Тарантул (илл. Н. Кочергина), стр. 23

— Ну вот мы и живы с тобой, — сказал майор, вздохнув с облегчением.

— Хорошие часики! — простодушно заметил сержант.

— Да. Эти часики мы потом подарим тебе, мой дорогой, на память. Не найди ты их сейчас… Вот видишь этот шпенек… Он стоит на пяти. Значит, в пять часов этот домик со всеми потрохами должен был взлететь на воздух.

— Бомба, товарищ майор? — шепотом спросил сержант.

— Да. Двадцать минут нас отделяло от того света… Майор вдруг замолчал, невидящими глазами глядя в лицо сержанта. Замятин смутился, вытер нос рукавом.

— Замазался, наверно, я, товарищ майор…

Майор, казалось, не слышал его слов.

— Так. Сейчас без двадцати минут пять, — как бы очнувшись, сказал майор своим обычным тоном, взглянув на часы. — Времени у нас хватит. Товарищ Замятин, никому ни слова об адской машине. Сейчас вы возьмете двух бойцов и приведете сюда арестованного, однорукого инвалида. Видели его?

— Как же. До сих пор бок саднит, как он лягнул, когда мы навалились.

— Приведете сюда, а сами встанете у дверей снаружи. Я его допрошу. Здесь допрошу. Понятно вам?

— Понятно.

— С арестованным ни одного слова. Давайте быстро.

Когда они поднялись наверх и сержант, приказав двум бойцам следовать за собой, вышел из дома, майор прибрал на столе, достал из буфета хлеб, масло, открыл захваченную из подпола банку с маринованными грибами и приготовился встретить гостя.

21. Пять часов

Поимка шпиона совсем не означала, что он немедленно сознается в своих преступлениях. Майор и не рассчитывал на это. Наоборот, он готовился к напряженной психологической борьбе. Теперь у него в голове сложился новый план, настолько увлекательный, что стоило попробовать.

Шпион уверенно вошел в комнату и насмешливо уставился на майора.

— Товарищ майор, по вашему приказанию… — начал докладывать сержант.

— Хорошо. Оставьте нас вдвоем.

Сержант откозырял, сделал знак конвоирам и вышел вместе с ними.

— Садитесь, Петр Иванович, — любезно предложил майор, указывая на стул.

— Почему вы нас не отправляете?

— Скоро отправлю. Вызвал санитарную машину за ранеными. Ваш друг неважно себя чувствует. Садитесь, поговорим. Время у нас есть.

— А сколько сейчас времени?

— Без четверти пять, — сказал майор, взглянув на свои часы.

Однорукий сердито посмотрел на вещи, в беспорядке разбросанные кругом, и криво усмехнулся.

— Что вам дал обыск? Нашли что-нибудь?

— Я и не рассчитывал что-нибудь найти у такого практика… Да вы присядьте.

Однорукий неохотно сел на предложенный ему стул.

— Хотите поесть? Я вас рано поднял, — наверно, и позавтракать не успели.

— Зачем вы привели меня сюда?

— Имею несколько вопросов.

— Я не буду отвечать здесь. Везите, куда следует, там и поговорим.

— Это само собой, но мне, знаете ли, очень хотелось познакомиться с вами скорей. Много о вас я слышал. Человек вы умный, сами понимаете, что карта ваша бита, так я рассчитываю на вашу полную откровенность.

— Нет. Отправляйте в тюрьму, а там будет видно.

— Чего вы так в тюрьму торопитесь? Успеете.

Шпион посмотрел на него долгим холодным взглядом, видимо рассчитывая минуты.

«Что, если он скажет об адской машине?» — мелькнуло в голове майора.

— А у вас, я вижу, кошки на сердце скребут, — злорадно сказал он и усмехнулся.

— Почему кошки?

— Трусите. И пальцы дрожат… Да, спета ваша песенка, Петр Иванович.

Эти слова и тон, каким они были сказаны, больно хлестнули по самолюбию шпиона. Он откинулся на спинку стула и высокомерно взглянул на майора.

— Вы хотите от меня откровенности? Пожалуйста. Скажу откровенно, что вы глупы, как пробка.

Майор расхохотался.

— Неужели я таким выгляжу? Раньше мне говорили другое… Но все-таки как же это случилось, что я вас поймал? Вы умны, а я глуп, и вдруг…

— Что ж, повезло вам.

— Ах, вот в чем дело!

— Да, но только ненадолго.

— Неужели рассчитываете убежать?

— Эх… убежать! — сказал шпион.

Он сжал руку в кулак так, что захрустели суставы, и этим немного успокоил себя.

— Трусите, трусите, — со смехом сказал опять майор. — Я вашу натуру немного знаю. «Молодец против овец»… Слышали такую пословицу?

Не стоило больше дразнить его. Однорукий засунул руку в карман и слегка покачивался на стуле. Он не слушал майора. О чем он думал? Что за борьба происходила в его душе? Угадать было трудно.

Драгоценные минуты уходили бесполезно. Майор уже решил, что все потеряно, план его провалился, как вдруг инвалид вздрогнул и, подняв мутные глаза, хрипло спросил:

— Что вы хотите от меня?

— Система вашей работы — раз, ваши соучастники — два, ваши задания, кроме ракет, — три… Ну, и пока хватит.

— Сколько времени?

— Без восьми минут пять часов.

— Уже без восьми… — откашлявшись, горько заговорил шпион. — Самое неумолимое в жизни — это время. — Он неожиданно встал и запел: — «Что час, то короче к могиле наш путь…» Такая песня была в дни моей молодости, — пояснил он. — Теперь только я понял эти слова. Нет. Я не боюсь смерти… Я знал, куда иду и зачем иду. Обидно только то, что плоды будут пожинать другие. Не завтра — послезавтра Ленинград падет, и в этом есть и моя заслуга. Я ждал этой минуты давно. Я готовился к ней…

— Выпейте воды.

Однорукий вытер пену, выступившую у него на губах, выпил залпом предложенную воду и безумными глазами посмотрел на майора. Лицо его было бледно, и верхняя губа чуть подергивалась.

— Сколько времени?.. А впрочем, не надо… не говорите… Вы справедливо сказали, — моя карта бита… Да, бита, только не вами. У вас еще нос не дорос, чтобы меня обвести вокруг пальца. И сейчас вы это узнаете. Да, да… сейчас… скоро…

— Ближе к делу, — сухо заметил майор.

— Ближе к делу? Извольте… Я вам скажу. Все, все… Но предупреждаю, что вы не воспользуетесь этими показаниями. Не понимаете? Не верите мне? А я говорю правду, сущую правду. Этого вы ведь и хотели от меня? Так вот: в нашей игре мы оба проиграли. Итак, — система? Моя система — это круги. Я прибыл в Ленинград и окружаю себя людьми: Семен, эти немцы — хозяева дома…

— Воронов с племянником, — подсказал майор. — Ага… Вы уже пронюхали? Да, Воронов.

— А еще?

— Записывайте, гражданин следователь. Фрост из Электротока, Шварцер из Петрорайгужа, — начал он торопливо перечислять фамилии предателей, давая им хлесткие циничные характеристики, указывая адреса и приметы.

— Записывайте. Это мой круг. Эти люди общаются со мной и больше никого не знают. Друг с другом они почти не знакомы. Кроме меня, есть в Ленинграде другие круги, в центре их — другие люди, но я о них ничего не знаю.

— Кто же руководит вами?

— Его здесь нет. Он за линией фронта и приедет сюда вместе с германской армией.

— Каким путем вас снабжают?

— Самолетом.

— Где сбрасывают груз?

— На Всеволожской, на совхозном поле.

— Есть определенный день?

— Мы вызываем самолет по радио.

— Где находится приемник?

— У Семена на чердаке. Там же спрятаны боеприпасы. Пишите скорей… Что вы еще хотите знать? Что я задушил свою собственную дочь… Что я пытал ваших людей…

— Об этом — в другой раз. Кроме ракет «зеленые цепочки», какие у вас еще были задания?

— Откуда вы знаете о «зеленых цепочках»?

— Отвечайте.

— Да, были… Литейный мост мы взорвем в день штурма и отрежем отход… Мы собираем военные сведения и по радио передаем в штаб разведки. Составляем списки… Вам хочется иметь шифр? Да? Он у Шварцера, о котором я говорил, спрятан в несгораемом шкафу вместе с советскими документами. Мы уже начинаем путать свое с вашим… Скоро все будет наше.

— Почему вы убили вашего сообщника у Сиверской?

— Это вам тоже известно?.. Извольте, скажу. Ненадежен. Завербован был глупо и только под давлением страха согласился работать на нас. Я боялся, что в Ленинграде он передумает, зайдет к вам и продаст.