Крысы (сборник), стр. 50
Пендер кивнул. На его взгляд, учителю было под сорок, и его короткая черная бородка уже наполовину поседела. Уиттейкер не отрываясь смотрел на крысолова.
— Я очень огорчен тем, что Дженни мне рассказала, мистер Пендер, — сказал он.
— Есть чем огорчаться, — ответил Пендер и повернулся к девушке. — Сегодня будет совещание, Дженни. Начальники хотят, чтобы вы присутствовали.
— Разве они ничего не собираются предпринимать? — спросила Дженни.
— На совещании они решат, что делать. Но мы должны убедить их, что угроза существует на самом деле.
— Странно! Конечно...
— Я понимаю. Я уже прошел через все это. Наверно, разумно навести справки, прежде чем вырабатывать план действий. Поскольку вы единственный свидетель, то вы должны убедить их в том, что не были перевозбуждены. Остальные доказательства косвенные.
— Думаете, она их убедит? — спросил Уиттейкер. Пендер помолчал немного.
— Сказать по правде, понятия не имею. Мое мнение — они теряют время. А сейчас все, что я хочу, — это поесть и выпить пива. Не хотите со мной, Дженни?
— Хочу, — сказала Дженни, и Пендер поймал недовольный взгляд старшего учителя.
— А как насчет лекции? Вы не пойдете? — спросил Уиттейкер.
— Не думаю, Вик, чтобы я сегодня была в состоянии слушать о путешествии натуралиста в Иран и Персидский залив, — ответила она. — После того, что я сегодня видела, мне надо выпить.
— До свидания. — И Уиттейкер направился к аудиториям. Пендер сделал вид, что не заметил этого обмена репликами.
— Итак, — с улыбкой попросил он, — везите меня в бар. Они миновали большое здание, примыкающее к Центру, и повернули южнее, используя дальние фары, потому что на лес уже спустилась темнота. Вся дорога была в выбоинах, и Пендер держался поближе к середине, выключая фары и удаляясь к обочине, когда навстречу выезжала машина. Он обратил внимание на то, что они проехали мимо высоких кирпичных стен, скрывающих, как ему показалось, довольно большие владения. Свернув налево, он наконец увидел освещенные окна.
— Это дом главного лесничего, — сказала Дженни. — Таких домов немного, но они тут есть.
— А что это справа? — спросил он, увидав непонятный знак.
— Центр изучения солнца.
— Он имеет к вам какое-нибудь отношение?
— Да нет. Иногда мы работаем вместе.
Неожиданно из-за облаков появилась серебряная луна, и вся местность стала видна как на ладони. Они проехали ферму, потом дорога резко свернула вправо, и они оказались на крутом склоне. Справа были дома, слева конюшни. Общественные заведения располагались на вершине напротив нескольких зданий, окруженных высоким проволочным заграждением.
— Что это? — спросил Пендер.
— О, это здания полиции. Здесь тренировочный лагерь для курсантов. У них еще есть стрельбище и собачья площадка.
Пендер свернул на стоянку возле бара и остановился. Когда они вышли на ночной воздух, его пробрала дрожь. На пороге бара он оглянулся и с высоты обозрел нежно-зеленые поля, спускающиеся к густому темному лесу внизу. Однако то, что он увидел на ровной площадке возле бара, привело его в шоковое состояние.
— Дженни, что это? Что это такое? Дженни проследила за его взглядом.
— Дома на колесах. Только без колес.
— Вы знаете, сколько здесь этих домов?
— Два участка. На одном штук двадцать, и на другом — тридцать или сорок. Они разделены фермой. Второй находится в конце Хорнбим-лейн, но о нем мало кто знает. Он как-то на отшибе. А здесь, думаю, двадцать домов.
— Боже мой, — вырвалось у Пендера. — Я и не знал, что здесь живет так много народу— Может, нас потом засмеют, но мне бы очень хотелось, чтобы мы ошиблись с крысами.
Пока он говорил, луна вновь спряталась за тучу, и он вдруг почувствовал себя совершенно беззащитным. Тогда он взял Дженни под руку и повел ее в зовущее тепло бара.
Нападение
Существо задвигалось на постели из соломы и влажной земли, хотя двигаться ему было трудно из-за непомерной толщины, да и ноги уже давно отказывались его держать. Другие тоже шевелились в темноте. То какой-нибудь стон, то шорох нарушали тишину в темном подземелье. Никто не смел приблизиться к существу, лежавшему в углу, боясь его ярости, зная, что будет немедленно разорван в клочья. Причем не самим существом, а тремя черными стражниками, всегда находившимися поблизости.
Повсюду валялись кости, и изредка кто-нибудь в темноте хватал их и грыз мощными челюстями, перетирая в порошок. В ленивой атмосфере подземелья сгущалось беспокойство, и существо в углу хорошо это чувствовало. Из его глотки вырвался булькающий звук, рядом раздался такой же. Все затихли, прислушиваясь.
Тучное существо металось на соломе, а все остальные прижались к земле, обернулась серыми булыжниками, выставили мясистые шеи, исполняя ритуал самоуничижения.
Существо было старое и не помнило, как попало в это место, как прошло долгий путь по подземным туннелям, сжимаясь в темноте от страха, как огромные исполины гремели над головой, как оно созывало остальных пронзительным визгом, не давало им разбегаться, когда они удирали от преследователей, которые беспощадно уничтожали их, и только инстинкт выживания был им тогда союзником. Они вышли из подвала и уничтожили своих спасителей, съели их прежде, чем отправились дальше.
Унаследованное знание вело их под землю, хотя среди них не было взрослого зверя, который бы стал их вожаком, потому что свою мать они сожрали, еще когда сидели в подвале. Существо подчинило себе братьев и сестер с самых первых дней, хотя они были из одного помета, но оно сильно отличалось от них. Они были темные, с черно-коричневой шерстью. Оно — совсем другое.
Оно вело их по туннелям, давая им отдых, только когда они уже совсем не могли двигаться. Два самых слабых зверька поддержали их силы и почти не сопротивлялись перед смертью. А они все шли, затаиваясь при звуках человеческой речи, уже зная, что люди — их враги, которые охотятся на них и уничтожают их. Свежий воздух больно укусил их в нос, и они попрятались обратно. Однако вожак смело шагнул дальше, и остальные последовали за ним. Над ними было ночное небо, и они старались держаться мест потемнее.
Некоторые решили оставить безлюдные тропинки и уйти туда, где были дома и бегала пища, но вожак им не позволил. Они все еще не вышли за пределы города, значит, опасность грозила им каждое мгновение. Весь день они прятались где-нибудь, дрожа от страха, радуясь, если им удивлюсь найти какое-нибудь укрытие под землей. А потом приходила ночь, и с нею всегда что-нибудь новое, еще неизведанное, и они были счастливы.
Раньше им никогда не приходилось видеть высокую траву, и они наслаждались мягким ложем и убежищем одновременно. Она просто кишела крошечными зверьками, которые еще не знали страха и очень хотели играть и веселиться. Однако вожак запрещал им это, он знал, что их окружают враги. Он вел их дальше от железной дороги, от туннелей, прорытых под городом, он вел их в лес, в новый мир, где они смогут свободно дышать и сколько угодно бегать. Он чувствовал, что и тут есть люди, но чем дальше они уходили в лес, тем меньше там ощущалось присутствие людей. Они пересекали твердые бетонные ленты, не помня себя от страха перед мчащимися чудовищами со сверкающими в ночи глазами, а едва начинался рассвет, устраивались на отдых. Они еще боялись, но самое страшное, кажется, уже осталось позади.
Звери скоро привыкли к новой жизни, но глупее не стали. Они были огромные и внушали ужас другим обитателям леса, и они размножались. Только один, внешне отличавшийся от других, никак не мог успокоиться, ибо не чувствовал себя в безопасности. И ему чего-то не хватало. На открытом месте он ощущал незащищенность. Поэтому они двинулись дальше. Всегда ночью, всегда сплоченной стаей, они пробирались в высокой траве и прятались, когда всходило солнце. Они забрались в самую лесную глушь, и вожак нашел наконец для себя место, где он мог не бояться врагов, где в вечной тьме мог спрятать свое не похожее на других тело. Он нашел идеальное логово. Вожак был уже стар. Он прожил дважды столько, сколько живут его сородичи, и он спаривался, и у него было потомство, похожее на него. Правда, немногие выжили, а выжившие были слабы и не могли защитить себя. Тем не менее они повелевали другими, которые рождались на свет черными. Так они жили вместе. Черные добывали еду и приносили ее в логово для вожака и его детей.
Сам вожак никогда больше не покидал логова, он слишком ожирел для этого. Но он еще правил своими сородичами, хотя чувствовал нарастающую напряженность. Стаей овладевало беспокойство, и черные и такие же, как он сам, жаждали чего-то, а чего — сами не понимали. Их было уже очень много, но несколько лет им удавалось оставаться незамеченными. Унаследованный ими от предков страх удерживал их в лесу подальше от людских глаз. Однако похоже было на то, что сила, помноженная на количество, придавала им храбрости, которой они не обладали прежде. А жажда усиливалась с каждым днем, и лесные звери, которых они убивали, не в силах были утолить ее.
Существо, лежавшее в углу, хорошо знало, что это за жажда, потому что именно оно внушило ее остальным. Оно мечтало о том, что ему удалось попробовать однажды много лет назад.
Две головы качались в темноте из стороны в сторону, и липкая слюна текла из их ртов, когда существо вспоминало вкус человеческого мяса.