Алеш и его друзья, стр. 23

— Взрыв у нас еще впереди, — мрачно проговорил Алеш. — Бабушка…

Мы вздрогнули, как преступники, пойманные с поличным, — было без пяти пять.

— Смелее, — прошептал Ченда, — будьте мужчинами. В худшем случае выскочим в окно.

Мы даже побледнели, ведь Алеш живет на четвертом этаже. А мы уже слышали, как бабушка выходит из лифта и отпирает дверь…

10. ГОНСАЛЕС, ЯНОШИК [10] И НЕОБИТАЕМЫЙ ОСТРОВ

Когда кто-нибудь в классе списывает, учительница говорит, что утопающий хватается и за соломинку, только от этого мало толку — чему в молодости научимся, то в старости найдем, а если все время списывать, то в один прекрасный день пойдем ко дну, потому что коли повадится кувшин по воду ходить, тут ему и голову сложить.

Мы собирались испечь торт, чтобы отпраздновать окончание строительства клуба, а получились черная лепешка да закапанный глазурью ковер.

В квартире стояла вонь от сгоревшего торта, кругом беспорядок — мы все собирались, да так и не успели убраться. Алешева бабушка точна: если она сказала, что придет в пять, можно не сомневаться, она будет ровно в пять.

Она появилась как раз в тот момент, когда Ченда робко предложил в случае чего сигануть в окно.

Вот мы и ухватились за соломинку. Вообще-то у бабушки было хорошее настроение, ее очень порадовал Алешев билет на цветочную выставку.

— Что у вас тут происходит, ребята? — ласково спросила она, испытующе глядя на наши побледневшие лица.

Тут и подвернулась та самая соломинка — и первым за нее ухватился Алеш.

— Понимаешь, бабушка, — сказал он сокрушенно, — мы хотели тебя порадовать. Вернее, я хотел доставить тебе радость, а ребята предложили помочь, они ведь очень уважают тебя.

Бабушка унюхала сгоревшую лепешку и сморщила нос.

— Чем это пахнет?

— Тортом, бабушка, — произнес мучимый угрызениями совести Алеш. — Понимаешь, мы собирались приготовить сюрприз — к твоему приходу испечь торт.

— А вы умеете?

— В том-то и дело! — вздохнул Алеш. — Думали, что умеем… Понимаешь?

— Понимаю, — кивнула бабушка и довольно быстро обнаружила весь ущерб, нанесенный нашим кулинарным искусством.

— Хоть тут и воняет, как в аду, а на ковре и мебели остались неуклюже замаскированные следы вашей деятельности… — Бабушка каждого из нас погладила по голове. — Но как старая и неглупая женщина я ценю ваши старания. Только сначала наведем порядок.

Мы были несколько обескуражены этой речью и тотчас под руководством бабушки принялись за уборку.

Без четверти шесть бабушка объявила, что квартира снова в таком состоянии, что в ней можно жить приличным людям, и, оставив нас в комнате, позвала Алеша на кухню.

— Сейчас все рухнет, — тихо взвыл Ченда.

— Да нет, — возразил Мирек, — бабушка в хорошем настроении.

Прав оказался Мирек: немного погодя из кухни вылетел сияющий Алеш с сумкой в руках и помчался к двери.

— Ты куда? — закричал я, но Алеш уже хлопнул дверью.

— Это секрет. — И бабушка села с нами в комнате. — Знаете, ребята, меня очень растрогало, что вы хотели доставить мне радость. Нам, старым людям, нелегко, вы ведь думаете, что мы так и норовим поучать вас, да наказывать, да делать замечания.

— Ну что вы, — вежливо не согласился с ней Мирек.

— Нет, мне хорошо известно, что вы думаете, — покачала головой бабушка. — Но знаете, нам ведь трудно. Мы вас воспитываем и не можем рассказать, как сами в детстве бедокурили.

Ченда засмеялся: ему показалось забавным, что Алешева бабушка могла когда-то шалить.

Мы думали, сейчас последует строгий выговор, но бабушка только улыбнулась: не надо думать, будто старые люди, особенно бабушки, ни на что не способны, а уж если требуются доказательства, то она расскажет нам об одной из самых знаменитых старушек, о Молли Блюм, трактирщице со Скалистых гор.

Мы все с радостью согласились, и бабушка решила поторопиться с рассказом: Алешу эту историю слушать не следует, ведь бабушка должна его воспитывать, а нас троих воспитывают наши родители, так что подобных историй мы от них не услышим. Из чего следует, заключила бабушка, что все дети думают, будто лучшие в мире родители — у их товарищей.

Ну так вот. В Скалистых горах, в трактире «Два кактуса», жила трактирщица Молли Блюм, которую ковбои называли тетушкой Молли, хотя этой старушке было за девяносто.

Она была очень старая и вместе с тем веселая, ковбои ее очень любили и делились с ней своими бедами. Беды у всех были разные, но одна беда — общая, и звали эту беду Педро Гонсалес, которого приличные люди называли не иначе как «этот чертов Гонсалес».

Педро Гонсалес был разбойником, который отбирал у честных владельцев ранчо скот, увозил красавиц дочерей, а иной раз покушался и на жизнь какого-нибудь благородного и мужественного ковбоя.

Многие смельчаки пытались добраться до Гонсалеса и его дружков, но все было напрасно, и шерифу не оставалось ничего иного, как повышать да повышать сумму вознаграждения за голову разбойника.

Старая Молли Блюм слушала все эти разговоры в трактире и время от времени, стоя за стойкой, сетовала: «Да, ребята, вот если б Гонсалес завернул сюда, в „Два кактуса“, я бы ему показала!»

Ковбои думали, что старушка шутит, а шериф Киллпатрик не раз серьезно предупреждал ее: «Лучше не говорите так, тетушка Молли. А если он позарится на вашу Марженку и в один прекрасный день впрямь тут объявится?»

У трактирщицы не было дочери. Марженкой назывался стоящий за стойкой сейф, битком набитый деньгами, потому как старая Молли содержала трактир уже более шестидесяти лет.

Но Молли Блюм со смехом отвечала на опасения шерифа Киллпатрика:

«Пусть этот Гонсалес только пожалует! Вот увидите, он ни цента из Марженки не получит, а я огребу вознаграждение!»

И чего только не случается! В один из ненастных вечеров, когда трактир был полон, потому что ковбои праздновали успешно прошедшие конные состязания, дверь распахнулась от энергичного пинка и на пороге появился сам Педро Гонсалес с двумя шестизарядными пистолетами в руках, а рядом стоял его адъютант Кривоногий Пит, тоже вооруженный до зубов.

Достаточно было ему крикнуть: «Руки вверх!» — и выстрелить в воздух, а точнее, в потолок трактира, как ковбои во главе с шерифом безропотно поднялись и встали рядком к стене.

Единственный, кто не поднял рук, была тетушка Молли Блюм. Гонсалес приказал ей открыть неприступную Марженку, а Кривоногий Пит с дьявольским хохотом протянул мешок для добычи.

Старая Молли Блюм преспокойно открыла сейф, и пачки банкнотов вместе с золотом перекочевали в мешок Пита.

Мешок был уже почти полон, а сейф пуст, когда Гонсалес увидел в сейфе какой-то мешочек.

«Ха! — И глаза его алчно блеснули. — Наверняка драгоценности…»

И он приказал трактирщице достать мешочек.

Молли Блюм улыбнулась, протянула руку и шварк мешочек на пол под ноги разбойникам! В нем оказались не драгоценности, а горох…

Гонсалес и Кривоногий Пит поскользнулись и тут же растянулись на полу.

Началась неописуемая свалка, в которой участвовали все ковбои во главе с шерифом Киллпатриком, и вскоре разбойников схватили.

— Это был конец Гонсалеса, мужественная старушка из Скалистых гор перехитрила его, — закончила бабушка, и тут раздался звон колокола, точнее, колокольчика — вернулся Алеш с сумкой, из которой выглядывала белая коробка.

— Этот торт я дарю вам взамен того, что вы хотели подарить мне, — сказала бабушка.

Мы торжественно попрощались и поблагодарили бабушку.

Алеш пошел нас проводить и на лестнице спросил: