Наковальня льда, стр. 86

Тогда мастер-кузнец повернулся и с безумием отчаяния бросился на Элофа. Он высоко занес меч, который теперь был не более чем обычным мечом, в попытке совершить последнее, безнадежное отмщение. Но Элоф поднял собственный меч, и то же самое сделала могучая рука в его видении. Затем, наполовину упав вперед, он опустил клинок как молот, навстречу сотворенному им злу. С пронзительным криком черный меч столкнулся с серебряным, разрубил витую, покрытую рунами сталь, рассек деревянную маску Громовой Птицы, сине-стальную голову Смерти под ней, пробил череп и опустился ниже, ниже, ниже, развалив мастера-кузнеца почти пополам.

Пустая оболочка рухнула на пол, половинки узорного меча с лязгом упали сверху. Когда Керморван подошел ближе, они начали изгибаться и растягиваться, как раненое животное, бьющееся в предсмертных судорогах. Мало-помалу витки развернулись, распрямились и распались на отдельные извивающиеся волокна.

Снизу поднялась Илс. Девушка поддерживала Рока, тяжело раненного пикой в плечо и ногу. Взглянув на тело мастера-кузнеца, она презрительно фыркнула:

— Странно, что в этой твари осталась красная кровь!

Потом они заметили Элофа и побрели к нему, забыв о собственных ранах, но кузнец лишь отмахнулся, не желая делиться своей болью. Керморван наклонился, подхватил безжизненное тело мастера-кузнеца и вынес его на балкон. Он выглянул наружу и увидел, как внизу медленно и неохотно копошатся одетые в черное воины. Высокие вожди и шаманы в разрисованных балахонах яростно выкрикивали приказы, которые никто не спешил исполнять. Керморван громко рассмеялся и протрубил в рог, висевший у него на груди. Чистый, ясный звук пошел гулять над крышами, среди городских башен. Ему ответили другие рога, звучавшие многими голосами — золотыми и серебряными, медными и стальными. Вести уже распространились по городу, и многие, затаив дыхание, ждали этого момента. Тогда Керморван воздел руки, поднял над головой останки того, кто был их злейшим врагом, и струи крови как будто окрасили багрянцем нарождавшуюся зарю.

Со стены внизу донеслись вопли отчаяния, но из-за других стен торжественно зазвучали фанфары. На вершине высочайшей башни развернулось и затрепетало на ветру широкое знамя с изображением восходящего солнца и ворона, поднимающегося ему навстречу. Голос Керморвана прогремел над городом, над морем и эхом отдался под сводами цитадели:

— Морван Морланхал! Морван восстанет! Вперед, Брайхейн, рази врага! Узрите же, узрите! Они разбиты!

Он размахнулся и швырнул с балкона тело мастера-кузнеца, упавшее на разбитую стену внизу, прямо под ноги одержимым эквешским вождям, чья воля так долго была подвластна силе колдовского меча. Великий и несказанный страх обуял их тогда, ибо то, что они считали могущественным и непобедимым, внезапно обратилось в горстку праха у них на глазах. Они отпрянули в стороны вместе со своими воинами и шаманами, суеверно счищая брызги крови, запятнавшие их одежду, дабы не разделить злую участь, постигшую их повелителя.

— Катэл сдержал свое слово, — произнес Керморван. — А теперь, Элоф, мы должны доставить тебя…

Но там, где стоял Элоф, теперь лежал лишь черный меч в лужице ярко-алой крови. Цепочка кровавых следов тянулась к лестнице.

Элоф спотыкался, теряя рассудок от боли, выкашливая кровь, клокотавшую в горле. С улиц внизу доносился лязг оружия и воинственные крики: жители города, воспряв духом, высыпали наружу и бросились на осаждавших. В эквешском стане снова забили барабаны, но их стук звучал глухо и неуверенно. Все это достигало сознания Элофа как через плотную пелену серого тумана. Он пытался освободиться, но чувства все больше изменяли ему. Лишь лицо Кары ясно и отчетливо вставало перед ним, когда все остальное тускнело, затягиваясь призрачной дымкой. Он знал, что должен добраться до ее комнаты. Шатаясь от стены к стене, он едва не упал возле приоткрытой двери. Но внутри он увидел лишь пустую кровать и разбитые стрельчатые окна. Из последних сил Элоф побрел туда и выглянул наружу.

Эквешцы, потерявшие облик одержимых демонов и всякое подобие боевого строя, толпами разбегались по улицам, лишь недавно захваченным ими. Городские стражники преследовали их повсюду. Даже женщины и дети брали оружие павших врагов и поражали живых на бегу, без пощады убивая всех упавших или загнанных в угол. Те немногие, кто успел изготовиться к бою, были опрокинуты и растоптаны; стены щитов сминались, не успев образоваться. Потеряв направляющую волю, загнавшую их так далеко на юг, лишившись колдовства, разрушавшего стены перед ними и сгинувшего у них на глазах, эквешские вожди дрогнули и обратились в бегство. Под их знаменами звучал призыв к отступлению, к посадке на корабли и отплытию в открытое море, где они еще могли спастись. Ужас и смятение овладели ими под немолчный рокот барабанов; те, кто еще оставался в городе, увидели, как их собственные суда полупустые отваливают от берега, как обрубаются якоря и поспешно разворачиваются паруса. Среди них не нашлось никого, кто предпочел бы гнев жителей Кербрайна бегству к гавани и хрупкой надежде на спасение. И в свои земли они принесли рассказы не только об этом гневе, но также о стыде и позоре, о неотмщенном бесчестье, уязвлявшем сильнее, чем любые раны, полученные в бою.

Но Элоф не видел того, чему он положил начало своим могучим ударом. Он смотрел на восток, где золотистое сияние уже коснулось вершин далеких холмов, омывая землю и очищая ее от пятен войны. Там, кружась и исчезая в небе с мощными взмахами широких крыльев, летели два лебедя — белый и черный, и возле лапок черного лебедя поблескивала тоненькая сверкающая полоска.

Потом слабость, наконец, одолела Элофа, и он медленно осел в кресло, на спинке которого все еще висел белый плащ Кары. Его рука в латной рукавице, почерневшая от засохшей крови, бессильно упала на колено. В дверях стояли Илс, Рок и Керморван, глядевшие на него с ужасом и жалостью, но и со странным недоумением. Кузнец опустил глаза; внезапно он рванул ворот своей рубашки и обнажил грудь. На месте раны остался лишь едва заметный шрам, да и тот исчез, пока они смотрели.

Так Элоф достиг истинного конца своего ученичества, и воины — прислужники Льда были временно изгнаны с Южных Земель. На этом заканчивается первый том Зимних Хроник, именуемый Книгой Меча. Сказано также, что Элоф долго лежал, прикованный к постели, несмотря на свое таинственное исцеление, пока снова не пришла весна и в небе не заплескали лебединые крылья. Лишь тогда, как записано в Книге Шлема, он отправился в новые странствия, которые в итоге принесли ему великое понимание, великое страдание, великую любовь и имя Элофа Валантора, Элофа Умелая Рука — величайшего из всех магов-кузнецов в темные дни древней Зимы Мира.

ПРИЛОЖЕНИЯ

О земле Бресайхала, ее очертаниях, природе и климате, о народах, населявших ее, и их истории, как представлено в этом томе Зимних Хроник, именуемом Книгой Меча.

Авторы Зимних Хроник писали сообразно понятиям и представлениям своего времени; они оставили без объяснения многое, чего мы более не знаем, а с другой стороны, пускались в пространное объяснение вещей, которые мы теперь принимаем как должное. К тому же они вполне обоснованно рассчитывали оставить потомкам живое свидетельство, а не просто связное повествование. Таким образом, при сведении Книги Меча к ее нынешнему виду пришлось добавить много подробностей, иногда руководствуясь лишь догадками, и опустить некоторые другие моменты. Данный отчет не может возместить утраченное, но, по крайней мере, проясняет общую картину. Сюда включены лишь наиболее важные сведения, имеющие отношение к повествованию; что касается иных вопросов, например, природы эквешского общества, то они будут рассмотрены в следующих книгах.