Гастарбайтер, стр. 6
– Сань, ты чего, сто массажёров сдал, такой довольный ходишь? – поинтересовался я у него. Особой живостью ума стокилограммовый Саша не отличался, ибо служил в десантуре, а эта когорта граждан общеизвестно и заслуженно славится некоторой дубоватостью. Кстати, у него и фамилия была говорящая – Лопушанский. Зато он был хитрый и хапужистый, как всякий нормальный хохол. Поэтому блеск в его глазах меня заинтриговал.
– Жень, ты домой погоди пока уходить, у меня к тебе разговор будет, за бабло, – и Хохол, сосредоточенно засопев, начал просовывать в окошко склада оставшийся товар.
Мы сидели в каком-то красивом кафе на Пятницкой, вкушали ледяную водку и закусывали языком с грибами. Одеты мы уже были в самое лучшее барахло с Черкизовского рынка, на нас были костюмы, галстуки и белоснежные рубашки, тщательно начищенные ботинки наши отливали сиянием, а в гардеробе висели наши роскошные, аж стодолларовые пальто, моё светло-серое и хохловское цвета горчичного зерна… Щёголи! Хохол тянул время, испытующе поглядывая на меня, и возбуждённо потирал руки.
– Жень, такое дело… Ты на «Севастопольской» ещё не работал?
– Да нет. Мне и центра пока хватает, лениво от офиса далеко уезжать.
– А вот я сегодня там поработал… Ты о гостинице «Севастополь» чего-нибудь слыхал?
– Да нет. А что такое? Что, расторговался там хорошо?
– Та не в этом дело. Жень, тебе не надоело ещё в офисе нашем работать? – хохол, приподняв бровь, исподлобья покосился на меня и нервно подцепил на вилку грибок.
– Ха! Ты, кажется, перегрелся, друг. Расслабься, водчонки вон хлопни. Несёшь пургу какую-то… Как мне могут надоесть такие бабки, да ещё и ежедневно? А тебе надоело, что ль?
– Та ни. Слухай, Жень. Только пообещай, что никому в офисе ни гугу, а то меня уволят на хер сразу, да и тебя заодно.
– Хохол, не тяни. Рассказывай давай. Сам же знаешь прекрасно, что я ничего никому не расскажу. Если тебя уволят, мне в кайф, что ли, с овощами этими работать будет? Давай вот вздрогнем ещё по пятьдесят, и продолжай.
Мы чокнулись, выпили. Хохол шумно втянул воздух, закусил грибочком, поморщился и затряс головой. «Это нервное, – подумал я. – Хохол водку пьёт, как компот, литрами и не морщится, а тут с полусотни граммов разобрало».
– Короче, слухай. Работал я сегодня на «Севастопольской» и зашёл в эту самую гостиницу. А она вообще не гостиница ни хера, а такой просто шестнадцатиэтажный оптовый рынок, и вместо номеров там – магазинчики. И вот брожу я по этажам, разглядываю всё подряд, и тут вижу… знаешь шо? Наши массажёры!
– Ну, и хер ли, – протянул я разочарованно и налил ещё водки. Я думал, он дело какое скажет, а тут – массажёры. Эка невидаль. Ими вон пол-Москвы завалено.
– Жень, та ты не гони биса, дослухай! Знаешь, почём они там стоят оптом? – тут Хохол снизил голос, оглянулся и прошипел мне в самое ухо: – Пять! Тысяч! Рублей! И уже даже в комплекте с батарейками!
Вилка с насаженным грибочком застыла у меня на полдороге, как и поднесённая уже ко рту рюмка. Перед моими глазами вмиг пронеслись тысячи уже проданных пластиковых ерундовин и разница в пятнашку за каждый. Наверное, Хохол в той гостинице тоже испытал похожие чувства, потому что заухмылялся во весь рот и терпеливо ждал, когда у меня пройдёт оторопь.
– Въехал, шо я имею в виду? – мы чокнулись, выпили.
– Ну… вроде да. Это ж по-любому выгоднее самому там затовариваться, чем на офис работать.
– Тю! Не, ни хера ты не въехал. А ещё азером называешься! Ты ж по природе своей должен просекать такие вещи, як борзая утку! – Хохол заговорщически наклонился ко мне и сказал: – На хера нам самим-то по улицам таскаться? Офис свой откроем, сечёшь?
– Эге… – только и смог выдавить я. Вот это масштаб! Свой офис! В Москве! Ну и Хохол! Настоящий хохол.
– Тю! А шо тут такого? Я вже всё вызнал, и почём офис снять, и почём объяву в газету дать, и почём рожь на болоте. За аренду офиса семь штук зелени за два месяца сразу занесём, да на товар штуки две хватит для начала с головой, да на газетную объяву три копейки. А там народ сразу пойдёт, обучим пацанов работе сами – хто ж их лучше нас научит-то? И всё, мы бизнесмены! Понял теперь? – и Хохол, перекрестившись, закинул в глотку ещё одну рюмку водки.
– Слышь, Сань, а крыша? Документы там всякие, лицензии?
– Тю, та ты совсем як ребёнок ещё, – заржал Хохол. – Самая гарная лицензия – это баксы! А крыша… ну, чего ж, были бы баксы, а крыша сама подтянется. Ну, давай ещё тяпнем по соточке, Женек. Всё у нас с тобой ещё впереди.
В этот вечер я впервые в жизни напился до бесчувствия, а в офисе нас, естественно, больше не увидели уже никогда.
Ирочка
Тысяч шесть у нас было. Недостающую трёшку мы настригли буквально за несколько дней. Покупая в «Севастополе» те же массажеры по пятёрке, мы впаривали их уже в десять раз дороже, по пятьдесят неденоминированных тысяч, а не по тридцать, как раньше – очень нужны были деньги, а по полтиннику их покупали не меньше. Ведь мы с Хохлом были лучшими даже в офисе, работая на дядю. А в предвкушении своего дела и реальных денег мы просто рыли асфальт, и ничто не могло нас остановить. Вставали мы в шесть утра и целыми днями утюжили районы столицы со здоровенными клетчатыми сумками на плечах. Зато буквально через две недели мы уже заказывали в новый офис мебель, а наши объявления в газетах для соискателей работы были проплачены надолго вперёд.
Мы жили в Москве уже четвёртый месяц.
Офис сняли дорогущий, свежеотремонтированный цоколь на Краснопролетарской улице, ближе к станции метро «Новослободская». Ребята по объявлению нам тоже попадались в основном толковые, такие же приезжие, как и мы сами, молодые, полные энергии и энтузиазма. Через месяц мы с Хохлом уже забыли, что такое «поле», и ограничивались с утра лишь выдачей товара, а вечером – приёмом наличных. Целыми днями, когда не нужно было ехать на оптовую закупку товара, я читал в офисе книги, а Хохол разгадывал примитивные кроссворды в каких-то грошовых газетёнках и изредка затаскивал на склад нашу секретаршу, которую сам где-то и откопал – какая-то примитивная хуторская хохлушка, которую не интересовало ничто в мире, кроме как пожрать, выпить и потрахаться. Я даже не помню, как её звали. Что и говорить – нас с Хохлом объединял только бизнес, потому что во всём остальном вкусы и предпочтения у нас с ним были диаметрально противоположными. Жили мы пока на старых местах – я в Развилке, а он где-то на Петровско-Разумовской, а все заработанные деньги мы беспрестанно вкладывали в товар, оставляя себе лишь необходимый для нормального существования минимум. Единственное только, что снимал я у бабки уже не матрац в углу, а целую отдельную комнату.
Так прошло лето. Первое лето в Москве.
С Иришкой Казаковой я познакомился, конечно же, случайно. Вечер выдался холодный, ветреный и сырой, я остановил такси на той самой остановке в Развилке – понятно, что общественным транспортом я пользоваться давно перестал – и в ту же минуту к остановке подъехал автобус, пришедший от «Домодедовской». Я уже шагал в сторону дома, и вдруг случайно обернулся, как раз в тот момент, когда она выпорхнула из недр скрежещущего ликино-дулёвского реликта. Я не разглядел даже её лица – оно было закутано от ветра в легчайший шарфик – я увидел только её глаза. Огромные, выразительные, зелёные глаза. Самые красивые в мире.
Ноги у меня стали ватными, и что-то толкнуло под ложечку. Честное слово, я действительно увидел только её глаза! И с этой минуты я навсегда поверил в любовь с первого взгляда. Потому что по-другому это рассматривать бессмысленно: я никогда не испытывал к своей персоне недостатка внимания противоположного пола, вечно озабоченным болваном тоже не являюсь, и эта встреча – лишнее подверждение мимолётного каприза фортуны, вдруг решившей за какие-то неведомые заслуги ниспослать мне такое божество. Я влюбился в Ирку мгновенно и слепо, безусловно и бесповоротно и понял, что если упущу этот момент, то никогда в жизни себе этого не прошу. И поэтому обручальное кольцо, замеченное мной на её безымянном пальце, чуть не лишило меня присутствия духа. Включив всё возможное обаяние, я напросился проводить её до подъезда. Просто проводить до подъезда… ну, пожалуйста! Она жила на последнем этаже соседней шестнадцатиэтажной свечки, и окна её, как оказалось, были расположены так, что я мог их видеть с балкона своей квартиры.