Синдзю, стр. 51

Лодка накренилась, галерейщик с лодочником, ругаясь на чем свет стоит, плюхнулись в воду. Сано поймал торговца за ворот.

Снова и снова он опускал уродливую голову под воду.

— Рассказывай!

Любитель Клубнички захлебывался, фыркал, стонал и ничего более. Тогда Сано искупал его в реке столь решительно, что он перестал подавать признаки жизни. Сано вытащил его на берег.

— Где? Когда? Как?

Багровый, с выпученными, как у рака, глазами, Окубата жадно глотал воздух.

— Ну?!

— Убейте меня, господин! — наконец провыл галерейщик. — Я не знаю, когда, где и как господин Ниу планирует убить сегуна!

Глава 23

О-Хисе не хотелось сидеть в имении Ниу. Не хотелось шить одежду для кукол дочерей даймё под надзором Ясуэ, старшей швеи. Когда время встречи с Сано прошло, душа о-Хисы стала изо всей мочи рваться к мастерской мечника, но...

— Когда закончишь это, — Ясуэ указала на крошечное кимоно, которое подшивала о-Хиса, — возьми вон то. — Оглядела яркие отрезы ткани, лежащие на полу. — До праздника кукол всего месяц, а нам нужно приодеть две сотни игрушек. Иначе накликаем беду на дом.

О-Хиса вздохнула:

— Хорошо, Ясуэ-сан.

Когда-то о-Хисе нравилась эта работа, она навевала воспоминания о счастливом детстве. Мать и бабка, обе вдовы, обшивали за гроши окрестную голь. Но они всегда раз в год устраивали праздник кукол — традиционную радость для девочек. Поздно вечером они садились вокруг плиты и принимались шить кукольные наряды. Мать непослушными от усталости руками ласково и терпеливо показывала маленькой дочери, как кроить и метать. Слепая бабушка, улыбаясь, на ощупь стачивала детали одежды. Десятый и последний праздник, накануне отбытия из Нихонбаси к месту первой работы, особенно запомнился о-Хисе.

— Не плачь, деточка, — сказала бабушка. — Ты будешь приезжать к нам на Новый год, когда слуг распускают по домам.

— Будь храброй и старательной, — наставляла мама, моргая, чтобы слезы не потекли ручьем.

О-Хиса вздохнула, опечаленная сравнением прошлого и настоящего. Кимоно будет из шелка, а не из хлопчатобумажного лоскутка. И куклы будут из качественного фарфора, а не из дерева или соломы. И праздник будет для дочерей даймё, а не для нее.

Были у о-Хисы и другие причины для печали. Пораженные артритом пальцы старшей швеи больше не держат иглу. Ясуэ сохраняет должность только потому, что некогда служила в семье госпожи Ниу. Теперь ее основной работой является наушничество. Через старшую швею госпожа Ниу узнает обо всем, что творится на женской половине.

Рядом с Ясуэ сидит служанка о-Аки, грузная, хмурая — ей бы подковы гнуть, а не иголкой искусничать. Тоже доносчица. Ее специализация — слуги. Докладывает госпоже Ниу об их ошибках, разговорах, мелких кражах, проказах. Однажды застукала помощника повара. Сломала мужчине руку и отвела к хозяйке.

— О-Хиса, ты делаешь слишком крупные стежки. — Старшая швея сердито насупилась. — Укороти. Что за неумеха! Неужто мать тебя ничему не научила?

— Простите, Ясуэ-сан.

Пошивочные, где они сидят, — островок тишины в бурлящем доме. Хотя смерть барышни Юкико и траур определенным образом влияют на обстановку, тем не менее приготовления к Новому году кипят. Слуги заканчивают генеральную уборку. Дочери даймё, наложницы и их фрейлины выбирают кимоно, в которых отправятся на вечеринки. Служанки греют воду для мытья, укладывают волосы, приносят и уносят одежду, делают массаж, подают чай и закуски. Повара варят, парят, пекут, шинкуют. Ошалелые от суматохи дети с воплями гоняются друг за другом по коридорам. О-Хиса рассчитывала, что под шумок удастся улизнуть, чтобы встретиться с Сано, но ее приобщили к праздничным хлопотам и выйти из дома нет никакой возможности. Как теперь найти Сано?

Хотя молодой господин ни словом, ни делом не намекнул — дескать, знаю, что ты подглядывала за мной на вилле, — однако после смерти барышни о-Хиса почувствовала слежку. Много раз она проходила по коридорам имения и слышала, как за ней открываются и закрываются двери, как незримые наблюдатели фиксируют ее перемещения. Когда она выходила с поручением за ворота, какая-нибудь служанка обязательно невзначай попадалась на пути, и они шагали вместе. О-Аки перебралась в комнату о-Хисы в качестве четвертой соседки. А по возвращении с виллы совсем стало невмоготу. Ясуэ и о-Аки встретили о-Хису на пороге дома и с тех пор держат под постоянным контролем. О-Хиса бросила на церберш внимательный взгляд. А что, если взять и убежать? О-Аки догонит и сломает руку? Ясуэ донесет господину Масахито? Он убьет о-Хису. Ну и пусть! По чести говоря, она заслуживает смерти. Но прошлой ночью ей снова приснилась барышня Юкико. Черные умоляющие глаза на голубом лице. Тонкие пальцы, уже обглоданные рыбами, просяще тянутся к ней. Волосы — будто черное облако на воде. Сано полагает, что о-Хиса может упокоить несчастный дух, если все расскажет Совету старейшин. Хорошо, она согласна. Однако защитят ли старейшины ее семью от гнева Ниу? Очень хочется верить. Только как ускользнуть от тюремщиц?

— О-Хиса! — Хриплый голос Ясуэ нагло вмешался в мысли девушки. — Ты неровно подгибаешь, исправь.

— Да, Ясуэ-сан. Простите. — О-Хиса принялась распарывать стежки и уколола палец. От боли, а вернее, от тоски слезы потекли ручьями. Высасывая кровь из ранки, о-Хиса представляла, как Сано, не дождавшись, уходит в неизвестность.

Из коридора донеслись голоса служанок:

— Ты подмела павильон в северном саду?

— Нет. Я думала, ты подметешь.

— А я думала, ты.

Северный сад находился вблизи ворот.

— Может, мне подмести? — робко предложила о-Хиса.

Ясуэ насупилась.

— Сиди.

Заметив одобрительный кивок о-Аки, о-Хиса почувствовала, как все внутри оборвалось. Тут ей пришла замечательная идея. Она изобразила конфузливую улыбку.

— Можно выйти?

— Куда это? — спросила Ясуэ.

— В место для облегчения, если вы не против. — Так в доме величали уборную.

Ясуэ в досаде поджала губы, она явно боялась нарушить приказание.

— Ладно уж, раз приспичило. Но дольше времени не задерживайся! О-Аки, иди с ней.

Поеживаясь от пронзительного взгляда, о-Хиса прошла в уборную для слуг — крошечный домик, по понятным причинам стоящий на отшибе. Заперевшись, она произнесла в уме короткую молитву. Затем, поборов отвращение перед тем, что предстояло, задрала и подвязала на талии полы кимоно, чтобы не мешали, и встала на колени у отверстия выгребной ямы.

Хотя бадью часто опорожняли и ополаскивали настоем из душистых трав, широкое очко чудовищно воняло. О-Хиса заглянула в очко. Бадья была заполнена наполовину. Сдержав тошноту, девушка села, осторожно опустила ноги в отверстие, нащупала края бадьи, выгнулась и сползла в промежуток между бадьей и полом уборной. Люк, который слуги использовали для выноса нечистот, находился справа. Она протиснулась к маленькой двери и открыла ее. Отвращение и страх взяли верх над осторожностью. О-Хиса и не подумала убедиться, нет ли кого за дверью. Свобода! Девушка вывалилась из люка, немного полежала на холодной земле, судорожно вдыхая свежий воздух, вскочила на ноги и помчалась вон из усадьбы, на бегу расправляя кимоно. Силу и смелость ей придавала мысль о родных. После Совета старейшин она навсегда вернется к маме и бабушке. Она больше не увидит семью Ниу.

О-Хиса обогнула женские апартаменты и устремилась к мужским. Они предназначались для даймё, его старшего сына и их ближайших советников, поэтому сейчас пустовали. Масахито жил в отдельном флигеле, он тоже не мог здесь угрожать о-Хисе.

Она остановилась, чтобы сориентироваться. Прежде ей не доводилось бывать в этой части имения. Безлюдные дома, закрытые ставнями окна, притихшие сады... Как попасть к воротам?

О-Хиса припустила наугад. Нельзя мешкать. О-Аки может в любой момент обнаружить, что пленница сбежала, и сообщить старшей доносчице. Имение начнут обыскивать, и не сносить девушке головы.