!» — и не спеша вышел из землянки.