Завтра, стр. 18

— Надевай пальто, мышка, мы уходим!

Мэтью положил на стол три двадцатки и, не дожидаясь сдачи, ушел, держа за руку Эмили.

— Эйприл! У меня возникло срочное дело! Ты можешь дать мне свою машину и оставить у себя Эмили на час или два?!

Мэтью с Эмили на руках влетел в галерею своей соседки. Стены выставочного зала были увешаны эротическими японскими эстампами и скоромными фотографиями из злачных мест, снятыми в начале двадцатого века. Середину занимали африканские скульптуры в полном естестве, витрина с мешочками для пениса и творения современных скульпторов фаллической направленности. И хотя художественную галерею не сравнишь с секс-шопом, но все же вряд ли она была подходящим местом для игры малых детей и невинных душ.

Мэтью бегом пробежал через зал и вручил девочку Эйприл, сидящей в своем маленьком кабинете.

— Ты будешь умницей и подождешь меня здесь. Я скоро вернусь, — напутствовал он дочку.

— Нет! Я хочу домой!

Мэтью вытащил из рюкзака планшет и предложил:

— Хочешь посмотреть мультик? «Коты-аристократы»? «Лис и Пес»?

— Нет, это неинтересно! Я хочу «Игру престолов»!

— И не мечтай! Там полно жестокостей. Это сериал не для маленьких девочек.

Эмили опустила голову и, похоже, собралась разреветься. Мэтью принялся массировать себе виски. У него самого голова разболелась, а малышка, вдоль и поперек исходив магазин игрушек, конечно, от усталости перевозбудилась. Конечно, ей нужно отдохнуть, полежать спокойно в постельке, а не смотреть взрослый сериал в порногалерее.

Эйприл пришла на помощь Мэтью.

— Думаю, самое разумное, что мы можем сделать, — вернуться домой. Мы с Эмили сейчас же отчаливаем.

— Спасибо тебе, Эйприл! Я обернусь за час, максимум — за полтора.

— А что за срочное дело?

— Вернусь и все расскажу! Обещаю!

— Имей в виду, что ты грабишь мою кассу, — сказала Эйприл, бросая Мэтью ключ от машины.

Мэтью без труда нашел «Камаро» — тот был припаркован под большими деревьями на Коммонвелс-авеню. Можно было подумать, что философ спешит на работу, потому что, выехав из Бэк Бея, он направился на другой берег реки по мосту Массачусетс-авеню и дальше поехал в сторону Кембриджа. Но Мэтью промчался мимо университета, обогнул озеро Фреш Понд и рванул дальше в сторону Белмонта. Он спешил: необходимо было повидать того, кто продал ему ноутбук. Адрес клиента Эйприл остался в навигаторе, так что он без труда отыскал жилой квартал, а потом и улицу с симпатичными особнячками. На этот раз Мэтью остановился прямо перед двухэтажным коттеджем, обшитым досками, с крышей, похожей на церковную. У ворот Мэтью остановил глухим рычаньем песочного цвета шарпей, на которого он обратил внимание еще в первый раз, в день распродажи. Спрятавшийся в складчатую шкуру, словно в слишком просторную шубу, пес бдительно и сердито нес сторожевую службу.

— Хлодвиг! Ко мне! — позвал пса хозяин, появившийся на пороге.

Молодой человек шел по лужайке к Мэтью, который стоял, уставившись на табличку перед звонком: Ловенстайн.

— Что угодно?

Да, тот самый молодой человек, который продал ему подержанный ноутбук. Суровое выражение лица, квадратные очки, костюм гробовщика.

— Добрый день, мистер Ловенстайн, не могли бы вы уделить мне несколько минут?

— По какому поводу?

— Два дня тому назад на распродаже я купил у вас ноутбук и…

— Да, я узнал вас. Но я не даю комментариев и не оказываю никаких дополнительных услуг по поводу проданных вещей.

— Дело совсем не в этом. Я хотел бы задать вам несколько вопросов. Можно мне войти?

— Нет. Что за вопросы?

— Вы сказали, что компьютер принадлежал вашей сестре, я не ошибся?

— Угу, — последовал лаконичный ответ.

Но он не обескуражил Мэтью. Гость достал из кармана фотографии, которые он успел распечатать с компьютера, собираясь в Нью-Йорк.

— Молодая женщина на фотографиях — это ваша сестра?

— Да, это Эмма. Откуда у вас эти фотографии?

— Они остались на диске компьютера. Если хотите, я перешлю вам их по электронной почте.

Молодой человек отрицательно покачал головой.

— Могу я узнать, где сейчас находится Эмма? — задал свой следующий вопрос Мэтью. — Я бы очень хотел с ней поговорить.

— Хотели бы поговорить? Очень?

— Да. Это сугубо личный разговор и очень важный.

— Можете не пытаться. Не сомневаюсь, что Эмма вам не ответит.

— Почему же?

— Потому что она умерла.

8

Пробуждение к жизни

— С подросткового возраста у сестры… а она была лунатиком, обнаружилась склонность к меланхолии… У нее был темперамент, который я назвал бы циклотемичным. [24]

Дэниэл Ловенстайн говорил сдержанно и чопорно. Он все-таки уступил напору Мэтью, согласился впустить его в дом и рассказать историю Эммы.

— Ее душевное состояние никогда не отличалось уравновешенностью, — продолжал Ловенстайн. — Иногда она была самой счастливой в мире молодой женщиной, переполненной энтузиазма и планов на будущее, а буквально на следующий день видела все в черном цвете и не находила смысла ни в чем. Со временем периоды эйфории стали чаще сменяться черной меланхолией. В последние годы для меня стало очевидным, что перемены настроения привели к изменению личности. На протяжении долгих месяцев она могла быть в прекрасном состоянии, но потом следовал срыв, и всякий раз он был более серьезным, чем предыдущий.

Он замолчал, поднес к губам чашку с чаем и отпил глоток. Мужчины сидели друг напротив друга, утонув в глубоких креслах. В холодной унылой комнате, погруженной в сумрак, словно бы витал призрак Эммы Ловенстайн.

— Больше всего выбивали ее из колеи сердечные отношения, — с горечью признался ее брат. — Эмму легко воспламенял определенный тип мужчин, и ее разочарование раз от разу становилось все горше. С годами чего мы только не перевидали: приступы истерии, попытки самоубийства, скарификация, [25] больницы… Официально ей никогда не ставили диагноз, но для меня не составляло сомнений, что ей можно его поставить…

Чем отчетливее становилась ситуация с Эммой, тем хуже чувствовал себя Мэтью. Недоброжелательство брата можно было чуть ли не пощупать. Но много ли правды было в его рассказе? Ловенстайн делился своими далеко идущими предположениями, но врачи, как понял Мэтью, их так и не подтвердили.

Дэниэл наклонился и взял с низкого столика фотографии.

— Три месяца тому назад, летом, она возобновила отношения с одним из своих бывших любовников. Вот он на снимке, — уточнил он, показывая на мужчину рядом с Эммой. — Его зовут Франсуа. Франсуа Жиро, наследник одного из владельцев виноградников под Бордо. Он причинил Эмме очень много горя. Но она ему снова поверила. Поверила, что на этот раз он расстанется со своей женой. Разумеется, этого не произошло, и она снова прибегла к крайнему средству, но на этот раз попытка удалась и…

В разговор внезапно вмешался лаем шарпей.

— Это собака Эммы, не правда ли? — осенило вдруг Мэтью.

— Да, Хлодвиг ее собака. Она была к нему очень привязана. По ее словам, «он единственный, кто ее не предавал».

Мэтью вспомнил, что Эмма написала ему то же самое о своей собаке в одном из посланий, которыми они обменялись…

— Мне очень не хочется возвращать вас к горьким воспоминаниям, мистер Ловенстайн, но я все-таки спрошу: как умерла Эмма?

— Она бросилась под поезд в Уайт-Плейнсе 15 августа этого года. Без сомнения, наглотавшись всяких лекарств. Каких только пилюль не валялось у нее в квартире! И снотворные, и транквилизаторы, и прочая дрянь…

Подавленный наплывом тяжелых воспоминаний, Ловенстайн поднялся с кресла, давая понять, что разговор окончен.