Жена самурая, стр. 42

— Вам известен дом даймё Ибэ в районе красильщиков?

— Не знаю я ничего и никого, кроме дворца и тех, кто здесь живет, — мрачно сказал Томохито. — Мне запрещено выходить за ворота.

«А сообщнику?» — подумал Сано, имея в виду кое-кого, более подходящего на эту роль, чем Правый министр Исидзё.

— Где вы были во время второго убийства?

Томохито воинственно выставил подбородок:

— Молился в Павильоне для обрядов, вместе с кузеном.

Сано взглянул на Момодзоно, и лицо у принца задрожало от нового приступа тика.

Император, видимо, уловил недоверие Сано, потому что смутился и тихо сказал:

— Прощайте. Пошли, Момо-тян.

— П-подождите, — возразил принц. — Я т-только что вспомнил. Когда мы б-бежали через Сад пруда, я заметил в окне павильона на острове свет. Он погас, п-прежде чем мы до него добрались.

«Если это правда, то на месте преступления был кто-то еще», — подумал Сано и посмотрел на императора.

— Да, там был свет, — с готовностью подтвердил Томохито. — Теперь я вспомнил. Я тоже его видел.

Покидая резиденцию, Сано подводил итоги беседы: «У Момодзоно обнаружен мотив для первого убийства, у Томохито — для второго. Император и принц имеют новое общее алиби, правда, столь же шаткое, как и предыдущее. Возможно, Момодзоно не владеет силой киаи, зато Томохито — не исключено. Похоже, император замешан в заговоре». Последнее умозаключение ужаснуло Сано. Он представил, что будет после того, как Томохито лишит существующий режим легитимности, и быстренько переключился на Дзёкио: «Если повезет, убийцей окажется она: нужно еще раз поговорить с заносчивой дамой». Тут Сано посетила дерзкая мысль: «А что, если?.. Конечно, есть риск навлечь на себя неприятности, но можно получить важную информацию».

23

Выиграв «сражение Дзёкиу», император отправился в ванную комнату. В большой деревянной кадке его ждала холодная вода.

Свет проникал через бумажные окна с резными деревянными решетками; открытые фрамуги прикрывались белыми шторами с императорским гербом. Голый Томохито с сомкнутыми веками неподвижно лежал на помосте. Ритуал предписывал мыть императора, только пребывающего во временном отрешении от действительности, чтобы прикосновениями не осквернять его священное достоинство.

В углу ванной сидел Момодзоно и, ежась и дергаясь, наблюдал за церемонией. Он знал: император притворяется, будто спит. Томохито хмурился, когда слуги скребли его чересчур рьяно. Однако просить их умерить пыл он не желал: они стали бы работать вполсилы. Момодзоно ждал конца омовения. Много месяцев он набирался смелости, чтобы откровенно поговорить с кузеном. Он больше не мог откладывать разговор — промедление угрожало их жизни.

Слуги поклонились неподвижному императору и удалились. Томохито открыл глаза и сел.

— Я думал, они никогда не отстанут, — пожаловался он, слез с помоста и забрался в кадку. — Когда-нибудь я выгоню всех, кто обращается со мной как с ребенком.

«Когда-нибудь»... Момодзоно слышал это с детства. Восьмилетний Томохито заявил стражнику, который не пускал его за ворота резиденции: «Когда-нибудь я буду ходить где захочу!» А лет в десять — двенадцать восстал против участия в обрядах: «Когда-нибудь никто не заставит меня делать то, что не хочу!»

Момодзоно понял, что Томохито вырос и готов претворять фантазии в реальность. Принц должен вразумить императора.

— В-ваше величество... я должен кое-что сказать... — робко начал он.

Томохито погрузился в воду по шею; длинные волосы расплылись вокруг головы, подобно черному вееру.

— Говори.

Момодзоно больше, чем кто-либо во дворце, зависел от благосклонности императора. Тем не менее он решился. Переминаясь с ноги на ногу, он спросил:

— Что вы думаете о сёсакане сёгуна?

— Он, должно быть, хороший фехтовальщик, но готов биться об заклад — я лучше его.

Сердце у Момодзоно упало. До какой степени заблуждается кузен! При всем своем умении он пока неровня настоящему бойцу-самураю. Если Томохито не способен это понять, то как заставить его увидеть опасности, стоящие перед ним? Принц Момодзоно прекрасно знал, кто вбил в голову императору ложное самомнение. От ярости у него конвульсивно задергались конечности; усилием воли он успокоил их.

— В-вас не тревожит то обстоятельство, что сёсакан продолжает задавать вопросы?

Томохито рассмеялся:

— Он меня не пугает!

— В-ваше величество, но вам следует его бояться! — сорвался Момодзоно.

Император насупился:

— Ты собираешься указывать мне, что я должен делать?

— Нет! Нет! — Момодзоно подбежал к кадке, опустился на колени и поклонился. — Я... я лишь стараюсь з-защитить вас, ваше величество.

Он делал это и прежде. В тринадцать лет Томохито подружился с тремя проказливыми придворными, которые были несколько старше его. Император с горящими глазами слушал рассказы шалопаев о кутежах в чайных домиках, об ухаживаниях за девицами, о драках с простолюдинами. Вскоре ему захотелось более активно участвовать в развлечениях троицы. Он начал придумывать для них приключения. Это были мелкие проказы, вроде кражи фруктов на рынке или водворения теленка на пожарную башню. По возвращении из города приятели описывали переполох, вызванный их проделками, и Томохито ликовал.

Потом император решил, что пора предпринять нечто посерьезнее.

Момодзоно прогуливался по резиденции, когда троица возвращалась с задания. Под покровом темноты он подобрался к шалопаям. Услышанное повергло его в смятение.

— Нам вообще не следовало этого делать!

— Все получилось бы, уйди мы сразу. Добыли трофей для императора, взяли личную печать сёсидая — и хватит. Нет, тебя обуяла жадность. Тебе нужно было взломать сундук и набить пояс золотыми монетами!

— Кто знал, что дочь прибежит на наши голоса!

— Но зачем ты кинулся на нее?

— Я был так пьян, что ничего не соображал.

— Что мы скажем его величеству?

— Да ничего. Отдадим печать, а об остальном — молчок; золото я спрячу, пригодится для дальнейших вылазок.

Момодзоно узнал того, кто украл деньги и изнасиловал дочь сёсидая. Это был господин Корэмицу, вожак троицы. Момодзоно ревновал и ненавидел Корэмицу, тот имел большое, преимущественно дурное, влияние на Томохито.

Назавтра в резиденцию нагрянула полиция. Оказывается, стражники сёсидая выследили преступников. Полиция собиралась найти и наказать виновных. Момодзоно чуть не умер от страха: «Что, если бакуфу выйдет на Томохито? Разумеется, его не арестуют, просто принудят отречься от престола».

Момодзоно не мог допустить такого несчастья, потому что знал: следующий император выбросит его из дворца. Нужно было помочь бакуфу взять преступников. Но как? Чиновники никогда не поверят идиоту.

И Момодзоно нашел выход из критического положения. Он написал на листе бумаги: «Человек, которого вы ищете, — господин Корэмицу», — скатал послание в трубку и засунул в футляр для свитков. Затем он отправился на территорию придворных, где полиция обходила дом за домом, спрятался за поворотом галереи, дождался, когда появятся полицейские, бросил футляр и убежал.

Полиция пришла в дом господина Корэмицу. Когда было найдено золото, он признался в преступлении и назвал сообщников. Чтобы не повредить родным, молодые люди на суде ни словом не обмолвились об императоре; их отправили в ссылку. Момодзоно вздохнул с облегчением.

И напрасно. Возникла новая проблема. Теперь угрозой императору стал Левый министр Коноэ. С его подачи император задумал такое дело, за которое можно было поплатиться не ссылкой — головой. Смерть Коноэ не предотвратила опасности. Второе убийство — тоже, хуже того, оно сосредоточило внимание следствия на императоре. В этой ситуации строчить анонимку было бесполезно. Единственный шанс не допустить катастрофы заключался в том, чтобы убедить Томохито сотрудничать с властями.

— Пожалуйста, ваш-ше величество, — сказал Момодзоно, — умоляю вас, взгляните на вещи р-реально. Наступили опасные времена. Сёсакан Сано будет искать у-убийцу, пока не раскроет все т-тайны дворца. В-вы должны быть очень осторожны.