Черный Лотос, стр. 31

– Она всегда по ночам убегает из спальни, – добавила Юкико. – Нам хотелось пойти за ней и разведать, куда она ходит.

– Мы подумали, что если бы застали ее за какой-нибудь пакостью, то смогли бы... хм... рассказать об этом старшим, – сказала Ханако. – Первосвященник Анраку узнал бы, какая она гадкая, и выгнал бы ее.

Сано оторопел, обнаружив такие мстительность и хитроумие у невинных чад. Должно быть, осуждение отразилось на его лице, потому что Юкико поспешила добавить:

– Нет-нет, на самом деле мы не собирались на нее доносить. Просто хотели припугнуть, чтобы она перестала нас мучить.

Желторотые шантажистки расстроили Сано окончательно. Казалось бы, еще дети, а как рано научились "премудростям" жизни!

– Что же произошло? – спросил он.

– Когда в храме пробило полночь, Хару вылезла из постели и сбежала из приюта, – рассказала Юкико. – Мы пошли следом.

– Она кралась через двор, – продолжала Ханако, – и все время оглядывалась, как будто боялась, что ее увидят.

– Мы шли за ней следом вдоль дорожки, – сказала Юкико, – а потом Ханако струсила.

– Я испугалась, что Хару нас заметит, а тогда пощады не жди, – оправдывалась Ханако. – То есть она бы нас вовсе замучила. Вот я и уговорила Юкико вернуться.

– Выходит, никто из вас не видел, что делала Хару?

– Нет, – ответила Юкико, – но мы добрались как раз до деревьев перед хижиной.

– А Хару так ловчила, как будто задумала недоброе, – добавила Ханако. – Не иначе как она все подожгла.

"Возможно, Хару ходила на тайное свидание с Оямой", – подумал Сано. Если так, то что произошло между ними? Каким образом причастны к этому убитая женщина и ребенок?

– Больше вы там никого не видели? – спросил Сано.

– Нет, господин, – ответила Юкико.

– И не слышали ничего необычного?

Девочки помотала головами. Если они не солгали, а Сано не видел причин думать иначе, он получил подтверждение словам настоятельницы о том, что Хару не было в приюте той ночью.

– Что же вы сделали потом? – спросил Сано.

– Мы... м-м... отправились спать.

Итак, девочки не помогли ему восстановить ход нескольких последних часов, проведенных Хару перед пожаром. Сано поблагодарил их, после чего сделал обход храмовой территории, пристально изучая дворы и постройки. Но не заметил ни одного люка, ведущего под землю. На дорожке он встретил паломника с узлом на спине и посохом. Из-под соломенной шляпы смотрело лицо сыщика Канрю. Он разминулся с Сано, словно видел его впервые, лишь слегка тряхнув головой, и прошествовал дальше. Сигнал означал, что его команда шпионов пока не нашла в храме ничего подозрительного.

Привратник в резиденции сказал Сано, что первосвященник медитирует.

Сано начало раздражать, что его избегают, однако он перенес встречу с Анраку на завтрашний полдень, не смея оскорбить религиозные чувства сёгуна нарушением храмового устава. Итак, он спустился в переднюю, которая была избрана временным штабом следствия. Три его сыщика там проводили дознание среди членов секты Черного Лотоса.

– Нашли что-нибудь? – спросил их Сано в перерыве.

– Мы опросили примерно полсекты, – ответил один. – И пока не обнаружили членов семьи Оямы или кого-то из его недругов. И похоже, никто из здешних не располагал ни мотивом, ни возможностью совершить преступление.

"Кроме Хару", – мрачно подумал Сано. Вместе с помощниками он продолжил опрос служителей, сознавая, что, пока не найдет улик против кого-то еще, его единственной подозреваемой останется Хару и нужно будет приложить все усилия, чтобы Рэйко порвала с ней.

14

Не верьте судящему тех,

Кто приемлет закон Черного Лотоса,

Ибо в словах его нет истины.

Сутра Черного Лотоса

Мать правителя, две сотни его наложниц и челядь проживали в обособленной части его резиденции, называемой малым дворцом. Рэйко вошла через внутренний двор. В саду, где все было зелено и свежо после дождя, она натолкнулась на стайку молодых женщин в ярких нарядах, рвущих астры и метелки тростника в лучах предзакатного солнца. Среди них Рэйко разглядела Мидори, которая улыбнулась и поспешила навстречу подруге.

– Здравствуй, Рэйко-сан, – сказала Мидори. – Что тебя привело сюда?

– Мне нужно поговорить с матерью его превосходительства, – ответила Рэйко.

– Тогда должна предупредить: госпожа Кэйсо-ин, как обычно, не в духе. Мы сбились с ног, развлекая ее. Теперь она послала нас собирать ей цветы для икебаны. – Мидори вздохнула, горюя по собственной участи и судьбе остальных фрейлин. – Может, твой приход вернет ей хорошее расположение.

Подруги направились к двери дворцового крыла с волнистой черепичной крышей над деревянными и глинобитными стенами.

– Ты сегодня не видела Хирату-сан? – спросила, запнувшись, Мидори.

– Видела, когда поутру уходила из дома, – ответила Рэйко.

– А он не... – Мидори опустила глаза на корзину цветов, которую держала. – Он ничего не говорил обо мне?

– Мы с ним вообще не разговаривали, – сказала Рэйко, зная, что Хирата совсем перестал уделять Мидори внимание и та в последнее время ходит как в воду опущенная.

Рэйко понимала, что Мидори влюблена в Хирату. Однако, как бы ей и Сано ни хотелось видеть их вместе, общественные предрассудки и равнодушие Хираты почти не оставляли надежды на свадьбу.

– Я уже не знаю, как быть! – вскричала Мидори. По ее щекам катились слезы. – Что сделать, чтобы он полюбил меня снова?

Рэйко хотела ответить, что человек, думающий лишь о карьере, не заслуживает, чтобы из-за него так страдали, но потом решила помочь подруге.

– Может, тебе стоит проявить внимание к его работе?

– Я уже пробовала, – всхлипнула Мидори. – Вызвалась ему в помощницы, а он лишь рассмеялся.

– Что ж, возможно, это и к лучшему, – сказала Рэйко, с дрожью представив, как наивная, чувствительная Мидори ввязывается в полное опасностей расследование.

– Ты считаешь... ты хочешь сказать, я не сумею? – Мидори надулась.

– Вовсе нет, – поспешно возразила Рэйко. – Просто большинство мужчин сторонятся умных женщин и не любят, когда в их дела вмешиваются. Думаю, Хирата-сан из того же числа. Что, если тебе просто прихорошиться и не замечать его некоторое время? Это наверняка подстегнет его чувства.

Глаза Мидори озарились пониманием.

– Точно! Увидев, что я потеряла к нему интерес, он сам заинтересуется мной. Спасибо, спасибо тебе! – воскликнула она, порывисто обнимая Рэйко. – Поскорее бы теперь встретить Хирату-сан и показать, как мало он для меня значит!

В малом дворце царили шум и оживление: множество юных красавиц играли здесь в карты, расчесывали волосы и увлеченно болтали. Рэйко едва не оглохла от их звонкого щебета, пробираясь по лабиринту коридоров вслед за Мидори. Наконец перед ними возникла кипарисовая панель с резными изображениями драконов, отмечающая вход в личные покои госпожи Кэйсо-ин. Снаружи стояли два стражника – только страже дозволялось входить в малый дворец. Изнутри доносился бодрый перебор самисэна. Потом Кэйсо-ин вскричала надтреснутым голосом:

– От этой мелодии меня уже тошнит! Сыграй другую! – и зашлась в кашле.

Самисэн начал новую пьесу. Охрана впустила Мидори и Рэйко в зал, полный табачного дыма. Сквозь его пелену Рэйко увидела музыкантшу, сидящую среди фрейлин. Пол у их ног был усеян картами, чайными чашками и блюдами с едой. Госпожа Кэйсо-ин – тучная приземистая дама в синем шелковом кимоно и с серебряной трубкой во рту – возлежала среди пуфиков. Выпустив дым, она покосилась на дверь.

– Мидори-сан? Что ты встала на пороге, подойди-ка. – Судя по голосу, хриплому, резковатому, госпожа находилась в прескверном расположении духа. – Кто это там с тобой?

Рэйко и Мидори опустились на колени перед матерью сёгуна и коснулись лбами пола.

– С вашего позволения, со мной достопочтенная госпожа Рэйко, – сказала Мидори.

– Превосходно!

Госпожа Кэйсо-ин, кряхтя, поднялась с подушек. Тщательно закрашенная седина, густой слой белил и алая помада делали ее ненамного моложе – шестьдесят семь лет все же давали знать о себе дряблым подбородком и отвислой грудью. Она улыбнулась, показав редкие черненые – согласно канонам красоты тех времен – зубы. Ее слезящиеся глаза сверкнули.