Дочь капитана Летфорда, или Приключения Джейн в стране Россия, стр. 80

Ротмистру Сабурову пришло в голову попытать счастья: вдруг удастся сорвать банк? Но профессиональный опыт подсказывал – это странствующие шулера.

Тогда взыграли другие профессиональные привычки. Сабуров подошёл к господам, назвался и потребовал сообщить свои имена, а также прочие сведения из тех, что у любых проезжих спрашивать уместно. Господа быстро пошушукались, а потом один из них взял салфетку и накрыл ею ассигнации, лежавшие на столе. Показал на платок Сабурову. «Можно уйти, не представившись?» – предлагала лисья ухмылка.

Сабуров было разгневался. Но потом подумал, что лучше, пожалуй, и не подвернётся. И, глядя в спины уходящих мошенников, сгрёб в карман все, что лежало под платком.

«Главное – заговор раскрыть, – сказал он сам себе, – не к цыганам еду-с».

Из дневника Джейн

«Март 1855 года. Белгород

Дорогой дневник, наше путешествие на юг продолжается. С каждым днём все больше солнца и признаков войны.

Главный признак её – русские войска, движущиеся в Крым. В основном это пехота, бредущая по обочине дороги.

До этого я видела русских солдат только в Бьернеборге и на заставах, и это были отдельные часовые. Теперь мимо нас проплывают (точнее, мы обгоняем их) роты и батальоны. Когда в Англии Лайонел читал мне газетные статьи о железных сапогах царя, занесённых над Европой, я представляла шеренги великанов, сверкающих сталью и марширующих так, что дрожат деревья и холмы. Однако перед моими глазами были не великаны, а обычные люди, уставшие от долгих переходов. Они были даже чем-то похожи на мужиков графа Изметьева.

Глядя на этих солдат, я начинаю думать, что англичанам под стенами Севастополя можно не очень-то опасаться. Может быть, лучшие по качеству войска русский царь посылает в Севастополь морем? Но ведь море под контролем наших кораблей.

Я не решаюсь задать этот вопрос своим попутчикам, чтобы не оскорбить их патриотические чувства.

Солнце напоминает нам, что мы едем в жаркую страну. Снег стаял с крыш и пытается таять на дорогах. Правда, по ночам ещё морозно. Данилыч и Катерина Михайловна даже заключили пари, когда придётся менять полозья на колеса: за городом Харьковом или за городом Александровском, расположенном южнее.

Пока что можно ехать на санях, Данилыч пользуется этим, и мы движемся на юг, останавливаясь, только чтобы накормить коней и дать им небольшой отдых. Поэтому мы ночуем прямо в возке, уютном, но немного утомительном.

Катерина Михайловна, понимая это, предложила дать коням отдых подольше, да и нам заночевать в гостинице. Первый постоялый двор был переполнен путешественниками, во втором, по наблюдению Данилыча, клопов было столько, что людям и спать негде, но в третьей гостинице нашлись номера, свободные от постояльцев и отчасти свободные от клопов.

Все равно они здесь водятся! Поэтому я лягу спать не раньше чем устану настолько, что засну, даже если меня будут кусать волки.

Пожалуй, следует довести до конца историю Данилыча.

Его авантюры должны были приносить ему определённый доход – и, как я поняла, приносили. В Англии такой успешный авантюрист уже давно стал бы хозяином торгового дома или судовладельцем. Сидел бы в конторе, вспоминая былые приключения, и посылал рисковать таких же бравых молодцов, но с пустым карманом. Однако взаимоотношения Данилыча и денег оказались непростыми, как часто бывает в России. По его словам, они «не лезли к нему в карман». Я сначала не поняла эту поговорку, или по крайней мере Сашин перевод, и решила, что речь идёт о богаче, карман которого набит деньгами и нет места для новых. Оказалось, карман может быть и пустым, но деньги просто не хотят в нем задерживаться.

Примерно так было и с Данилычем. Он пил хорошие вина, обедал как барин, ездил к цыганам (как я поняла, русские ездят к цыганам, исчерпав другие способы потратить деньги). Иногда он деньги просто дарил. Купить недвижимость и жить как частное лицо казалось ему до невозможности скучным.

Наконец Данилыч все же сумел скопить достаточный капитал и дал себе слово: отныне живу для себя. Он записался в купеческое сословие и с двумя друзьями основал фирму для торговли с Туркестаном. Однако коммерческие партнёры обманули его – симулировали банкротство, и Данилыч потерял почти все деньги. Он пристыдил обманщиков (я бы не хотела оказаться на их месте). Некоторое время спустя одного из них убили разбойники. Данилыч узнал об этом, вернувшись из Москвы в уездный город, где его и арестовала полиция по доносу второго партнёра.

Итак, Данилыч оказался в тюрьме, и очень над этим смеялся (вообще, я поняла, что русские иногда смеются над такими вещами, над которыми не стали бы смеяться даже ирландцы). По словам Данилыча, ему постоянно угрожала возможность оказаться в яме чеченского aula или стать узником тюрьмы Бухары или Стамбула. В итоге же он оказался именно в русской тюрьме.

Казалось бы, Данилычу было нетрудно доказать своё алиби. Но местная полиция недолюбливала его и прежде. К тому же полиция была уверена, что Данилыч очень богат и чуть ли не зарывает клады. Поэтому следствие шло лениво, а полицмейстер напрямую предлагал Данилычу отдать сто тысяч – или он его sgnoit в тюрьме.

По словам Данилыча, все шло именно к такому неприятному варианту. Счастье отвернулось от него, прежние навыки не помогали. Он пару раз пытался бежать, но каждый раз его ловили, и условия заключения ухудшались. Данилыч пытался связаться с друзьями, но понял, что друзей у него нет, а есть лишь партнёры по авантюрам, и выручать его они не собирались.

Он уже не знал, сколько дней, месяцев, а может, и лет провёл в тюрьме. Данилыч тяжело болел, лечить его не собирались. Возможно, тюремная администрация даже надеялась, что узник, сидящий по такому слабому обвинению, умрёт без суда. Из рассказов Данилыча и Катерины Михайловны я поняла, что русский закон мягче нашего: за те преступления, за которые у нас вешают, в России обычно ссылают в Сибирь. Но человеку, попавшему в такую историю, как Данилыч, можно надеяться лишь на чудо.

Чудо произошло, и звали его Катерина Михайловна: она заглянула в тюрьму по какому-то другому делу и случайно увидела Данилыча, сидевшего в одиночной камере. Она услышала его историю и решила её очень просто: отправилась в Москву, обнаружила свидетелей, подтвердивших алиби узника, и направилась с их показаниями прямо к губернатору, минуя полицию. Та, не дожидаясь решения, поторопилась освободить Данилыча («Меня из тюрьмы не выпустили, а вынесли», – уточнил он). Так как в России из тюрем выпускают без денег, Катерина Михайловна одолжила ему небольшую сумму.

Слегка поправившись, Данилыч начал с того, что сам расследовал убийство своего компаньона и привёз в полицию главаря разбойничьей шайки, которого, кстати, не могли поймать десять лет. После этого он решил исполнить обет, данный в тюрьме, – пойти в монастырь, отмаливать грехи.

В монастыре он встретил Катерину Михайловну, заехавшую по какому-то делу к настоятелю. Катерина Михайловна одобрила его намерение, только попросила перед этим помочь ей найти хорошего кучера, так как прежний женился и мучить его частыми поездками было бы нехорошо. Настоятель назвал эту просьбу первым послушанием…

– Этой осенью осьмой год пойдёт, как я Катерине Михайловне хорошего кучера ищу, да вот барыня моя больно привередлива, – с усмешкой заметил он.

Нынешняя работа очень нравится Данилычу, так как позволяет использовать все прежние навыки и при этом замаливать прежние грехи. «Я объяснила ему, – сказала Катерина Михайловна, – что некоторые грехи, совершённые казачьей сотней в Иль-де-Франсе, замолить будет непросто». Правда, подробности этих грехов, как и остальных, не были названы.

Что же касается Катерины Михайловны, то я пока не выяснила, какие причины сделали её такой защитницей сирых и убогих. Но даже если бы я и выяснила, то сегодня не смогла бы записать: глаза закрываются, и перо не попадает в чернильницу. Клопы, наверное, собираются в отряды и готовятся к ночной атаке. Мне хочется разбудить Данилыча, чтобы подсказал, как отбиваться от такого противника. Если он знает, как отбиться скалкой от сабли, то, наверное, умеет и побеждать клопов».