Обитатели холмов, стр. 100

Услышав голос хозяйки, кошка бросила в ее сторону быстрый взгляд и снова склонилась над своей жертвой. Это была не крыса. За собачьей конурой на боку лежал кролик. Вид у него был отчаянный. Он совсем обессилел. И закричал снова.

Люси прямо в ночной рубашке сбежала по ступенькам и распахнула дверь. Бежать босиком по гравию было больно, и она перепрыгнула на цветочную клумбу. Кошка глянула на Люси и, не отпуская кроличьей шеи, зашипела.

— Брысь, Тэб! — приказала Люси. — Какая ты злая! Отпусти его!

Она отпихнула кошку, а та, прижав уши, попыталась вцепиться ей в руку. Люси замахнулась, кошка опять зашипела, отбежала на несколько ярдов и в бессильной ярости смотрела оттуда, как девочка подняла кролика на руки. Он было дернулся, но Люси держала крепко, и кролик затих.

— Сиди тихо, — сказала Люси. — Я не сделаю тебе ничего плохого.

И с кроликом на руках она вернулась в дом.

— Чего это ты там делала? — спросил ее отец, соскребая у порога грязь с подошвы. — Ну-ка посмотри на свои ноги. Я же тебе говорил… Кто это у тебя?

— Кролик, — виновато сказала Люси.

— В ночной рубашке можно застудиться насмерть. И что же ты с ним делать-то будешь?

— Пусть поживет у меня.

— Нет.

— Но, папочка! Он такой славный!

— Кролик тебе за это спасибо не скажет. Если ты посадишь его в клетку, он умрет. Диких кроликов нельзя держать в неволе. А если отпустишь, он нам тут все перепортит.

— Но он ранен. Его кошка поцарапала.

— Кошка знает свое дело. Незачем было отбирать у нее добычу.

— А я хочу показать его доктору.

— У доктора хватает забот и без диких кроликов. Отпусти его.

Люси заплакала. Люси всю жизнь прожила на ферме и знала, что раз отец велел, значит, так и будет. Но хладнокровно обречь кролика на гибель девочка не могла. Она и в самом деле не знала, что делать. Ей хотелось лишь показать кролика доктору. Доктор считает ее настоящей фермерской девочкой, сельской девочкой. Когда она показывала ему свои находки — щеглиное яйцо, бабочку в банке из-под варенья и древесный гриб, который был точь-в-точь как корка от апельсина, — он отнесся к ее трофеям совершенно серьезно и разговаривал с ней как со взрослой. Теперь же Люси — как взрослая! — хочет спросить у него совета, что делать с раненым кроликом. И может быть, отец все же передумает и разрешит его оставить.

— Я всего-навсего хочу показать его доктору, папочка. Я не дам ему ничего попортить. Я просто поговорю с доктором, и все.

Отец Люси гордился тем, как его дочь умела вести беседу с доктором, хотя никогда не признался бы в этом. Она очень смышленый ребенок, и, говорят, ее, может быть, даже примут в грамматическую школу [30]. Доктор несколько раз называл Люси очень разумной девочкой. Чтоб ему пусто было, этому кролику. Пусть посадит его в клетку, если хочет, вреда не будет.

— Чем болтаться тут да трещать, как сорока, сделала бы что-нибудь путное, — проворчал он. — Пойди надень платье, а кролика посади в старую клетку. Где у тебя сидели твои лохматики.

Люси перестала плакать и поднялась по лестнице, не выпуская добычу из рук. Она посадила кролика в ящик комода, оделась и пошла в сарай. По дороге Люси прихватила из конуры соломы. Отец выглянул из амбара.

— Ты не видела Боба?

— Не-а, — ответила Люси. — А что?

— Перегрыз веревку. Веревка, конечно, старая, но вот не думал, что он сможет ее так разгрызть. Я сегодня еду в Ньюбери. Если без меня вернется Боб, привяжи сама его покрепче.

— Я все сделаю, папочка, — сказала Люси — А сейчас я иду к маме завтракать.

— Вот и умницы. Доктор сказал, что завтра мама уже поднимется.

Часов около десяти приехал доктор Адамс. Люси как раз застелила постель и убирала свою комнату — чуть позже, чем обычно; она услышала, как машина остановилась у вязов, и выбежала навстречу, недоумевая, почему это доктор не подъехал, как всегда, прямо к дому. Доктор Адамс стоял, заложив руки за спину, и смотрел на лужайку, а заметив Люси, окликнул ее как-то непривычно:

— Эй, Люси!

Девочка подбежала ближе. Доктор снял пенсне, положил в жилетный карман.

— Это ваша собака?

По лужайке к дому спешил усталый Лабрадор, а на шее болталась оборванная веревка.

— Он оторвался, доктор. Мы очень о нем беспокоились.

Лабрадор обнюхал ботинки доктора Адамса.

— Похоже, он с кем-то подрался, — сказал доктор Адамс — На носу глубокая царапина, нога прокушена.

— Как вы думаете, доктор, кто бы это мог быть?

— Ну, например, крупная крыса или, возможно, горностай. Наверное, Боб за кем-то погнался, а этот кто-то затеял драку.

— А я, доктор, нашла сегодня утром дикого кролика. Живого. Я его отняла у кошки. Он раненый. Вы не осмотрите его?

— Хорошо, осмотрю, но сначала все же зайду к миссис Кейн. — ("Не сказал "к твоей маме", — подумала Люси.) — А потом, если будет время, займемся и твоим приятелем.

Минут двадцать спустя Люси крепко держала кролика, а доктор Адамс осторожно ощупывал его ногу.

— Что ж, насколько я понимаю, ничего особенного, — наконец произнес он. — Кости целы. На задней ноге у него действительно странная рана, но она почти зажила, во всяком случае, насколько это возможно. Кошачья царапина вот она — видишь? Но это ерунда. Он практически здоров.

— Как вы думаете, доктор, нельзя ли его оставить? В клетке, конечно.

— Ну нет, в клетке он жить не сможет. Если он не сумеет сбежать, он умрет. Я выпустил бы бедолагу, если, конечно, ты не решила приготовить из него рагу.

Люси рассмеялась:

— Папа рассердится, если я его выпущу. Он всегда говорит: пришел один кролик, значит, завтра здесь будет сто один.

— Тогда вот что я тебе скажу, — произнес доктор Адамс, достав из кармана часы на тонкой цепочке, и, вытянув руку, посмотрел на циферблат — у доктора была дальнозоркость. — Сейчас мне пора ехать к одной пожилой леди в Коул-Хенли. Если хочешь, бери своего кролика, и мы выпустим его на холме. Обратно вернешься к обеду.

Люси подпрыгнула.

— Побегу спрошу у мамы.

Доктор Адамс остановил машину между двумя холмами — Хейа-Уоррен и Уотершипским.

— Место ничем не хуже других, — сказал он. — Здесь он никому не помешает, ничего не попортит, так что все будет хорошо.

Они пошли от дороги к восточному склону, и там Люси выпустила кролика. Наверное, с полминуты он одурело таращил глаза, а потом юркнул в траву и был таков.

— Видишь, нога у него действительно не в порядке, — сказал доктор, обращаясь к Люси. — Но он отлично проживет и с такой. "Я родился в кустах шиповника, Братец Лис".

49

Орех возвращается домой

Хотя генерал Дурман и смахивал на сумасшедшего, он умел принимать правильные решения. Все знали: не будь генерала, в то утро на Уотершипском холме погиб бы не один кролик. Так быстро, так тихо выскочил вслед за Одуванчиком и Черничкой на лужайку черный пес, что задремавший под кустиком после тяжелой ночи гвардеец капитана Дремы и пикнуть не успел, как собака сбила его с ног и тут же прикончила. Потом пес схватился с Дурманом, а еще позже носился вдоль обрыва, с лаем бросаясь на каждый куст. Но кролики уже успели разбежаться и спрятаться. Под конец пес поймал бедолагу, который накануне порезался о стекло, и, довольный, помчался обратно к дому.

И речи не могло идти о новой атаке. Эфрафцы думали только о том, как бы унести ноги. Генерал исчез. Двое из тех, чья жизнь должна была оборваться этой ночью, навели на него пса, — так подумали все гвардейцы до единого. Точь-в-точь как загадочную лису и большую белую птицу. Значит, Барвинок, у которого и воображения-то вообще нет, действительно слышал в норе собачье рычание. Дрема, Вереск и еще четверо или пятеро оставшихся в живых эфрафцев, стуча зубами от страха, посовещались в кустах крапивы и решили немедленно уходить из этого ужасного места, где и так чересчур задержались.