Тарантул (худ. А. В. Яркин), стр. 50
Всю дорогу Сысоев ворчал:
— Вот увидишь — они нас запрягут. Они, видишь ли, и Дорогу жизни строили, и фарватер углубляли под бомбами, и вообще герои, а мы — просто так… А виноваты мы, что ли, если нас в Неву загнали? Герои — это не те, что героями родились, а те, которых война научила геройствовать… У нас каждый бы стал героем на месте героя.
Миша не понимал недовольства и обиженного тона машиниста и тем более его теории о героях. Ему было достаточно того, что работа нужна для Ленинграда.
— Вот тоже герои! — сказал Сысоев, указывая на женщин, которые суетились около ручной тележки, тяжело нагруженной какими-то машинными деталями.
Объезжая воронку от снаряда, они с тележкой застряли в развороченном булыжнике и никак не могли выкатить её на ровную дорогу.
Сысоев подошёл к женщинам и по-хозяйски сразу же набросился на них:
— Вылупили глаза, а дороги не видите!.. Дальше надо было объехать… куда смотрели!..
— Ладно, ладно, моряк. Ты лучше помоги, — миролюбиво отозвалась старшая, рукавом ватника вытирая вспотевшее лицо. — У нас силёнок-то не шибко много… приходится экономить…
— Вот и плохо экономите…
Сысоев с сердцем решительно ухватился за колесо и начал командовать:
— А ну, взяли!.. Раз, два, три!.. Ещё раз! — Тележка закачалась, брякнула металлом и выехала на ровное место.
— Ну спасибо, товарищ! Выручил! — зашумели довольные женщины. — Приходи в гости, чаем угостим…
Сысоев сердито зашевелил усами и, молча подтолкнув Мишу, зашагал прочь, не отзываясь на благодарность.
— А я думаю, они на самом деле герои, — сказал Миша. — Работают под снарядами, в голоде, в холоде и не хныкают, а ленинградскую марку держат как надо.
Сысоев покосился на мальчика и неохотно подтвердил:
— Ну и что ж, так оно и есть. В Ленинграде сейчас, конечно, жить не просто; только я говорю, что одни побольше герои, а другие поменьше, Техфлотовцам везёт. Их посылают в такие места, что хочешь не хочешь, а геройствуй!
Впрочем, Сысоев забыл о своём недовольстве, как только они пришли на громадную землечерпалку и попали в бригаду. Ни Миша, ни Сысоев не уронили чести торгового флота и работали на совесть. А задача была трудная. Приходилось работать по пояс в холодной воде. Обстрелом были повреждены железные трубы, проложенные от землечерпалки на городскую водопроводную станцию. Трубы были проложены на случай, если бомбой или снарядом повредит станцию, и тогда должен был начать работать «Волхов», машины которого могли вполне обеспечить город подачей воды.
16. У воров
К Кренделю Миша шёл сосредоточенный, серьёзный. Вспоминался разговор с Иваном Васильевичем и с Бураковым. Мальчик обдумывал всевозможные неожиданности, которые могли случиться, но потом решил, что все предусмотреть невозможно. Главное — не теряться.
Затем он начал было придумывать себе новую биографию, по и здесь верно решил, что ничего придумывать не надо Если придётся говорить о себе, то лучше приводить факты, которые легко проверить. Отец пропал без вести на фронте, мать убита во время бомбёжки, работает и живёт он на судне… Ну, и занимается воровством. Эту-то ложь они проверить не смогут.
По пути к Кренделю Миша решил зайти к Лене, занести ей продукты.
Противогаз заметно оттягивал плечо, — там лежал большой кусок лососины и с килограмм хлеба. Мастерскую Миша нашёл легко. Лишь только он поравнялся с ней, как за окнами услышал стрекотанье швейных машинок.
В прихожей, куда он вошёл, против висевшей на стене стенгазеты под названием «Боевой листок» стояли две женщины. На другой стороне, около вешалки, на скамейке сидела старуха.
— Тебе чего нужно? — спросила старуха.
— Вызовите, пожалуйста, Лену, — попросил Миша, но шум машинок заглушил его слова.
Женщина, читавшая газету, подошла к мальчику и задала тот же вопрос. Миша повторил:
— Мне Лену…
— Какую Лену? У нас их три. Миша смутился. Он не знал фамилии новой знакомой.
— У которой карточки украли, — нашёлся он.
— А-а… Леночку Гаврилову.
Женщина ушла. Миша с волнением ждал. Ему казалось, что он не узнает девочку. Вчера из-за темноты он не мог разглядеть её лица. Интересно, как она отнесётся к его приходу, думал он.
Из глубины прихожей вышла девочка и остановилась. Она была в скромном ситцевом платье, не доходившем до колен. Светлые, слегка вьющиеся волосы были заплетены в две косы и перекинуты на грудь.
— Кто меня звал? — с удивлением спросила она, не узнавая Мишу.
— Это я звал, — сказал Миша прерывающимся от смущения голосом и откашлялся, — Вы меня не узнали, Лена?
Девочка покраснела.
— Миша? Я не думала, что вы придёте, — просто сказала она и пальцами начала крутить колечко локона на своей косе.
Миша сосредоточенно смотрел на это движение, словно за этим и пришёл.
— Пойдёмте в красный уголок, — предложила Лена.
— Нет, я сейчас тороплюсь. Я зашёл на одну минуту.
Он вынул продукты, завёрнутые в газету, и протянул ей.
— Вот. Это вам…
— Нет, нет… — испуганно отступив на шаг, сказала девочка. — Я ни за что не возьму.
— Это мне ничего не стоит, — горячо сказал Миша.
— С какой стати! Нет… нет…
— Ну, тогда я так оставлю…
С этими словами Миша положил свёрток на скамейку и не прощаясь вышел.
В квартире Кренделя все уже собрались, кроме Пашки, и встретили Мишу, как старого знакомого Среди присутствующих была новенькая — Тосина подруга, по имени Нюся. Клички она не имела, хотя Брюнет звал её Ню. Завитая, накрашенная, вертлявая, худенькая девчонка строила из себя взрослую. С первой фразы Миша возненавидел её.
— А вы, Миша, интересный…
— Какой есть, — буркнул мальчик, поздоровавшись. На столе стояла наполовину выпитая бутылка водки, а мать Кренделя на кухне жарила лепёшки.
— Мы гуляем, Миша, — преувеличенно пьяным голосом сказал атаман. — По случаю случившегося случая… Деньги у тебя есть?
— Если надо будет, найдём.
— Ну, значит, сегодня сыграем.
— Он очень деньги любит. Деньги — его страсть, — сказала Нюся и расхохоталась.
— А кто деньги не любит? — спросил Брюнет. — Поднимите руки, кто деньги не любит. За деньги мы на все пойдём. Так я говорю, Чинарик?
— Так, так… Ты не ломайся, Жора. Выпил на копейку, а захмелел на рубль.
— А ты согласен со мной? — обратился Брюнет к Мише.
— Согласен, — сказал Миша.
— Правильно… Таких я люблю. Погоди, мы ещё с тобой дел наделаем…
— Миша, а водку вы пьёте? — кокетливо спросила Нюся.
— Нет.
— Неужели? Какой же вы мужчина?
— А кто вам сказал, что я мужчина? Я такой же мужчина, как вы женщина… Полметра ещё не доросли.
Раздался смех. Нюся обиделась, но ненадолго. — А за девочками вы ухаживаете?
— А чего за ними ухаживать, если они здоровые…
Нюся повернула этот ответ по-своему.
— А если они заболеют?.. Влюбится какая-нибудь в вас и заболеет? Тогда будете ухаживать?
— Обязательно буду. Вызову «Скорую помощь» и отвезу в сумасшедший дом, — сухо ответил Миша.
Снова раздался хохот, но теперь Нюся не обиделась, а когда установилась тишина, сказала:
— Значит, в вас только сумасшедшие могут влюбиться?
— Конечно.
— Значит, я начинаю сходить с ума… Ах! Ах! Я сейчас всем глаза выцарапаю!..
— Брось, Ню… — остановил её кривлянье атаман. — Хочешь, я тебе лекарства налью стопочку?
— Вместе со всеми, Принесли лепёшки, и компания принялась закусывать.
— Мне не нужно, — отстранил Миша руку Кренделя с тарелкой. — Я только что обедал.
— Где?
— В столовой.
— Как хочешь. Нам больше останется. Пока ели, Миша думал о том, как удобнее предложить Брюнету часы, но это получилось само собой.
— Кто знает, сколько сейчас времени? — спросила Тося, видимо куда-то собиравшаяся.
Миша и Брюнет одновременно вытащили часы.
— На моих без четверти девять, — сказал Брюнет.
— Отстают. Ровно девять.