Евпатий Коловрат, стр. 2

На выезде из большого леса, когда слышен стал стал лай псов на Рязани, полк Константина встретил ополоница.

Заслышав голос сотника, всадники осадили коней. Многие из них сошли с седел на землю.

Константин спросил ополоницу:

— С тобой ли головы князей-ослушников?

Вместо ответа Ополоница ударил Константина шестопером. Не успел сраженный князь упасть на землю, как весь полк был оцеплен. Опешившие воины Константина перемешались, попытались было взяться на мечи, но не сумели выстоять под напором и один за другим перешли на сторону победителей.

Наутро Глеб, ведя за собой половецких наемников, подступил к стенам Рязани.

Бой длился почти весь день. Видя малую силу осаждавших, рязанцы раскрыли ворота и вступили с половцами врукопашную. Половцы дрогнули и побежали. Победа рязанцев была полной. Среди мертвых Глеба не нашли. Много дней спустя прибежал в город толмач 2 и сказал, что князь-убийца утек вслед за половецкой ордой на Дон.

Константина же верные слуги увезли в Киев, и оправившись от раны зломысленной князь много лет бесславно воевал против Даниила, князя Галицкого.

КНЯЖОЙ ПЕСТУН

С того времени Ополоница сделался самым ближним человеком князю Юрию.

Одногодки, оба лихие наездники, князь и Ополоница почти не расставались: вместе рыскали по степям, где паслись отбитые у кочевников табуны коней, спали под одним плащом и пополам делили хлеб из дорожной кисы 3.

В долгих беседах Юрий познал тонкий ум воина. Он любил рассказы Ополоницы о его скитаниях в Черниговской и Северской землях. Родом Ополоница был из Коломны. Оставшись сиротой, он ушел с паломниками в Киев и несколько лет жил в Лавре на послухе. Там он научился разбирать по столбцам грамоту и от древних монахов, ведущих летопись, прознал об эллинской премудрости и о философах Рима. Однако монастырская тишина скоро детине наскучила. Взял он у старцев благословенье и ушел в войско князя Черниговского. Оттуда его переманил к себе рязанский Глеб, умный и пытливый князь, помышлявший о главенстве над Русской землей.

Не один раз спрашивал Юрий Ополоницу:

— Почто отшатнулся ты от Глеба? Ради чего обрекал свою голову мечу?

Ополоница отмалчивался. Но один раз он оторвал взгляд от ременной узды, что чинил, держа в коленях, и прямо посмотрел в глаза Юрию:

— Беды не хотел для Руси. Сядь Глеб на Рязани — быть бы братоубийственному разорению.

— Но о себе-то ты как мыслил?

— Воин думает не о себе, а о победе, князь. Мне смерть не страшна…

Жил Ополоница за деревянной церковью, над самой кручей горы, что спадала к задумчивой речке Серебрянке. Перед крыльцом его узорчатого крыльца густо росли кусты смородины и дикого малинника, а среди кустов стояло несколько пчелиных колод.

Заходил иногда князь Юрий и просиживал допоздна, угощаясь наливками и хмельной брагой.

И вот однажды, сидя против Ополоницы за дубовым столом, сказал Юрий воину:

— Со смертью брата Ингваря великое бремя легло на мои плечи. Рязань — княжество не малое. Сына готовить на княженье надо, а кому доверишь это? Няньки и мамки ослабят у мальчонки душу, время же наше требует от князя силы духа и ратной доблести.

Ополоница поднял на князя свои задумчивые серые глаза.

Князь отнял из ковша, стер с усов бражную пену и вдруг положил свою маленькую сильную руку на плечо воину и сказал:

— Возьми сына моего на уход и выучку, Ополоница. Тебе только могу я препоручить моего первенца.

Воин встал и тяжело прошелся по горенке. Под его шагами заныли рубленые половицы. Князь провожал его ожидающим взглядом.

Наконец Ополоница остановился перед Юрием и тихо выговорил:

— Великую честь оказываешь ты мне, княже, но и не малый будет с меня спрос…

— Возьми моего Федора! — еще раз попросил князь.

— Возьму, Юрий Игоревич. Только дай ты мне полную в его науке свободу. Как сына стану жалеть я княжича, но трудным искусом придет он к своей зрелости и ко княжению. Будет он воин, людям своим судья и защитник, княжеству рязанскому мудрый устроитель.

— Будь по-твоему! — И князь обнял воина.

Было это незадолго до весеннего праздника Ярилы. Княжичу Федору исполнилось в ту зиму двенадцать лет. Это не погодам рослый, но тонкий в кости, светловолосый и голубоглазый юноша. Федор играл с дворовыми ребятишками в писанки. Пунцовые, лазоревые, изумрудные и золотые яйца катались по тонким дощечкам и то откатывались по луговинке в сторону, то наскакивали на чужие яйца, сталкивались, и тогда — чья взяла: либо бита, либо цела.

Федор проигрывал уже второй карман писанок, когда его покликал с крыльца терема отрок:

— Князь-батюшка зовет к себе в горницу, княжич!

Федор вытер пыльные ладони о полы камчатого кафтанчика, поправил сбившуюся на потный лоб шапочку и побежал к крыльцу. Он был напуган нечаянным зовом. Его редко допускали в большую горницу, и теперь он подумал, что батюшка недоволен им и строго накажет.

Но лицо Юрия было благодушно. Не поднимаясь с низкой резной скамьи, он поманил к себе сына, взял его за плечи и поставил перед собой.

— Полно быть тебе с мамками, Федя. Ты уж большой стал. Отныне перейдешь жить к воинам и отрокам, и вот тебе наставник и пестун.

Юрий повернул голову. Федор посмотрел туда же и увидел отделившегося от изразцового угла печки Ополоницу. Тот поклонился Федору, не сводя с него веселых серых глаз.

— Во всем слушайся его, Федя, как слушался бы меня. И почитай паче всех. — И князь слегка подтолкнул Федора в сторону Ополоницы.

Воин взял княжича за руку, а другой рукой, шершавой и теплой, погладил его спутанные и влажные волосы:

— Мы сдружимся, княже. Неволить Федора я не стану.

Отстегнув от пояса нож и малиновой кожи ножнах и с большим зеленым камнем на костяной рукояти, воин протянул его Федору.

— Взял я этот нож в бою на Мокше. Лучше этого ножа ничего не было у мордовского царька. Прими, княжич!

Федор вопросительно посмотрел на отца и, видя, что тот улыбается в усы, повернулся к воину и принял от него нож и прицепил его на свой тонкий поясок:

— Когда я вырасту большой, я убью в бою половца, отниму у него нож и тем ножом отдарю тебя…

Юрий, довольный, рассмеялся, а Ополоница склонился и поцеловал Федора в лоб. От мягкой и долгой бороды воина пахло конем и бражным настоем.

Они вышли на крыльцо.

В садах и около дворов нежной зеленью распускались березки. Из-за резных коньков на крыше вспархивали выпущенные кем-то белые голуби. Трепеща крыльями, голуби плавно кружились, перевертывались в воздухе, потом круто устремлялись ввысь и исчезали в лазури.

Стоя на высоком крыльце, Федор огляделся вокруг, и ему показалось, что и нарядные терема, и дымчатые от молодой зелени сады, и высокие верхи башен на городских сиенах — все звенело и плыло мимо него куда-то вместе с легкими облаками.

— Куда мы пойдем теперь? — спросил он Ополоницу.

— Куда тебя тянет, туда и пойдем, княжич, — ответил тот. — Хочешь — к хороводам на городской вал, а то можно и на Княжий Луг.

— Пойдем на Луг, на Ярилу, — попросил Федор.

И, гордый близостью известного на Рязани воина и ближнего князю боярина, Федор прошел сквозь толпу своих недавних товарищей, продолжавших катать писанки. Ребята с завистью посмотрели на нож, висевший на поясе Федора. В их глазах он впервые предстал княжичем, и они почтительно уступили ему дорогу.