Весь сантехник в одной стопке (сборник), стр. 60

Пыльный автобус увёз Иннокентия куда-то на север. А назавтра он уже звонил, спрашивал, как будет по-голландски «немного хлебушка». Было слышно – вокруг плачут пьяные цыгане. На второй день прислал эсэмэску: «В Тулузе холодней, чем в Любеке». Видимо, его и впрямь возили по Европе, заставляя мыть полы. Добирался неделю. Загорел, отощал. Брюки его скукожились так, что стали шортами, а в глазах появилось что-то такое, пиратское. В аэропорту Жироны Кешу подобрала огромная русская женщина в трико. На маленьком «фиате» она привезла психолога в Ниццу. В пути наверняка надругалась. Но Кеша об этом молчит.

Все три эти дня я просидел в Пражской гостинице. Немного поработал. Много съел. Узнал, что двусторонний скотч по-чешски звучит так: «обоюдна лепидра». Разозлился, потом успокоился и поехал назад. В Дрездене свернул с автобана, чтобы ногами походить по настоящей Германии. Зашёл в кондитерскую, выпил кофе. И ради интереса набрал в навигаторе «Ницца, Франция, Приморские Альпы». Прибор нарисовал маршрут длиной в восемнадцать часов. Через Цюрих, Милан и Геную, которые звучат куда интересней чем «город Задов, Нижние Мымры и Выдропужск». Это значит, через восемнадцать часов я могу увидеть Катю. Мог бы. Теоретически. Я допил кофе, сел в машину и погнал на юг.

Цюриха не заметил. Солнце пересекло небосвод и ушло спать в Альпы. Пользуясь тем, что нежные приветы от фоторадаров придут не мне, а Семёну Борисовичу, я положил на педаль газа воображаемый кирпич и нёсся куда быстрей, чем в своё время Экзюпери. Через десять часов дорога вышла к морю где-то возле Сан-Ремо. Решил освежиться. Нашёл площадку, вышел, потянулся и сказал «эх!». Пока спускался к воде, совсем стемнело. Судя по грохоту, неспокойно было синее море. Итальянцы воду не подсвечивают. В Балтике метровая глубина достигается после часового шлёпанья по мелководью. Здесь же спускаешься вниз, как на лифте. Не отвесно, но крутовато. По невидимым камням дополз к чёрной воде. Выпрямился. Лигурийское море доходило мне до щиколотки. А потом как-то понял вдруг, что огромная волна уже рядом, а жизнь как бы позади. Будто набежала из темноты чёрная стена. «Уж лучше бы я не…» – успел подумать на прощание. Тут меня накрыло, перевернуло, насыпало в трусы камней для равновесия и высадило на берег. Никогда ещё чувство свежести не приходило так стремительно. Было очевидно: сегодня купаться уже не стоит. Я с детства мечтал окунуться в ту же воду, по которой плавал Одиссей. И вот, сбылось. Отличное море. Солоней Балтийского, но с камнями в трусах тонешь в нём, как гантель.

В пять утра въехал в Ниццу, приблудился к заправке и заснул. Проснулся в полной уверенности, что какая-то кошка нагадила мне в рот. Было жарко, пыльно. Хотелось пить, есть, лежать горизонтально. Стал звонить Иннокентию, тот долго не снимал трубку. Потом соизволил. Сказал сонно:

– Алё?

– Привет отдыхающим! А вы в каком отеле остановились?

Иннокентий был настороже.

– Тебе зачем?

– Ну, так просто, в гугле посмотреть, какие у вас пейзажи…

– В семь утра?

– Не думаешь же ты, что я попёрся за вами в Прованс!

Абсурдность этого предположения была очевидна. Такое предположить может только параноик. Но Кеша как раз такой и есть.

– Ты что, правда приехал?

– Нет же. Просто у нас в Юрмале девять часов, разница во времени. Не учёл, прости. Ты название гостиницы скажи и спи дальше.

– Ты идиот, Свиридов. Маньяк. Разворачивайся и дуй назад.

Иннокентий завёл шарманку про «ничего у вас не получится» и «забудь её, тебе же лучше». Я нажал «отбой». Стал набирать sms:

«Дорогая Катя. Мне без вас тошно. Хотел заехать поздороваться, но подлец Раппопорт мучит меня, не говорит название отеля. У вас добрая душа, пожалейте меня, пришлите адрес».

Повертел телефон в руках, сунул в карман. Ответа не было. Глупо было сюда переться. Особенно с моей любовью к путешествиям. Всё хреново. Я старался мыслить позитивно и жалел, что в ночном море не дал волне себя утащить.

Купил в лавке лимонад и круассан, вернулся к машине. Мимо протопали девицы в шортах. Посмотрели благосклонно. Всё-таки «лексус» – хорошая машина, сближает людей. Может, и не нужно сразу уезжать. Пару дней пошатаюсь, осмотрю пляж, музей Пикассо и океанариум. Назад поеду медленно и подробно, через Швейцарию, Австрию и прочие лечащие душу территории. А всякие заносчивые особи пусть живут с кудрявыми полудурками.

Целый день ел, гулял, глазел. К вечеру скис, возненавидел Приморские Альпы за бездушную чопорность и лицемерное счастье. Захотел домой, соскучился по прямым дорогам. Ещё у нас, чтобы не стать к вечеру хорошо прожаренным стейком, не обязательно весь день стоять под кондиционером. Плюнул на всё, сел и поехал. Без навигатора, приблизительно на север. Решил гнать, покуда хватит бензина. Пока не стошнит от бесконечных круговых движений. Потом найду мотель с воттакенными клопами и буду спать двое суток.

Я снова нёсся с рёвом. Теперь уже прочь от моря, кривыми узкими дорогами. Покрышки визжали, встречные шарахались. Мне казалось, я великий автогонщик, впавший в ярость. По местным меркам, оказалось, я даже ничего не нарушал. Полицейские в мою сторону зевали. Задумался человек и едет не торопясь – думали они. Я же был уверен, всё закончится стрельбой и погоней. Может быть, даже арестом. В конце, как Бегбедер, сочиню в тюрьме книгу едких воспоминаний.

После Грасса вдруг зазвонил телефон. Номер не определился. Из тех, кто меня помнил, ни с кем говорить не хотелось. С другой стороны, могли звонить дети. На прошлой неделе, например, они сообщили, что нашли в лесу ежа, накормили кефиром, он тёплый и пукнул на прощание. Вдруг ещё что важное произошло. Я нажал кнопку ответа и от первого «аллё» полюбил мгновенно местный климат, путешествия, французов, море и прочую прекрасную ерунду.

– Ну и где вы? Я же жду! – сказала Катя.

– Катя! Я в Провансе! Я без вас усох. И волнуюсь, как вы там без омлетов.

– Они не умеют болтать яйца так художественно, как вы! Им вообще на меня плевать, кажется!

– А я в каких-то горах, но уже разворачиваюсь.

– Я звонила, вы не поднимали. Вы динамо, а не сосед.

(Поняли все! Она звонила! Но я убрал телефон в сумку, чтоб не спёрли. И не слышал! Дурак! Дурак! Счастливейший из дураков!)

– Катя! Я не динамо, я остолоп. Хотите расскажу про остолопа?

– Сева! Вы много болтаете. Это хорошо. Приезжайте. Я скучала.

Прованс

Финансовое могущество моего папаши олицетворяла двухкомнатная квартира и зелёный «Москвич». Официально цвет назывался «кипарис».

– Ах, Франция! – сказала мама, узнав эту дизайнерскую автомобильную новость. Она считала всё зелёное и жёлтое «Москвичами», а красное – «Запорожцами». Она не понимала, где папа шутит, а где говорит серьёзно.

Ещё был огород с бесконечным запасом крыжовника. Мама применяла огород для воспитания меня. Взмахи тяпкой, верила она, привьют ребёнку любовь к тыквенной каше. Так в детстве ещё угасло для меня очарование прополки, сбора навоза, картофелекопания и сна в мороз с раскрытыми окнами. И тыкву я не жру с тех пор принципиально. Но в огородной будке, я верил, можно переждать ядерную зиму.

Избалованные жизнью, мы не завидовали тогда владельцам «Жигулей». Не завидовали даже соседу, который выиграл «Волгу», чем перепрыгнул сразу четыре социальных слоя. Включая мопеды и «Запорожцы». Сосед ворвался в высший свет и мыл свою прелесть во дворе, как настоящий князь. Дома стояли полукругом. Он не боялся, что шесть подъездов сдохнут от зависти, хоть и допускал такой финал. Жена его Марина подносила воду и смотрела в окна. Солнечные зайцы от её глаз бежали по потолкам, разгоняя пауков. И не только очи её, вся она светилась неприятным радиоактивным свечением. Разумеется, эта «Волга» сгорела. Радиация вкупе с народным мнением губительны для предметов роскоши.