Письма в древний Китай, стр. 26

Вот так я и договорился с госпожой Кай-кун, что зайду к ней на третий день следующей Не Дэ-ляо (то есть за день до сентябрьского новолуния), когда мой указатель времени отмерит пятнадцатый час суток и еще тридцать Ми Ну-тао.

Господин Ши-ми знает об этом. Недоразумение, грозившее возникнуть между нами, рассеялось, ибо это я неверно оценил отношения, существующие между господином Ши-ми и госпожой Кай-кун. Господин Ши-ми не испытывает к ней такого интереса, который заставлял бы его возражать против появления в ее доме других мужчин. Однажды я прямо спросил его об этом, и он сказал, что я правильно сделал, решившись задать вопрос открыто, потому что ему тоже было бы жаль, если бы наши с ним отношения омрачились ревностью или размолвкой. Себя же он считает лишь ее другом, сказал господин Ши-ми, и обладать ею не стремится. Потом он добавил – и в его голосе я безошибочно различил предостережение, – что госпожу Кай-кун считают весьма опасной для мужчин дамой. Хотя она, как я сам мог убедиться, не является гетерой, использующей свой пол для заработка, однако жизнь она ведет, по выражению господина Ши-ми, «весьма легкомысленную», что, впрочем, не сразу бросается в глаза, так как она весьма сведуща в различных искусствах, а также в литературе и философии. Более же всего, как он слышал, сведуща она в искусстве и способах любви, однако денег за это не берет. Замужем госпожа Кай-кун, по словам господина Ши-ми, была дважды. Теперь она живет одна, сохраняя за собой право принимать на своем ложе тех мужчин, которые нравятся ей самой.

Мне, конечно, было очень интересно все это слушать; что же касается предостережений господина Ши-ми, то они показались мне лишенными оснований. Ему самому я, разумеется, ничего не сказал об этом.

Не так давно «избранником» госпожи Кай-кун был один известный в городе поэт. Он даже написал в ее честь несколько стихотворений. После недолгих поисков господин Ши-ми нашел у себя его книгу и подал мне. Однако понять этих стихотворений я не смог. Впрочем, господин Ши-ми признался, что тоже их не понимает. Вообще он не сам купил эту книгу, а получил ее в подарок от госпожи Кай-кун. Скорее всего, продолжил господин Ши-ми, книга просто не раскупалась (как это бывает, мы с тобой хорошо знаем на примере некоторых высокочтимых членов нашей Палаты поэтов, именуемой «Двадцать девять поросших мхом скал»), так что порядочное количество своих книг поэт отвез к госпоже Кай-кун. Когда к ней приду я, предположил господин Ши-ми, она и мне подарит такую книгу.

Что ж, это тоже способ найти себе читателей. Когда я вернусь, надо будет рассказать о нем членам нашей достопочтенной Палаты поэтов.

Слова господина Ши-ми (и его предостерегающий тон), признаться, вызвали у меня сомнения, однако совсем не те, на которые, вероятно, были рассчитаны. Возможно, подумал я, он сам когда-то посвятил госпоже Кай-кун несколько стихотворений, а она их отвергла. Хотя возможно также, что господин Ши-ми действительно придерживается почти монашеского воздержания в вопросах пола, ибо за все два месяца моего пребывания здесь я ни разу не заметил не только присутствия, но даже малейших признаков женщины в его жизни; а такие люди, хоть я и очень ценю господина Ши-ми, все же слишком часто бывают склонны отговаривать других от того, чем не привыкли наслаждаться сами.

Это тоже одна из странностей здешнего мира. Полезно ли это для нравов? Не знаю. У нас женщина может быть женой или наложницей, матерью или дочерью; еще бывают служанки и горничные. Смог ли бы ты считать женщину своим другом? Так же, как меня?.. А здесь все иначе. Женщины строят из себя мужчин, принимаются рассуждать, как они, а мужчины – очевидно, безвозвратно утратив большинство истинно мужских качеств, – не только позволяют им, но и принимают это как должное! (При встрече с госпожой Кай-кун на следующей Не Дэ-ляо я, конечно, не стану обсуждать с ней этих вопросов.)

К госпоже Кай-кун я, кстати, поеду один, без господина Ши-ми. Об этом я тоже предупредил его. Но он и тут не выразил неудовольствия, потому что, во-первых, в назначенный день у него опять «нет времени», во-вторых, мне, по его мнению, все равно нужно учиться путешествовать по городу самостоятельно.

Воспользовавшись этим, я попросил его не счесть мои слова за обиду и признался в желании совсем покинуть его, чтобы найти себе другую квартиру и прожить в ней оставшееся время. Я объяснил, что хотел бы получить возможно более полное представление об этом мире, тогда как здесь, находясь под благожелательной опекой господина Ши-ми, я все-таки завишу от его привычек, взглядов и предпочтений. Конечно, ответил он, он прекрасно меня понимает и сам на моем месте поступил бы точно так же. И обиды в этом никакой для себя не видит. Ведь наша дружба от этого не прекратится. Кроме того, сейчас это было бы удобно и для него, потому что через некоторое время должна приехать его мать, которая обычно проводит у него несколько Не Дэ-ляо в это время года (его овдовевшая госпожа матушка живет в другом городе, на севере), и тогда она сможет жить в той комнате, которую сейчас занимаю я; хотя, поспешно добавил он, беря меня под руку, если я и не перееду на другую квартиру, ничего не случится, потому что он предоставит ей свою комнату, а сам станет спать на диване в кабинете.

Я сказал: что ж, мы все это еще обдумаем хорошенько. В душе я уже решил начать самостоятельную жизнь. Таким образом, в этом доме мне осталось жить всего несколько дней. Однако в первую очередь мои мысли посвящены предстоящей встрече с госпожой Кай-кун, и мысли эти чрезвычайно приятны.

Нет, я не забыл мою любимую Сяо-сяо, и душа моя по-прежнему полна к ней самой глубокой нежности. Напиши мне о ней. О том же, что вообще происходит в моей семье, можешь не писать. Тогда на письма у тебя будет уходить еще меньше времени. В конце концов, я, едва приехав, в мельчайших подробностях буду знать, насколько потолстели все мои достопочтенные тещи и которую из моих наложниц в очередной раз одолевает чесотка.

Обнимаю тебя сердечно, мой дорогой и такой далекий друг, и остаюсь —

твой Гао-дай.

PS: К сожалению, господин Ши-ми не забыл о своем желании одолжить у меня компас времени. Сегодня утром он снова говорил со мной об этом.

ПИСЬМО ПЯТНАДЦАТОЕ

(пятница, 27 сентября)

Мой дорогой и превыше всех любимый друг Цзи-гу,

благодарю тебя за оба твоих письма – я был вдвойне приятно поражен, получив их, к тому же письма такие большие, – они пришли одно за другим. Отпечаток лапки моей милой Сяо-сяо очень меня обрадовал. Ты спрашиваешь, не против ли я, чтобы мой любимый жеребец по кличке «Белый сон о восходящей луне» покрыл одну из кобыл вице-канцлера; так вот, я категорически против. Вице-канцлер – непроходимый дурак и, кроме того, буддист. В лошадях он не разбирается совершенно, и я не хочу, чтобы драгоценное семя моего племенного «Белого сна о восходящей луне» пропадало в убогой конюшне вице-канцлера.

Пожалуйста, откажи ему. Если он сочтет себя обиженным, напомни ему от моего имени, что его сыну – кажется, его зовут Туань По, и он, кстати, гораздо умнее своего папаши, – обещана одна из моих дочерей. Их у меня, по-моему, уже три или четыре на выданье. Когда я вернусь, мы все и уладим. Так ему и передай. Пожалуй, я даже напишу ему особо.

Я рад, что ты с таким интересом и участием следишь за моими приключениями, и постараюсь и дальше рассказывать тебе все как можно подробнее.

Вчера вечером я сделал новое открытие. В этот вечер (точнее, в эти два с половиной часа) я убедился, что здесь существует не только шум, но и музыка. Правда, музыка в этом далеком мире, как и следовало ожидать, сильно отличается от нашей, но мне довольно скоро удалось проникнуть в ее суть.

Господин Ши-ми предварительно подготовил меня к этому вечеру. Сам он, как я уже говорил, учитель, но музыку очень любит. И вот в определенные дни он встречается с тремя друзьями (все четверо собираются друг у друга по очереди), и они музицируют. Если мне до сих пор не доводилось этого слышать, то только потому, что летом они оставляют свои занятия и отправляются путешествовать. Так же, по словам господина Ши-ми, он обычно поступает и сам: он ездит к южному морю, расположенному за Тройными горами. Лишь в этом году он ради меня остался дома. Узнав об этом, я испытал величайший стыд. Однако он не стал слушать моих извинений, сказав, что общение со мной обогатило его знаниями и опытом неизмеримо больше, чем любая поездка, и что наши с ним беседы стократ окупили для него отложенный отдых. Но я все же высказал ему все слова благодарности, какие только сумел найти, сопроводив их одним и двумя третями поклона. Так или иначе, теперь, в сентябре, они снова будут встречаться и музицировать. Конечно, я с радостью принял его приглашение послушать их игру.