Принц драконов, стр. 28

— Знаешь, у тебя должен быть дар, пусть небольшой. Ведь твоя мать — сестра Андраде.

— И что из того? — небрежно спросил он.

— Ничего…

Рохан нахмурился, но постарался не показать виду. Выходит, они оба знали о желании Андраде, чтобы их дети родились фарадимами. Так почему же Сьонед до сих пор не рассказала ему об этом? Не доверяет? Он хотел подробнее рассказать девушке о своих планах и сделать это прямо сейчас, но понял, что тоже не может полностью доверять ей. Пока не может.

— Ролстра будет приставать ко мне со всякими договорами и соглашениями, и я собираюсь подписать их с ним еще до того, как зайдет речь о его дочерях. Но я клянусь тебе, Сьонед, что когда спектакль закончится, я перед всеми объявлю тебя своей невестой. — Он остановился и сказал:

— Вот то, что я хотел тебе показать, не дожидаясь, когда это сделает кто-нибудь другой.

Высоко над их головами виднелось длинное бледное зеркало невесть как попавшего сюда тихого пруда, окруженного деревьями. Цветущие мхи и папоротники покрывали шероховатую скалу, лунный свет серебрил поверхность воды. Вот он, источник жизни, драгоценная влага с севера! Эту впадину в скалах питал подземный ручей, защищенный от действия солнца. Рохан посмотрел в глаза Сьонед и внезапно понял, что чувствовали его предки, когда первыми обнаружили в Пустыне холодную, пресную воду.

Но когда девушка заговорила, речь пошла вовсе не о лежавшем перед ними чуде.

— Тебя беспокоит, что я фарадим? — тихо спросила она.

— Нет, — честно ответил он. — Почему это должно меня беспокоить?

— Знаешь, это заставит твой народ задуматься. Фарадимская ведьма вышла замуж за их принца, стала хозяйкой всего этого богатства и помогает тебе править Пустыней…

— Ты победишь их так же быстро, как победила меня, — спокойно ответил Рохан.

Сьонед поглядела на него, а затем обернулась к воде и подняла руки. Сверкнув кольцами, девушка принялась сплетать лунные лучи в пучок, подвешенный над водой. Он видел лица их обоих и полыхающий пламенем волосок цвета червонного золота, который превратился в два обруча, ставшие их коронами. Через миг видение погасло, и Сьонед снова посмотрела принцу в глаза.

— Я должна была кое-что доказать себе. По дороге сюда мне не подчинилось заклинание Огня, и я боялась снова испытать неудачу. Но теперь, Рохан, я ничего не боюсь. Наверно, прошло еще слишком мало времени, чтобы доверять тебе. Это подсказывает мне мозг, а я должна слушаться его. Но в главном я тебе верю уже сейчас. — Она слегка пожала плечами. — Наверно, мне не следовало говорить это, а тем более делать, но…

Ее поцелуй в губы был таким же быстрым и таким же пугающим, как вспышка молнии в небе над Пустыней. Но когда Рохан пришел в себя, девушка уже исчезла.

Глава 7

Новость о смерти принца Зехавы достигла замка Крэг с первым лучом утреннего солнца. Связь с виночерпием Стронгхолда отняла у измученного фарадима последние силы, и он рухнул на кровать с большой чашей вина, приправленной дранатом. Услышав весть, Ролстра зычно захохотал, отметил ее обильным завтраком, а потом на весь день заперся со своими советниками. Палиле было велено подготовить вечерний ритуал и проследить, чтобы все дочери надели серые траурные одежды по случаю кончины их знатного «кузена». Палила сочла это блажью; кроме того, серый цвет был ей не к лицу. Однако она быстро успокоилась. Во-первых, этикет есть этикет, а во-вторых, траур скроет ее беременность…

Как только зажглись первые вечерние звезды, Ролстра ввел процессию в часовню замка Крэг. Комната представляла собой широкий полукруг. В центре плоской стены гигантским мыльным пузырем выдавалась из скалы глыба фиронского хрусталя. Днем часовня казалась залитой морем света: солнечные лучи отражались от золотых пластин и украшений. Кресла из белого дерева, обтянутые белым же шелком, стояли на толстом снежно-белом ковре, полностью поглощавшем звук шагов. Огромные витражи отбрасывали радугу на стены и паркетный пол. Но по вечерам часовню заливал холодный, бледный свет трех лун, и помещение заполняли серебристые тени, превращавшие лица в мертвенные маски с мрачными провалами на месте глаз и рта. Язычки пламени, метавшиеся над белыми свечами, которые несли скорбящие, делали картину еще более зловещей.

Участники процессии входили в часовню строго по старшинству и занимали свои места. Палила с опущенной головой и сложенными руками сидела в переднем ряду, окруженная дочерьми. Позади нее находились послы, советники, официальные лица и местная аристократия рангом помельче. До чего же вся эта публика не любит меня, с еле заметной улыбкой подумала Палила. Каждый из них рано или поздно являлся к фаворитке, надеясь через нее повлиять на принца. Палила брала все, что ей приносили, но ничего не обещала: едва ли они рискнут жаловаться верховному принцу на то, что их взятки пропали даром. Ролстра только посмеивался, когда Палила показывала ему новую драгоценность или платье, подаренные в надежде, что она шепнет в нужный момент словечко своему любовнику. Принц даже поощрял ее принимать взятки, поскольку это удовлетворяло ее жадность и сберегало государственную казну. Кроме того, по размеру дара можно было судить о том, насколько дававший нуждался в милости Ролстры. Эти подарки ничуть не влияли на его решения, однако иногда принц делал вид, что это не так: надо же было поддерживать коммерцию…

Но они ненавидели Палилу по другой причине. Она, аристократка, унизила достоинство знати, хотя положение фаворитки верховного принца было достаточно почетным. Она предала их тем, что палец о палец не ударяла ради своих, предпочитая вместо этого содействовать усилению власти Ролстры. Еще хуже было то, что она не родила сына. Но самое ужасное преступление Палилы заключалось в том, что она мешала Ролстре искать другую женщину, которая могла бы принести ему наследника мужского пола. У каждого из них была своя кандидатура на ее место, и все же Палила пока не утратила влияния на Ролстру. Мысль о том, что она может стать законной женой принца, приводила их в ужас.

Аристократы, советники и послы с удовольствием приняли бы участие и в поисках возможной невесты для юного принца Рохана. Все знали о нем только одно: нрава молодой человек тихого и скромного. Во время последней Риаллы он держался так незаметно, что мало кто запомнил его в лицо. Палила кожей чувствовала, как они рассматривают дочерей Ролстры и гадают, какая из них привлечет внимание принца на ближайшей Риалле.

Сами дочери думали о том же. Палила была убеждена, что по крайней мере Янте знает о намерениях отца, потому что девушка проявляла все признаки нетерпения. Но Пандсала тоже не теряла времени зря: все последние дни она пыталась блистать за столом, время от времени вставляя замечания, которые должны были показать Ролстре, как она умна и предана отцу. Гевина и Русалка, старшие из незаконных дочерей, чуть ли не вслух тосковали о том, что в последнее время у них не добавилось ни платьев, ни драгоценностей. Пусть помучаются, благодушно решила Палила. Пусть как следует поревнуют. А вельможи пусть заключают пари на то, кто достанется в жены юному принцу. Она одна знает, что на уме у Ролстры, но не скажет об этом никому на свете.

После минуты молчания, которой почтили память усопшего, Ролстра поднялся и вышел на середину. Пламя свеч бросало на его лицо причудливые отсветы. Принц прекрасно владел голосом — что во время публичных выступлений, что в постели — и умел пользоваться всем богатством интонаций для достижения нужного эффекта. Ролстра произнес небольшую речь о том, в какое горе повергла всех присутствующих весть о безвременной кончине великого и доблестного принца Зехавы, и вознес молитву Богине с просьбой принять дух «кузена» в ее любящие объятия. Как он и рассчитывал, никто не упустил ни слова из сказанного. Все они прибыли сюда вовсе не за тем, чтобы соблюсти приличия, но чтобы насладиться иронией Ролстры и прикинуть, какие приятные перспективы им сулит эта весть. Мало кто из собравшихся в часовне не задумывался над тем, как бы лучше воспользоваться несчастьем Рохана.