Багровое небо, стр. 51

К тому времени, как гигантский ворон опустился на землю, крыса размером с маленького щенка, которую он сжимал в когтях, уже перестала корчиться. Мунин сожрал ее в два приема, затем вперевалку зашагал вперед, и Йену лишь усилием воли удалось заставить себя вложить «Покорителя великанов» в ножны.

Мунин его просто в дрожь вгонял.

Да, своего рода великолепное создание: перья лоснятся, словно их только что облили маслом, клюв черный как ночь, пронизывающий немигающий взгляд… Но когда Мунин взъерошил перья на крыльях и что-то склевал с земли, сбоку из его клюва свесился крохотный розовый червячок крысиных кишок, и желудок у Йена сжался еще сильнее, чем от взгляда ворона.

– И в чем же проблема, прошу прощения? – спросил Мунин, склонив голову набок и глядя на Йена холодным немигающим глазом.

– Найди ее и скажи, что у нас гости. А я пока займусь этими самыми гостями. Кажется, нам есть о чем поговорить, – добавил Арни.

– Если бы вы махали руками так, как болтаете языком, вы бы могли летать, а не ходить, – произнес Мунин, распушив перья.

Затем, громко захлопав крыльями и подняв в воздух столько пыли и песка, что Йену пришлось прикрыть глаза рукой, ворон взмыл высоко в небо и только тогда повернул в нужном направлении.

Арни смотрел вслед Мунину, пока тот не пропал из виду.

– Ну что, пойдем кофе сварим?

– С удовольствием.

Арни понюхал воздух.

– Зима скоро, – заметил он.

Глава 23

Арни и Фрейя

Изнутри дом, как и Арни, несколько изменился. Вместо кровати-рамы в углу стояло грубое деревянное ложе с массивным изголовьем, на котором виднелись разметка и следы инструмента: кто-то работал над резьбой, хотя изголовьем уже пользовались – на нем лежал тиковый матрас, подшитый сплетенными из кожи ремешками. Роскошные лоснистые меха исчезли; им на смену пришли сложенные стопкой стеганые пуховые одеяла.

В отведенной под кухню части дома рядом с чугунной печкой над бочонком с водой теперь висел простой насос с железной ручкой.

– Бьюсь об заклад, Валин все равно притащит воды из реки, – заявил Йен.

– Если ему так хочется, я возражать не буду. Ей ничего не стоило наносить воды из реки – это я утомился смотреть на нее, как она поднимается по тропке, держа в каждой руке по здоровенному бочонку.

На той стене, где раньше на трех бронзовых крюках покоился Гунгнир, висел длинный деревянный лук – видимо, принадлежащий Арни; крюки, на которых обычно висели лук и колчан Фрейи, были пусты.

Однако сильнее всего перемены сказались в том, что исчезло из дома. Из более чем дюжины деревянных сундуков, некогда загромождавших жилье, сейчас осталось лишь три. Стены тоже выглядели непривычно голыми: сгинули почти все полки вместе с коллекцией причудливых сувениров. Нельзя сказать, чтобы эта комната когда-то напоминала гостиную Эфи Сельмо, однако теперь сходства не осталось вовсе.

Чугунный горшок кипел слишком сильно, и Арни толстой кожаной рукавицей перетащил горшок на стойку, всю в черных горелых пятнах. Потом попробовал содержимое, зачерпнув его деревянной ложкой с длинным черенком.

– Хм… Слишком пресно. Не покрошишь мне лука, Йен? – попросил он, указав на плетеную корзину, стоящую у стены.

– Запросто.

– Примерно чашку, ладно?

– Угу.

Доска для резки оказалась спилом древесного ствола фута в два в поперечнике: ее крепко удерживали на месте четыре деревянных колышка со сплющенными кончиками.

– Как тебе нарезать?

– Да как хочешь.

Луковицы были мелкие, бледные, ненамного больше луковиц-шалот; когда Йен, закончив чистить, сложил луковицы в ряд и начал старательно их крошить, у него скоро потекло из носу и из глаз. Потом то же самое случилось с Арни. Когда нарезанный лук с доски перешел в деревянную чашку, а затем в горшок, они оба, смеясь и плача одновременно, выбежали из дома на свежий воздух.

– Проклятие, Йен, зачем ты так мелко резал? – Арни снял деревянную крышку с бочонка с водой, стоявшего на крыльце, и плеснул водой в лицо Йену и себе.

– Больше не буду, – откликнулся Йен. Он потряс головой, чтобы стряхнуть воду с лица – тереть слезящиеся глаза руками, которыми резал лук, все равно что тушить огонь бензином, – а затем принялся мигать.

Ага, вот и полегчало.

– Мог бы предупредить, что местный дикий лук такой острый и едкий.

Арни снова плеснул себе водой в лицо, потом осторожно опустился на один из двух грубых деревянных стульев, указав Йену на второй.

– И где же твой цверг?

– Он не мой, – возразил Йен. – Он из деревушки у южной границы. Его семья проведала, что Сынов послали за Торсенами…

– Но как?

Юноша пожал плечами:

– Кто знает? В норах у Сынов живут слуги-вестри, и ты сам знаешь, что вестри больше слушают, нежели говорят. Так или иначе, в его деревне стало известно, что Сынов послали за кровью Друга Отца Вестри, а там кто-то знал об одном из потайных входов в Фалиас. Беднягу заметил и едва не убил страж в туннеле, но вестри – народ живучий, и Валин ухитрился спуститься в проход и в Скрытый Путь, прежде чем потерял сознание. Следующее, что он помнит, – как открыл глаза на операционном столе, когда док Шерв его латал…

Арни нахмурился:

– Ты не знаешь, кто именно послал псов?

Старик крепко сжал губы, и на его лице проступили прожитые годы. Арни сильно досталось в Ночь Сынов, когда он пытался помешать тварям утащить Мэгги и Карин. Они с Олом подстрелили трех оборотней, которые гнались за Торсенами и Мэгги до самого Хардвуда.

Так что Арни любил Сынов Фенрира не больше, чем Йен.

Йен покачал головой:

– Херольф говорит, что это не Северная Стая.

– Ну да, и Сыны никогда не лгут.

– Нет, лгут, конечно, но Отпрыск говорит, что ничего об этом не знает…

– Правители тоже никогда не лгут.

– Арни!.. – Йену захотелось выругаться. Дело, черт возьми, совершенно в другом. Выяснить, кто послал Сынов, важно, но это можно оставить на потом. Сначала надо делать то, что идет сначала, то есть обязать Отпрыска помочь Торсенам, – а для этого требовалось, чтобы Отпрыск как минимум остался жив. Если Сынов снова послал Дом Огня, Отпрыск разберется гораздо лучше, чем Йен.

А если выяснится, что за всем этим и в самом деле стоит Отпрыск или его клаффварер, проблему можно будет решить и позже.

И если потом выяснится, что Отпрыск сыграл на зависти Йена к ребенку, которого любит отец… что ж, эту проблему тоже можно оставить на следующий раз.

Ладно, достаточно.

– Так что я действовал исходя из того, что Торсены справятся с тем Сыном, но…

– Но могут быть и другие. – Арни покачал головой. – Нет, если они и впрямь охотятся за кровью Торсенов, будут и другие, точно. Может, твой Отпрыск в состоянии убедить того, кто их послал, кто бы он ни был… – лицо Арни на мгновение просветлело, – отозвать своих псов.

– А если это просто заговор? – сказал Арни через довольно долгое время. – Вдруг Сыны и Доминионы затеяли интригу с целью получить один из драгоценных камней Брисингамена? Я хочу сказать – даже если это и в самом деле проклятие, даже если и не они послали Сынов за Торсенами – думаешь, они отдадут камень, когда ты принесешь его в Старую Крепость? – Арни состроил гримасу. – Это же Тир-На-Ног, Йен, а не Хардвуд. Никогда не слышал о политиках, которые нарушают обещание?

– Только не обещание, данное мне, – отозвался Йен. – Не здесь. И не сейчас.

– Да какая, к черту, разница – тебе или не тебе? Или где и когда?

– У меня есть друг, – объяснил Йен, – который может – если его как следует разозлить – разнести стены Старой Крепости и обрушить ее на головы тамошних жителей как карточный домик.

Арни улыбнулся:

– У тебя есть не только это…

– А что еще?

– Мозги в голове, Йен. – Он похлопал молодого человека по плечу. – Поди спустись к реке и приведи сюда цверга. Ужин готов, и аппетит я уже нагулял.

Тушеное мясо оказалось на удивлением вкусным, и яблоки из кладовой под избой, как Йен и ожидал, не подкачали: потрескивающая под зубами кожица, бледно-желтая мякоть – кисло-сладкая и хрустящая.