Жена самурая, стр. 25

Сано перевел взгляд на Исидзё: до смерти Коноэ отец Асагао был вторым высшим чиновником при императоре. Оба являлись претендентами на пост премьер-министра и наверняка соперничали. Слух об измене Асагао, тем паче ее отставка, закрывал Исидзё дорогу к заветной цели. Зато смерть Коноэ решала все проблемы: и дочка при императоре, и сам на коне. Сано взглянул на Дзёкио: «Ну, этой-то вообще без разницы, кого сын выбирает в наложницы, ее положение при дворе прочно, как и принца Момодзоно». Он вновь посмотрел на Правого министра и столкнулся с жестким взглядом. «Надо, пожалуй, перепроверить его алиби», — решил Сано и обратился к Асагао:

— Как вы узнали, что Левый министр собирался предать вас?

— Я подслушала разговор слуг. Они превозносили его мудрость и смеялись надо мной, дескать, вот дурочка, попалась на удочку.

Актерская интонация в конце бесцветной тирады удивила Сано. Асагао словно приглашала его поговорить со слугами Коноэ.

— Расскажите, что случилось в день смерти Левого министра? — попросил он.

— Вечером я получила от него записочку, он назначал свидание в Саду пруда. Я сочла это удобным случаем для того, чтобы избавиться от него, прежде чем он уничтожит меня. Я пришла в Сад пораньше, подстерегла его у павильона на острове и... — Асагао внезапно затараторила: — И... и убила его. А потом услышала, как идут люди, испугалась, оступилась и угодила в лужу крови.

Версия рассказа отличалась железной логикой. Она даже объясняла, почему Коноэ велел обитателям резиденции держаться в полночь подальше от Сада пруда. Однако запас вопросов у Сано не был исчерпан.

— Если вы не хотели, чтобы император узнал о вашем романе с Левым министром Коноэ, то зачем признались сейчас? И отчего вы с таким равнодушием рассказываете о преступлении, за которое вам грозит смерть?

— Я сделала неправильный выбор и сожалею об этом. Чтобы очистить свою душу, я должна понести наказание.

И снова интонация наложницы задела Сано. На что-то Асагао ему намекала.

— Вчера вы сказали моей жене, что рады гибели Левого министра.

Асагао заерзала на коленях.

— Я изменила точку зрения.

— Понятно... — Сано помедлил, подумав: «Если эта история — ложь, то самая складная из всех, что я слышал». — Вы признаетесь по доброй воле?

Наложница энергично закивала:

— Да, конечно.

Присутствующие безотрывно наблюдали за ней.

— Значит, никто вас к этому не принуждал, не подсказывал, что говорить?

Асагао на мгновение отвела взгляд в сторону.

— Нет, никто.

— И вы никого не пытаетесь выгородить, принимая вину на себя? — Сано по очереди посмотрел на Исидзё, Дзёкио и Томохито.

— Неужели вы полагаете, что я могу пожертвовать дочерью ради собственного благополучия? — возмутился Правый министр. — Я не убийца! И она тоже! Ее слова означают только одно: она сошла с ума.

— Я не сошла с ума! — Страстность, с которой Асагао повернулась к отцу, заставила того отшатнуться. — Я говорю правду. Я убила Левого министра.

— Ну что же, существует единственный способ установить истину, — сказал Сано. — Госпожа Асагао, я приказываю вам продемонстрировать мне «крик души».

Народ оцепенел. Первым нарушил молчание насмешливый голос Исидзё:

— Благодарение богам, моя дочь не способна на подобные трюки.

— Если вы, что очевидно, сомневаетесь в виновности госпожи Асагао, то совершенно ни к чему поощрять ее больные фантазии. Это жестоко, — припечатала Дзёкио.

Под испытующими взглядами присутствующих наложница словно уменьшилась в размерах.

— Итак, ваше высочество, — сказал Сано, — я жду.

— Я боюсь причинить кому-нибудь боль, — слабо запротестовала Асагао.

Сано поднялся, пересек комнату по диагонали и отодвинул стенную панель. В саду на заборе сидели черные дрозды.

— Вам не обязательно применять силу киаи в полном объеме. Достаточно повергнуть этих птиц в обморок.

Асагао потупилась и буркнула:

— Ничего не получится; все смотрят, я стесняюсь.

— Вы не способны на «крик души», — произнес Сано, задвигая панель. — Не так ли?

Исидзё фыркнул:

— Естественно! — Потом в его голосе зазвенело отчаяние. — Расскажи правду, дочка, не то будет поздно!

Асагао тупо повторила:

— Я убила Левого министра.

Признание обвиняемого считалось доказательством вины. Сано нахмурился и бросил воинам Токугавы:

— Забирайте ее.

Воины двинулись к молодой женщине.

— Нет! — хрипло выдохнул Исидзё.

Дзёкио с придворными в изумлении воззрились на него.

Томохито соскочил с помоста и застыл, раскинув руки, между слугами бакуфу и Асагао.

— Прочь!

— Пожалуйста, отойдите, ваше величество, — сказал Сано, трепеща от ужаса. Раздираемая междоусобицей Япония возникла у него перед глазами.

— Ни за что! Вы не получите ее! Сначала вам придется убить меня! — прокричал юноша.

Воины посмотрели на сёсакана. Сано подошел к императору и протянул руку:

— Закон есть закон, ваше величество. Она выбрала признание.

Он не задел императора, но тот, отпрянув, завопил:

— Как вы смеете прикасаться ко мне?! — Томохито попятился, споткнулся и сел на пол.

Придворные вскочили:

— Святотатство! Кощунство!

Сано знал: прямой потомок богини Аматэрасу не может быть осквернен прикосновением к поверхности, по которой ходят люди. Он впал в панику, между тем как его язык четко выдал:

— Взять ее!

На лице Асагао выступил ужас, словно женщина только сейчас поняла, до чего доигралась. Засучив ногами и замолотив руками, она завизжала на одной ноте. Воины поволокли ее к двери. Дзёкио, Исидзё и придворные окружили Сано.

— Это зверство! — выпалила жена отрекшегося императора.

— Немедленно освободите мою дочь! — скомандовал Правый министр.

«Не прячется ли за их попытками помочь Асагао чувство вины перед ней?» — подумал Сано.

— Отец! — заплакала Асагао. — Не позволяйте им уводить меня!

Император с кулаками набросился на воинов.

— Кто-нибудь... да помогите же мне! — взмолился он.

Громкое уханье возвестило о появлении принца Момодзоно. Он устремился к Сано:

— В-вы не см-меете з-забирать наложницу его величества!

Придворные принялись колотить воинов, защищая суверена. Опасаясь, что бунт распространится сначала на резиденцию, а потом на страну, Сано выхватил меч. Момодзоно остолбенел. Толпа знати прыснула врассыпную. Асагао и Томохито забились в истерике.

Сано кивнул воинам, те подняли пленницу и понесли вон из комнаты.

— Куда вы ее? — спросил Правый министр, следуя за Сано по коридору. — Даме ее статуса не место в городской тюрьме.

— Госпожа Асагао некоторое время поживет под охраной в удобном доме, — ответил Сано.

— А потом?

— Поедет в Эдо на суд.

«Если не подтвердятся сомнения в ее признании», — мысленно добавил Сано.

13

На черном, как сажа, небе багровыми пятнами проступали отблески заката. В окнах домов горели лампы. Шумные толпы стремились к кумирням, храмам, кладбищам и кварталу развлечений Понтотё на празднование Обона. Двор Особняка Нидзё был заполнен путешественниками. Сано передал коня служке и направился в свои апартаменты. Он мечтал оказаться в обществе Рэйко и одновременно испытывал жгучее желание побыть в одиночестве. Для последнего имелись веские основания.

Во-первых, допрос Асагао вымотал Сано душевно и физически; ему требовалось время на то, чтобы восстановить силы. Во-вторых, Рэйко с присущей ей юной энергией закидает его вопросами, а он пока не готов на них отвечать: нужно кое-что хорошенько обдумать. В-третьих, жена, без сомнения, поинтересуется, как он съездил в храм Кодай, и по рассказу интуитивно поймет, насколько сильное впечатление произвела на него Кодзэри; хотелось стряхнуть остатки наваждения.

Новый постоялец со слугами и багажом на минуту перегородили коридор. Сано воспользовался задержкой и несколько раз глубоко вздохнул, успокаиваясь. Потом он вошел в комнату.