Джон Леннон, Битлз и... я, стр. 9

С самого начала мы фигурировали на афише вместе с «Дерри энд Синьерз». А чуть позже к нам присоединились и наши друзья «Рори Сторм энд Хэррикейнз», где на ударных по-прежнему играл Ринго Старр. Только со времени нашей первой поездки в Гамбург мы с ним по-настоящему подружились. Свояк свояка видит издалека, барабанщики не составляют исключения и имеют привычку обсуждать друг с другом свой «товар» и сравнивать экипировку. Мы с ним были немного знакомы и в Англии, еще до отъезда в Германию, по одному из концертов в память Эдди Кокрэна на ливерпульском стадионе, где мы оба присутствовали. Но только в Германии наше знакомство превратилось в дружбу. Мы одалживали друг у друга барабанные палочки и вместе ходили покупать всякие «примочки» для установки. Это была замечательная дружба, которая длилась долго, но не вечно.

3. Как все взять, ни за что не платя

В начале шестидесятых годов гамбургский квартал Сент-Паули походил на то, чем был Чикаго в 20-х. Это было дно. Бескрайний мир девушек, вина и пульсирующего рока, но также и свирепствующего гангстеризма. Большинство ночных заведений находилось под присмотром рэкетиров. Широким рынком проституции и торговли наркотиками распоряжалась мафия. Сутенерство, всякого рода извращения и порнография приносили большой доход. Случались стычки между разными бандами, избиения, а иногда и убийства. Но они не достигали масштабов гнусной резни в Чикаго в 1929 году.

Нам все время советовали быть особо осторожными:

— Следи, куда ставишь ноги. Если схлопочешь себе какого ни на есть врага, тебе крышка!

Наши друзья-немцы предостерегали нас много раз. И это были трезвые советы. Мы очень быстро поняли, как важно быть в хороших отношениях с девочками по вызову и другими проститутками. Но самым главным в Гамбурге было иметь на своей стороне гарсонов-вышибал.

Казалось, это были люди особой породы, по большей части коренастые, широкоплечие, сильные и столь же опасные, как гангстеры из полицейских фильмов. Мастера накрыть на стол, они исполняли с той же ловкостью и вторую роль — вышибал и телохранителей.

Среди необходимой каждому вышибале коллекции оружия у них имелось что-то вроде дубинки на пружинах. Она была налита свинцом и хранилась под рукой, в самом доступном из карманов. При первой тревоге они хватались за свои дубинки, которые выскакивали на пружинах, готовые проломить одну-две головы. Это было незаменимое оружие для того, кто хотел выстоять в схватке в стране ночных клубов. Но дубинки не были единственной амуницией вышибал; точно так же в заднем кармане брюк, под полой куртки, скрывался пистолет со слезоточивым газом, который они использовали в том случае, если драка выходила из-под контроля и грозила перерасти в настоящее сражение. Выстрел из газового пистолета вызывал сильную резь в глазах, заставляя их проливать обильные слезы, так что появлялось желание их выцарапать, а также сильный ожог и раздражение нервной системы. Это оружие существовало во множестве вариантов, но наиболее распространенной моделью был черный пистолет, который можно было принять за настоящий револьвер. Некоторые были рассчитаны всего на один выстрел, другие, напротив, хранили в корпусе целый арсенал зарядов, — пистолеты, вроде «Люгера». При виде его вам никогда бы не пришло в голову, что нажимом на спусковой крючок можно произвести что-либо, кроме смертельного выстрела.

Женщины Сент-Паули — стриптизерши, девушки по вызову и проститутки — всегда имели при себе маленькую сумочку, в которой хранилась специальная женская моделька с перламутровым корпусом. Действительно, многие обитательницы квартала Сент-Паули никогда не выходили на улицу без газового пистолета, потому что там имелось множество охотников до секса, которые не желали тратить ничего, кроме энергии, заключавшейся в их штанах.

В течение двух лет, проведенных в Гамбурге, ставшем для нас по воле случая второй родиной, ни у кого из БИТЛЗ не было такого оружия. Мы были хорошо оснащены, но лишь одними шутками. Впервые гарсоны разрешили нам пострелять из своих пистолетов как раз после нашего перехода в «Кайзеркеллер». Мы сделали несколько невинных выстрелов на улице возле двери черного хода, которую поскорее захлопнули, прежде чем газ начал оказывать свое действие. В противоположность настоящим револьверным пулям, легкий ветерок мог обратить это оружие против нас самих.

Легко понять, почему так необходимо иметь в друзьях вышибал, когда сами вы — всего-навсего молокососы, только что прикатившие из Англии. К счастью для нас, БИТЛЗ приобрели множество друзей среди служащих ночных заведений. Как раз один из них обратил наше внимание на девочек, которые начали за нами бегать после нашего дебюта в клубе «Индра». Нам ничего не стоило найти любовниц, и мы пускались с ними в бесконечные сексуальные марафоны в наших презренных каморках. Они приходили даже во время пятнадцатиминутных перерывов в выступлении, чтобы успеть разок в наших куцых артистических уборных. Насколько мы их узнали, это были пылкие фанатки, или групиз, выказывавшие свою преданность БИТЛЗ, по которым сходили с ума. Для некоторых из них это было просто случайностью. Но другие, как мы быстро поняли, были либо девочками по вызову высшего разряда, либо проститутками, зарабатывавшими достаточно, чтобы оплачивать себе приятное ночное времяпрепровождение, когда не подвергалось испытанию их искусство и на них не тратилось ни единого пфеннига.

Как-то вечером в «Индре» один из официантов, подававший нам на стол, сказал с видом шпиона, собирающегося продать государственную тайну:

— А знаете ли вы, что можете повидаться кое с кем из этих девушек с витрин?

— С витрин?

— Они что, манекенщицы?

— Где?! — закричали мы; наше воображение разыгралось вовсю.

— На Гербертштрассе! — многозначительно сказал он.

Название ничего нам не говорило. Это была одна из улиц, выходивших на Репербан, в пяти минутах ходьбы от Гроссе Фрайхайт. Но, выдавая по семь-восемь часов музыки каждую ночь в течение всей недели, включая воскресенье, мы не могли жуировать, как туристы — просто не было времени. Однако нужно же было взглянуть на эту улицу! Однажды утром, в подходящее время, мы решили сделать туда вылазку всем отрядом. Наконец, в необыкновенно раннюю для нас пору — было всего одиннадцать часов — мы отправились обследовать Гербертштрассе, еще больше заинтригованные таким откровением официанта:

— Вы можете, если вам это светит, разглядывать витрины хоть весь день и не потратить ни гроша, так вы будете этим заняты.

Гербертштрассе — одна из самых удивительных в мире улиц, загороженная с обоих концов высокими барьерами, наподобие экранов. Вы не можете рассмотреть улицу, не пройдя через вход, который сильно смахивает на вход в какой-нибудь старый общественный туалет в Великобритании.

Перед входом висит публичное объявление, всегда напоминающее о том, что лица, не достигшее восемнадцатилетнего возраста, не могут быть посвящены в тайны улицы. Это означало, что Джордж немедленно стал жертвой наших издевательств.

— Нет, Джордж, — измывался Леннон, загораживая рукой проход, — ты не имеешь никакого права войти вместе с нами, мужчинами!

— Ты — всего лишь младенчик! — отчитывали мы его.

В конце концов, перестав сопротивляться, мы пообещали провести его «контрабандой», и все вместе переступили порог входа.

Открывшееся нам зрелище просто ошеломляло. До самого горизонта не видно было ни одного магазина: улица, казалось, вся составлена из маленьких уютных комнат, снабженных витринами, с девочками внутри них. Единственный магазин, который можно было обнаружить на Гербертштрассе, был секс-шопом.

Девочки составляли композиции, помещаясь на уровне подоконников, чтобы всем было видно; они сидели на столах и на стульях и, принимая выразительные и сладострастные позы, демонстрировали свои прелести. И какие прелести!

Среди них не было старых бесцветностей. Имелись блондинки, брюнетки, шатенки, более или менее раздетые; одни — знойные и пышнотелые, другие — более стройные: море ног и аппетитных бюстов.