Фавориты удачи, стр. 21

– Что случилось, почему ты здесь? – удивленно спросил ее Хохлов.

– Меня вызывают, – растерянно объяснила Татьяна.

– Кто?

– Капитан.

– Но ведь его нет в Каюте! – воскликнул Солодовников.

Оба зрителя вопросительно посмотрели на Хохлова.

– Поняли теперь, кто выманил в коридор несчастную Полину? – спросил он, наслаждаясь произведенным эффектом.

– Неужели капитан? – неуверенно предположил Солодовников.

Хохлов постучал по своему лбу костяшками пальцев, намекая на то, что версия Солодовникова не выдерживает никакой серьезной критики.

– Тогда кто же? – обиделся тот.

– Это был неприкаянный, жаждущий отмщения дух непогребенного грешника – Самохвалова, – мрачно сообщил Хохлов, картинно скрестив руки на груди.

Татьяна испуганно взвизгнула.

По окончании сеанса черной магии Хохлов попросил Солодовникова задать ему во время ужина один-единственный вопрос. Ответ на него был, естественно, заготовлен им заранее.

Зная характер своего ответа, а также меню сегодняшнего ужина, он попросил задать этот вопрос ближе к концу трапезы. Хохлову совершенно не улыбалось есть остывшее седло молодого барашка. Блюда из баранины, по его глубокому убеждению, вообще следовало употреблять исключительно в горячем виде.

Конечно, скорее всего этот вопрос в той или иной форме был бы все равно задан кем-либо из присутствующих, но подстраховаться не мешало. Хохлов прекрасно понимал, что наиболее хороши те экспромты, которые готовятся загодя и тщательно.

Ужин проходил в еще более тревожной и безрадостной атмосфере, чем накануне. Общей беседы за столом не получалось. Разговаривали между собой, в основном полушепотом, только ближайшие соседи. Исключение составил выслушанный всеми с большим вниманием краткий отчет капитана о ходе ремонтных работ. Отчет прозвучал, насколько это было вообще возможно в данных обстоятельствах, довольно оптимистично. Суть его сводилась к тому, что до завтрашнего обеда судно должно будет тронуться в путь.

Поэтому вопрос, громко заданный Солодовниковым, сразу привлек всеобщее внимание.

А спросил он, обращаясь к Хохлову, следующее:

– Игорь Сергеевич, а что, в твоем расследовании ничего новенького не обнаружилось?

Хохлов, не успевший к этому времени управиться и с половиной порции баранины, был неприятно удивлен таким вопиющим несоблюдением договоренности. Возмущенно посмотрев в сторону нарушителя конвенции, он понял, что совершил ошибку, не приняв во внимание их отличие в скорости поглощения пищи. Тарелка Солодовникова была пуста.

Хохлову ничего не оставалось, как начать реализацию разработанного накануне плана. С сожалением отодвинув тарелку, он грустно ответил:

– Новости, безусловно, есть, и даже очень интересные, но я не знаю, есть ли смысл их сейчас рассказывать… Может быть, это не всем интересно?

Вопрос, заданный в такой форме, не допускает положительного ответа. Поэтому с разных концов стола послышались одобрительные реплики:

– Нет, нет, Игорь Сергеевич!.. Интересно!..

Расскажите, пожалуйста!.. Очень интересно!..

Мы все вас очень просим!

Хохлов ждал, ожидая реакции капитана. Его роль в сегодняшнем спектакле, согласно написанному им сценарию, была одной из центральных. Но капитан сам должен был взять ее на себя.

Он не заставил себя ждать:

– Давай, Игорь Сергеевич, расскажи, что ты там накопал, – громогласно приказал он.

– Хорошо, – согласился Хохлов, – вы сами этого захотели…

Глава 23

– Итак, с самого первого момента, и я не скрывал этого, у меня были сильные сомнения в виновности Гершковича. Вот, Владимир Аркадьевич может это подтвердить.

– Да, это так, – кивнул головой капитан. – Но ты никогда не объяснял причин своих сомнений.

– Верно, – согласился Хохлов, – но, может быть, отчасти так было потому, что вы их не очень-то хотели слушать.

– Не знаю…

– Но тем не менее все равно наступила пора их высказать. Итак, почему я сомневался в виновности Гершковича… Во-первых, я с самого начала считал, что Самохвалов был убит несколько раньше того момента, когда Полина увидела, как Гершкович в панике покидает каюту Самохвалова, до того, как начали накрывать на стол. Иначе – слишком большой риск для убийцы, ведь выстрел мог быть услышан кем-либо из прислуги, занятой подготовкой к обеду.

Преступник мог в принципе улучить момент, чтобы тихонько проникнуть в каюту Самохвалова, но стрелять, а потом рассчитывать выйти из каюты незамеченным.., это значило бы надеяться на чудо.

– А как тогда объяснить поведение Гершковича? – спросил капитан.

– Так, как он сам его и объясняет. Зашел к Самохвалову поговорить, но обнаружил его мертвым. Испугался и начал делать глупости… Что тут удивительного?.. Делать глупости – это обычное занятие людей…

– Чего же он так испугался? Покойников боится?

– Боялся того, что впоследствии и произошло. Что его обвинят в убийстве… Дело в том, что у него были на это причины…

– Ага! – воскликнул капитан. – Значит, причины все-таки были?

– Подобные, если не большие, причины были у большинства здесь присутствующих. Покойник, как оказалось, был на редкость милым человеком.

– Да? – удивленно поднял брови капитан. – Ни за что бы не подумал… – Он вопросительно оглядел сидящих за столом.

Публика, молчаливо и напряженно прислушивавшаяся к развернувшейся перед ней дискуссии, не стала возражать Хохлову.

– Я и сам был удивлен, – признался Хохлов, – но тем не менее…

– Ну, хорошо, – согласился капитан, – допустим, что виновность Гершковича в первом убийстве вызывает некоторые сомнения.., допустим. Но второе! Тут же все ясно! А зачем совершать второе, если ты не совершал первого?

Ясно было, что второе делалось для сокрытия первого. Разве не так?

– Вот тут вы правы. Относительно последнего. То есть, конечно, второе убийство совершено для маскировки первого. Но если предположить, что первое совершил не Гершкович, то и второе…

– Но как же не Гершкович, – возмутился капитан, – мы же все видели?!

– А что мы, собственно, видели? Ведь никто, насколько мне известно, не видел, как Гершкович вонзил этот нож в тело Полины?

– Но он держал его в руках!.. С него еще кровь капала!.. И все обстоятельства…

– Вот именно, что все автоматически учли предыдущие обстоятельства. А они, как мы только что видели, далеко не очевидны… Кровь на ноже тоже легко объясняется.

– Каким же образом и кем? Опять Гершковичем-? – скептически усмехнулся капитан.

– А почему бы и нет? Понятно, что он может солгать, но, по крайней мере, мы должны его выслушать. Хотя бы затем, чтобы опровергнуть.

– И что же он говорит по этому поводу?

– Он говорит, что некто, им неузнанный, судя по голосу, женщина или подросток.., это, кстати, ни о чем не говорит, голос мог быть изменен.., разбудил его на рассвете и сообщил, что его срочно вызывает капитан…

– Но я никого, естественно, не вызывал, – уточнил тот.

– Разумеется, мы это прекрасно понимаем.

Ваше имя и авторитет были использованы в качестве приманки, и, к сожалению, не один раз.

– Что вы имеете в виду?

– Об этом чуть позже, а пока вернемся, как говорится, к нашим баранам… Гершкович, по простоте душевной полагавший, что его вызывают, чтобы сообщить о его полной реабилитации, спешно одевается и бежит к вам в каюту. Поднявшись на верхний ярус, он видит на ковре Полину с торчащим в груди ножом. Он кричит, взывая о помощи, и бросается к еще подающей признаки жизни горничной, желая ей чем-нибудь помочь. Не придумав ничего лучше, он вытаскивает нож из раны, и Полина умирает. Эту картину и застают многочисленные свидетели, выскочившие на первый крик Гершковича. Вот и все объяснение. Чем оно, позвольте вас спросить, так уж плохо?

– Оно, скажем так, имеет право на существование. Но при одном условии.