Мой «Современник», стр. 37

Мы тут же рванули в Тарусу. Дорога тогда была ужасная, пришлось переезжать на машине вброд через речку Тару-ску. Доехали – уже темно, палатка Фролова и Миллиоти на другой стороне. Мы поставили свою палатку, а утром проснулись от шума: большая толпа, все кричат, плачут – утопленник. У меня упало сердце. Спрашиваю: местный или москвич? Оказалось, утонул местный пьяница.

Перебрались на тот берег. Ваня более-менее в порядке. Фролов сказал, что он вел себя очень мужественно, пил энтеросептол и крепкий чай, поэтому выдержал. В таких путешествиях человек очень взрослеет и мужает.

В 1978 году мы поехали на гастроли в Куйбышев (Самару). На этот раз я взяла с собой Ивана – посмотреть Волгу. Гостиница находилась на берегу, из окна была видна могучая река. Пока я играла спектакль, Иван, который тогда увлекался «мокрой» акварелью и учился в художественной школе, писал пейзажи. В разное время он писал Волгу во время заката. Когда я пришла, он показал мне четыре пейзажа. И так это было хорошо, что я прямо заплакала (я вообще поклонница его как художника).

Я и хотела, чтобы он стал профессиональным художником, и боялась: не знала, как живут художники, могут ли они заработать себе на хлеб. Я повела Ваню на консультацию к художнику Владимиру Владимировичу Домогацкому. Моя подруга Майя Гогулан была с ним знакома и устроила мне эту встречу.

Мы попали в очень интересный дом. Работы отца Домогацкого, скульптора, есть в Третьяковской галерее, сам Владимир Владимирович когда-то был знаком и с Шагалом, и с Кандинским. Отец его дружил с Роденом, у Домогацких была квартира в Париже. Меня поразил дом, увешанный подлинными этюдами известных художников, мебель в стиле «модерн» – все это напоминало музей. Жена хозяина дома тяжело болела и лежала в соседней комнате.

Я объяснила причину своего прихода. Он спросил: «А как вы думаете, сколько художник должен зарабатывать?» «Ну, хотя бы сто рублей…» (Сама я получала уже двести.)

Он засмеялся и сказал: «Ну, может быть, может быть, хотя и не всегда. Мне приходилось и голодать, и фамильные серебряные ложки продавать. И потом, художником становятся не сразу, все понятно будет лет через десять. А еще важно, какая жена попадется… Ну, показывайте, что принесли». Он отодвинул Ванины работы, сделанные в художественной школе, назвав их «чертежами»: «Давайте то, что он дома рисует». Тут я показала волжские пейзажи. «Так-так-так. Вот это – другое дело. А вот за этот пейзаж я, пожалуй, взял бы его в ученики. Учить буду совершенно бесплатно». Так мой сын стал учеником замечательного художника Владимира Домогацкого.

После десятого класса, по совету Владимира Владимировича, Ваня поступил на художественно-постановочный факультет Школы-студии МХАТ и стал учеником Петра Белова, тоже замечательного художника. Отслужив в армии, Ваня пришел преподавать в художественную школу, где сам учился. А через несколько лет стал ее директором и руководит ею до сих пор, будучи уже заслуженным художником и главным художником театра «Экспромт». Теперь он и сам преподает в Школе-студии МХАТ и до сих пор с нежностью и благодарностью вспоминает Владимира Владимировича.

Райхельгауз

Иосиф Райхельгауз, молодой и талантливый режиссер, пришел в «Современник» в 1973 году и работал у нас до 1989 года. Он был полон идей, очень энергичен. Вместе с Галиной Волчек он работал над «Эшелоном» и потом снимал его для телевидения. Вместе с Волчек и Фокиным поставил «А поутру они проснулись», создавая пьесу по рассказам Шукшина. Он же поставил спектакль «Из записок Лопатина» по пьесе Симонова. Мне кажется, роль корреспондента Гурского была лучшей работой Кости Райкина – не комедийная, без всяких характерных «наворотов», а очень человечная: он играл военного корреспондента, симпатичного, трогательного, который погибал на фронте.

Гафт, исполняющий главную роль, диктовал мне статью, узнав о гибели Гурского (я играла машинистку). Я плакала, и Гафт говорил, что я ему очень помогаю настроиться на дальнейшее проживание роли. Хотя роль моя крохотная, но и Гафт, и Райхельгауз уверяли меня, что именно я должна ее играть.

В этом спектакле также играли Марина Неёлова, Владимир Земляникин, Любовь Добржанская, Елена Козелькова, Владимир Поглазов (он недолго пробыл в нашем театре, потом ушел преподавать в Вахтанговское училище), Петр Вельяминов, Александр Вокач, Олег Табаков.

В 1979 году театр вернулся к повести Константина Симонова «Из записок Лопатина»: мы все время возвращались к теме войны. Валерий Фокин поставил спектакль «Мы не увидимся с тобой» по этой же пьесе. Главную роль играл Михиал Глузский. Райкин снова играл Гурского, Жегалов – Лопатина в молодости, Ахеджакова – мать Гурского, Хазова – Нину.

«Дилетанты»

Я буду писать о тех спектаклях, в которых работала сама. В это время из «Таганки» ушли актеры Смехов, Шаповалов и Филатов, и Галина Борисовна пригласила их в «Современник». Я участвовала вместе с ними в очень необычном спектакле. Это был спектакль «Дилетанты», режиссер – Иосиф Райхельгауз. Он начинался в половине десятого вечера, обычно после коротких спектаклей, чаще всего – после «Эшелона». Смехов читал свои рассказы, Филатов – «Сказку Про Федота-стрельца», которую с восторгом приняла Москва. Галя Соколова тоже читала рассказы, Валентин Гафт – эпиграммы, а я пела свои песни. Песня «Пожелание счастья» сначала звучала в исполнении Анны Герман, потом я подхватывала и читала стихи. Позже в этом спектакле стал работать Василий Мищенко.

Меня иногда спрашивают, как я праздновала свои дни рождения. 22 июня у нас обязательно шел спектакль на военную тему – «Эшелон», в 19.00, а потом «Дилетанты» в 21.30. Я играла в этот день в двух спектаклях!

Наша жизнь

Мы продолжали традиции, сложившиеся при Ефремове: вместе отдыхали, звали в гости писателей и известных артистов, сочиняли капустники и праздновали юбилеи, а их становилось все больше. В нашем театре пела Елена Камбурова, к нам приходили в гости Иосиф Бродский и Белла Ахмадулина. Пели Татьяна и Сергей Никитины и Владимир Высоцкий. Володя приносил нам свои новые песни, и я помню замечательный вечер в нижнем буфете театра: был накрыт стол, стоял самовар, и Высоцкий в белоснежной рубашке пел «Охоту на волков» и «Чуть помедленнее, кони…».

Потом всем театром мы хоронили Володю…

Я помню печальную Москву и людские реки, текущие по улицам к Театру на Таганке. Актеры «Современника» шли пешком от Чистых прудов до Таганки, нас всюду пропускали, и милиционеры были крайне вежливы. Потом еще много дней из всех окон города звучали его песни…

Куба

В 1987 году «Современник» поехал на политический фестиваль на Кубу. Мы повезли спектакли «Большевики» и «Три сестры». Это были первые гастроли драматического театра на Кубе, до этого к ним приезжали только музыкальные театры. Кубинцы – очень улыбчивые люди, много поют и танцуют. Нас пригласили на шоу «Тропикана» – это было роскошное зрелище с темпераментными танцами и красивыми костюмами.

Зал принимал нас хорошо, но для них драматические спектакли были в диковинку и не совсем понятны.

Гавана произвела на меня тяжелое впечатление: облезлые стены, довольно пустынный город. Находясь на Кубе, я все время вспоминала Хемингуэя.

Мы жили в обычной гостинице для работников «Аэрофлота». Было очень жарко, но я не включала кондиционер – не люблю. Балкон нашего номера выходил на теневую сторону, и я в основном сидела на балконе.

Завтраки были необычными: на красиво сервированном столе фрукты: папайя, ананасы, апельсины, бананы. Не было только яблок – на Кубе яблони не растут. Всевозможные салаты, все очень вкусно. А вот мясное блюдо только одно – и то по талонам.

Утром раньше всех (я боюсь солнца) мы с Галей Соколовой ходили на море. От нашей гостиницы до пляжа две автобусные остановки. Мы шли пешком по дороге, вокруг – заросли банановых деревьев и всяких экзотических растений – ну точно в раю сад.