Секрет государственной важности, стр. 34

Первое, что пришло Феде в голову, — идти в Императорскую гавань тайком, напрямик. Он успел взглянуть на карту, бережно хранимую Оскаром Казимировичем, и теперь не сомневался, что Императорская где-то совсем близко. Однако на карте место высадки было отмечено жирным знаком вопроса. Капитан Гроссе не совсем был уверен, тут ли произошла авария.

На правах практиканта мореходного училища Великанов отважился попросить разъяснений.

— Трудно сказать, — ответил Гроссе, — здесь ли мы: может быть, чуть севернее, чуть южнее. На этом побережье мысы похожи один на другой как близнецы. То ли дело на Балтике, — вздохнул он, — что ни мыс, то маяк. Вам не приходилось плавать в Балтийском море, молодой человек?

Оскар Казимирович уже подумывал, нельзя ли как-нибудь повернуть аварию так, чтобы начисто оправдаться. Неизвестные течения? Наверное, они тут есть, а если и нет — пойди проверь. И неточности берега на карте. Эти две неизвестные величины, если их умело ввернуть в объяснение, немало помогут… В капитанской голове складывались рапорты и донесения, в которых он все больше сваливал случившееся на карты и течения.

Великанов чувствовал, что и ему надо обстоятельно посоветоваться обо всем с друзьями.

Они собрались втроем у порожистого переката на берегу бурной речушки, уселись на овальных камнях, сглаженных временем и водой. От лагеря их отделял густой кустарник. Отсюда слышались человеческие голоса, однообразный шум моря и вскрики чаек.

Для начала Федя коротко спросил: что делать будем? Ломов предложил побродить по тайге, может быть, встретят лесного человека — ороча, узнают, близко ли Императорская.

Сергей Ломов слыл на «Синем тюлене» следопытом, знающим тайгу как свои ладони. В отрочестве с отцом-охотником он вдосталь походил по приморским лесам. Ломов утверждал, что где-нибудь около этой реки обязательно живут люди.

— Надо бы Сергею рассказать про наши дела, — шепнул Федя Никитину. — Он обидится, помни мое слово, обидится. На пароходе все некогда да некогда…

— Сегодня скажем, — тихо ответил Никитин. — Серега, видно, парень верный, свой… У нас собирается неплохая компания. А сейчас в лес, побродим. Только бы выбраться незаметно.

Сказано — сделано. Вскоре друзья, воспользовавшись сумятицей первого дня, без особого труда улизнули из лагеря.

Едва заметная тропинка повела их от устья реки в лес. Ель, тополь, пихта, граб, лиственница — все росло вместе, почти вплотную друг к другу. Встречались умершие сухие деревья: они стояли косо и криво, едва держась корнями. Много погибших гнило на земле, делая лес еще более труднопроходимым. Внимание моряков привлекали то грибы-паразиты, растущие на стволах зеленых деревьев, то невиданные ягоды. Ноги утопали в ковре низкорослого папоротника… Над головами назойливо гудела мошкара, взявшаяся невесть откуда.

Чтобы не заблудиться, путники решили придерживаться реки.

Ветер шумел по вершинам деревьев. Качались мохнатые шапки кедров, остроконечные пики елей, а внизу было тихо. Пахло прошлогодним листом, смолой и еще чем-то острым и пряным.

— Вот ведь как, — сказал Федя. Сейчас он шел впереди, отводя ветви и расчищая топором дорогу. — Высадились робинзоны! Интересно, как же эта бухта называется? Я, ребята, родился в Императорской. А эта, ей-богу, неподалеку!

— Все равно, пусть покукарекают каратели, — отозвался Сергей Ломов. — Вот увидите, придется им тут зимовать. Без проводника им шагу не сделать. По тайге — не на Светланской панели шлифовать. Вот если бы еще партизаны сюда нагрянули, они бы их научили…

— Если бы знать, где партизаны! — вздохнул Федя. — Эх, гнус проклятый!.. — Он хлопнул себя ладонью. Мошкара нестерпимо жалила руки и шею.

В реке то и дело всплескивались красноперые рыбы, на илистых берегах попадались следы животных. Машинист Никитин увидел свежие отпечатки больших кошачьих лап.

— Не нарваться бы на тигра, — сказал он, боязливо оглядываясь. — Здесь, говорят, запросто его можно встретить.

— Не беда, — ответил Федя, вынимая из кармана револьвер, — все семь на месте. — Он провернул барабан.

— А у меня топор хоть и не велик, да надежен, — самое лучшее орудие, — сказал Ломов. Теперь он прокладывал дорогу. — Однако, — добавил он, — слыхал я от умных людей, тигра не надо дразнить. Тогда и он не тронет.

— Я молоток с собой взял да еще нож. — И Никитин тряхнул головой. — Не дадимся тигру в обиду.

Приятели шли, тихо переговариваясь о последних событиях. Кораблекрушения не так часто случаются в наше время.

Когда Ломов стал с серьезным видом рассуждать о причинах аварии, Великанов и Никитин еле сдерживали улыбку. Чего только не наговорил Ломов! Он был далек от истины и предположить не мог, что виновники находятся рядом с ним.

— Черт возьмч! — вдруг остановился Федя и стал изучать что-то у себя под ногами. — Я хоть и не следопыт, а спорю, что человек прошел. Сапоги с подковкой. Размер только маловат. А вот здесь воду брали. Видишь — круг, ведро стояло…

От реки в лес трава была чуть заметно примята: видимо, кто-то был здесь совсем недавно.

Друзья переглянулись.

— Пошли, — сказал Ломов, — кого-нибудь да встретим. Либо русские, либо орочи.

Идти пришлось недолго. Через сотню шагов перед ними встал деревянный дом, крепко сбитый из толстых бревен лиственницы. На крыше распустил крылья искусно вырезанный деревянный петух.

Глава тринадцатая

ОДНА ГОЛОВА ХОРОШО — ЧЕТЫРЕ ЛУЧШЕ

На стук никто не отозвался, и моряки решили, что дом пустует, как и орочская развалюха на берегу. Но как войти во двор? Калитка закрыта изнутри. Словно сговорясь, навалились втроем; с треском отлетел запор, калитка распахнулась. В то же мгновение отворилась дверь дома.

— Не шевелитесь, буду стрелять! — приказала возникшая на пороге девушка. Она навела на Федю двуствольное охотничье ружье.

— Танюша! — вскрикнул радостно удивленный Великанов и сделал шаг вперед.

— Стреляю! — с отчаянием повторила девушка. — Ты, беляк…

— Да это же я, Федор Великанов, — остановился юноша. — Неужели не узнаешь?

— Великанов, которого я знаю, не служил в солдатах у Меркулова, — сказала девушка, не отводя ружья. Федя растерянно оглянулся на приятелей.

— Не дури, девка! — вступился Ломов. — Какой он беляк?.. Он ученик мореходного училища, вместе с нами плавает на «Синем тюлене».

— А почему у него фуражка с кокардой, как у каппелевца, почему солдаты пришли в нашу бухту? Я видела, как они высаживались, не обманывайте… Не смейте шевелиться! — снова крикнула она, заметив, что Федя собирается подойти к ней.

Великанов засмеялся и сорвал с головы фуражку.

— Моя на судне осталась, солдат свою дал. Таня, ну что ты!.. Наш пароход сел на мель, капитан испугался, приказал покинуть судно, поэтому солдаты высадились здесь. А вообще-то пароход в Императорскую шел с карательным отрядом… Таня, — он стал серьезным, — я такой, как был, а это мои товарищи.

Ружье в руках девушки дрогнуло, опустилось.

Все разъяснилось к общему благополучию. Таня с радостью приняла Федю и его друзей. На дощатом столе в чистой комнатке появился шумливый самовар. За чаем с мелко колотым сахаром девушка рассказала, как попала сюда. Бухта, где засел «Синий тюлень», называлась Безымянной, и она действительно недалеко от Императорской гавани. Отец Тани, Степан Федорович Репнин, работал лесником. Его жена умерла, и он, уходя в лес, часто брал с собой дочь. Так было и в этот раз. У партизан Репнин был своим человеком. Командир отряда поручил ему наловить и засолить впрок рыбы. Горбуши и кеты в бухте Безымянной бывает много; попозже командир обещал прислать в помощь несколько человек; на чердаке дома давно была запасена соль.

Федя выглянул в окно на двор. У забора стопкой сложена тесанная топором клепка. Из раскрытой двери сарая к дому тянулась стежка из свежих щепок и стружки. «По-прежнему бондарит Степан Федорович», — подумал Великанов.

Рыба здесь сама просилась в бочки, и они у Степана Федоровича всегда были отличные…