Ловушка для олигарха, стр. 15

Глава пятая

Передача «Про то самое» в последнее время, учитывая ее растущую, как на дрожжах, популярность, расползалась, как чума, и вот уже выплеснулась за рамки телевидения. На радио «Сто пятьдесят один» раз в три дня им выделяли час в самое удобное время.

Хатаманга — телеведущая передачи «Про то самое» зачитывала блок новостей.

— Фонд помощи лицам с нетрадиционной сексуальной ориентацией «Голубь» признали благотворительной организацией, наделенной таможенными и налоговыми льготами. Это победа здравомыслящих сил. Решение комментирует приглашенный в студию депутат Государственного собрания от фракции «Ананас» Михаиле Родионович Шульман.

— Это часть проекта «Голубые города» по превращению городов в образцовые места социального жития, — затараторил пулеметом депутат.

— Кто своим авторитетом содействовал претворению в жизнь этой полезной акции?

— О, тут много известных людей. Тут и знаменитый производитель парфюмов Алексей Проквашкин. И несравненный ведущий программы «Стриптиз души» Михаил Зубовин. И потрясающий певец Федор Укоров, — депутат просто лучился восторгом по отношению к жизни вообще и к людям, его окружавшим.

— Вопрос немножко не по теме. Какие отношения связывают великую певицу Алину Булычеву, ее мужа Федора Укорова и производителя парфюмов, известного своей нестандартной сексуальной ориентацией Проквашкина. Это не похоже на любовный треугольник?

— Пусть будет стыдно тому, кто распространяет грязные слухи! — возмутился депутат.

— Но все-таки, это реально?

— Что?

— Что распространителям слухов будет стыдно?

— Ax, — вздохнул депутат, в его голосе была скорбь за несовершенство человечества.

— А сейчас по просьбам радиослушателей песня. Из динамиков заблеяли гнусавым голосом старую песню, обработанную группой «Сто пудов»:

— Снятся людям иногда

Голубые города,

У которых названия нет…

Я выключил радио. Посмотрел на часы. Полез в гардероб и начал принаряжаться. Люблю я это дело.

Нацепил на легкую куртку значок с изображением Михаила Зубовина, купленный вчера у торговца фетишами. Одежда яркая, как у попугая. Пригладил волосы. Чуб подклеил крашеный в синеватый цвет. Волосы завел назад, синей лентой обернул голову, такие бывают у исламистов, объявивших газават, только зеленого цвета. Клипсу на ухо надел — колоть ухо не станешь, но и так нормально. Теперь — очки. Круглые, как у кота Базилио, когда он работал под слепого, Сейчас мода такая.

— Мальчик Вася по кличке «Смотрите, люди, я дурак!», — произнес я, глядя на отражение.

Все личины, которые я нацеплял на себя, чтобы стать каким-то Образом, именовались и характеризовались. Это помогало вживаться в образ и доставляло приятные минуты.

«Мальчик Вася», ошалевший от экстази и дискотек и не мечтающий в жизни ни о чем, лишь бы экстази и дискотек было больше, да группа «Кошачий стон» выпустила бы новый альбом. А остальное провались все, гори синим пламенем…

До телецентра я добрался без приключений. Правда, пришлось на время приобрести приличный вид, иначе меня каждый инспектор движения тормозил бы для выяснения, откуда этот крашеный панк взял машину, пусть и такую разбитую.

Приведя себя в прежнее панковое состояние, я посмотрелся в зеркало заднего вида. И остался доволен происшедшей во мне метаморфозой.

Я вынул из бардачка фальшивый паспорт, пригласительный билет на телепередачу «Стриптиз души». И вылез из машины.

Ввинчивалась в голубое небо, похожая на фотонную ракету, телебашня. Я поежился, представив, как эта махина в пламени поднимается и уносится ввысь, на родину тех инопланетян, которые прибыли на ней.

Тьфу, ну и мысли.

Внизу приглашенных на передачу «Стриптиз души» собирал ассистент режиссера. Это не правду пишут, что все сто процентов участвующих в ток-шоу подсадные. Есть и не подсадные, они придают происходящему естественность и некоторый колорит, являя образцы такой искренней дури, которую ни один сценарист не придумает и ни один артист не сыграет. Ну а коль брякнут чего не то, то всегда можно вырезать. Важно, у кого ножницы и кто нарезает кусками действительность, обращая ее в удобную ему форму. Накладки на телевидении бывают только в прямом эфире.

Ассистент режиссера походил на вороватого, шустрого приказчика из купеческой лавки, готового быстро перейти от «чего изволите-с!» до «прочь, барин не велел»… Он быстро, как покупатель лошадей, осматривал пришедших, кивал, забирал паспорта для бюро пропусков. Он поглядел на меня, и я нагло улыбнулся ему. Его сосредоточенное лицо размягчилось, и он улыбнулся мне в ответ.

Потом ассистент посчитал нас по головам, мы неорганизованной толпой преодолели милицейский пост и устремились к лифту. Наверху нас опять посчитали. Притом ассистент все время сбивался со счета, потому что толпа бесформенно растекалась. Потом он выстроил всех в шеренгу, все сошлось. И нас повели к студии.

Перед входом в студию дылда в белом костюме, при синем галстуке, с цепким вниманием профессионального телохранителя рассматривал всех, Я с неудовольствием отметил зрачок видеокамеры, которая бесцеремонно пялилась на меня сверху. Мне не хотелось, чтобы изображение моей морды попало в чьи-то руки. Но никуда не денешься. Все равно мою физиономию увидят миллионы телезрителей, и нужно только надеяться, что изменил я внешность достаточно кардинально.

— Что? — спросил дылда, указывая пальцем-сарделькой на коробку у меня в руках.

— Да вот, — развязно произнес я, вместе с развязностью демонстрируя некую подавленность в мыслях и движениях, которая всегда возникает у людей, когда рядом с ними находятся дылды, которым они по пояс.

Дылда самодовольно усмехнулся, приняв с удовлетворением мое замешательство. Дылдам нравится ощущать это замешательство в других людях так же, как тем другим не нравится ощущать его в себе. Это чаевые дылд за то, что они вынуждены ежедневно таскать лишние семьдесят-восемьдесят килограммов никому не нужного веса.

— Покажи, — приказал он. Я показал содержимое коробки, дылда не нашел там ничего страшного, провел вдоль моего тела циллиндром металлоискателя и утерял ко мне всякий интерес.