Дочь капитана Летфорда, или Приключения Джейн в стране Россия, стр. 67

Оба замолчали, да казалось, что слышали за окном шелест падающего снега.

– Отпускаю, – наконец сказал Лев Иванович. – С тобой. Забирай его, Катюша. И береги.

– Спасибо. Буду стараться. Так волей отпускаешь?

– Волей.

– Это хорошо. Хотела, чтобы ты его доброй волей отпустил. А теперь буду стращать, только если не начнёшь спрашивать, где я страхи раздобыла. Не спросишь? Так вот, то, что наша Жанна – Джейн, известно не только тебе и Марфуше. В одном ведомстве известно, догадайся в каком. Мне уж нет времени выяснять, какая тёмная душа нашлась, сам разберись, если хочешь. Одно скажу: не только Жанне надо поскорее покинуть Рождествено, но и Саше. Не то в такую историю попадёт, что с его характером попасть не лучше, чем на войну.

Лев Иванович пристально взглянул на собеседницу, но та без малейшего кокетства помотала головой – нет, никаких подробностей. Догадайся.

– Царь умер – слуги те же, – тихо сказал Лев Иванович.

– Да. Потому в путь и поскорее. Лучше завтра – каждый день дорог. И тебе будет спокойнее жить, спровадив подданную королевы Виктории.

Для Джейн этот вечер оказался непростым. Ей приходилось скрывать свою радость, неуместную на фоне грусти Льва Ивановича. Саша тоже немножко грустил, жалея дядю. Правда, когда Катерина Михайловна поведала ему об итогах разговора со Львом Ивановичем, он так громко крикнул «ура», что качнулась люстра.

Дядя Лев, конечно же, грустил, но виду не подавал. С отъездом племянника он не просто смирился, он начал собирать Сашу в дорогу: давал советы, причём весьма разумные. Он не только советовал не играть в карты, но и объяснял, как отличить шулера от азартного игрока, как правильно пить, если уж не пить нельзя. Объяснил, при каких симптомах следует лечиться самому, а при каких все же надо сдаваться докторам. Насчёт самой войны почти не пугал, только советовал любому приказу своего командира, даже самому глупому, не просто подчиняться, а подчиняться не раздумывая: «Все равно война тебе в новинку, сам ничего умнее не придумаешь».

После некоторой дискуссии было решено, что Саша под Севастополь, как и в Финляндию, отправится без прислуги. Это советовала Катерина Михайловна, любительница быстрых поездок. Каждый посторонний пассажир отяжелил бы повозку, а второй экипаж сразу бы убавил скорость. Данилыч же, по словам Катерины Михайловны, не знал разве что белошвейное мастерство. И то его не спрашивали.

Джейн старалась не присутствовать при этих разговорах: пусть Саша пообщается с дядей, а они сами в дороге поговорят, сколько захотят. Она прощалась с Рождествено. Постояла в полюбившемся ей зимнем саду, ещё раз полюбовалась на снег за окном, трогая рукой ствол пальмы. Попыталась утешить Марфушу, понимавшую, что молодой барин уезжает, обещала беречь Сашу как может.

Потом Джейн спустилась на конюшню попрощаться с Карагезом. Конь, увидев уже привычную наездницу, заржал радостно и тревожно.

– Не пугайся, Карри, – Джейн рассмеялась, погладив коня. – Сегодня вечером мы никуда не поскачем. Вообще, Лев Иванович, хоть и любит английские привычки, обходится без верховых прогулок. Так что жди возвращения Саши. Будут приезжать дочки соседских помещиков, Саша сядет на Султана, а какая-нибудь Masha или Ana – на тебя. И вы будете кататься вдвоём, а он начнёт рассказывать ей про глупую английскую девчонку, которая убежала ночью, и её чуть не съели волки. И ты будешь ржать, как сейчас, – пусть верит, так и было.

Джейн надеялась, Саша будет рассказывать про неё. Потому что непременно будет вспоминать, и эти сравнения окажутся не в пользу Ana. Ведь эта девочка вряд ли смогла бы перебраться по тросу с парохода на рыбачью шхуну и, конечно же, хуже ездит на коне. Она станет мучить Сашу просьбами сбавить аллюр, ездить дорогой, а не полем, может быть, даже свалится с коня.

Джейн, представившая такую поездку, чуть было не попросила Карри непременно сбросить робкую наездницу, но устыдилась своих мыслей, покраснела и чуть не застыла перед денником.

«Какие глупости! Мы расстанемся на развилке между русскими и английскими позициями, я пойду к своим, он – к своим. Потом я непременно напишу ему письмо – надо уточнить адрес. Зачем же ему вспоминать меня, да так, чтобы из-за этого другие девочки падали с лошади?»

– Правда, Карри, это глупость? Веди себя хорошо, никого не сбрасывай, но и не скачи к реке в ноябре, сколько бы тебя ни шпорили. Ладно? Давай-ка я тебя нарисую.

Джейн принесла блокнот, присела, начала листать, ругая себя, что обленилась и давно не делала записей. И наткнулась на вырванную страничку.

Когда это случилось? Кому понадобился листок? Джейн не знала, к тому же у неё не было желания отвлекать Сашу и Льва Ивановича этим вечером для домашнего следствия. Поэтому она просто стала рисовать. Когда же зарисовала Карри, то решила добавить в блокнот и набросок дома. Поэтому пошла наверх, накинуть шубу.

Шубку Джейн принесла Марфуша после первой февральской прогулки. Джейн поняла, что шубка хранилась в доме очень долго, правда, чья она, она так и не поняла. Шубка была рыжей, чуть-чуть потёртой, зато совсем впору. От неё пахло лимонными корками и ещё какой-то неизвестной травяной присыпкой, губительной для насекомых – любителей полакомиться мехом. Запах так нравился Джейн, что она не хотела, чтобы он выветривался.

Мех, из которого скроили шубу, был лисьим. «Оказывается, на лис можно охотиться не только для забавы, но и чтобы шить из них шубы», – подумала Джейн.

«Томми, привет.

Итак, я опять прощаюсь с этим домом. Надеюсь, окончательно. У меня будут славные друзья в пути. Один из них выудил меня из полыньи, как рыбку. Другой – Катерина Михайловна, сама затеяла это путешествие. А ещё знакомый тебе Саша. Томми, я как-нибудь наберусь смелости и познакомлю его с тобой. И скажу, что ты должен остаться единственным британским солдатом, с которым он встретится. Я не хочу, чтобы Саша убил одного из твоих друзей, но и не хочу, чтобы он погиб сам.

Томми, у меня очень странное настроение. Завтра начинается долгое-долгое путешествие в санях по заснеженной стране (той самой, которую я хотела проскакать верхом). Даже сейчас, в тёплой повозке (мне сказали, что в ней тепло), когда каждый вечер ночь отступает на две минуты, это нелёгкий и опасный путь. А я не думаю о нем. Я думаю лишь об одном: успею или нет?

Томми, пожелай мне удачи в пути. Спокойной ночи можешь не желать – я волнуюсь и вряд ли усну. Это меня не пугает, чем же ещё заниматься в пути, как не спать?»

Глава 3, в которой пёстрая компания отправляется в путь, выясняются некоторые различия между колокольчиками и бубенчиками, а также между официальными и неофициальными защитниками сирых и убогих, а ротмистр Сабуров пользуется англо-польским гостеприимством в русской усадьбе

Отъезд молодого барина был известен лишь Марфуше, обещавшей держать язык за зубами. Само собой, к утру о нем знала вся усадьба. Саше с утра пришлось трудно. К нему то и дело подходили, кланялись едва ли не в ноги (совсем кланяться в ноги здесь запрещалось), умоляли остаться. Саша, знавший от Джейн о планировке Освалдби-Холла, не раз пожалел об отсутствии в Рожествено потайных лестниц.

Марфуша не признавалась в болтливости. Тоже бродила по усадьбе, что-то шептала, верно, молитву.

Джейн все время волновалась: вдруг от этих бесконечных просьб и нытья Лев Иванович переменит решение? Тот с утра оделся во фрак, будто в усадьбе готовился важный приём, быстро ходил по дому, иногда резко цыкал на прислугу. С Сашей старался не встречаться.

К полудню у крыльца уже скопилась внушительная толпа, не столько из дворовых, сколько из самого села Рождествено. Глядя на неё из окна, Лев Иванович грустно усмехнулся, обращаясь к Джейн:

– Когда встретитесь с соотечественниками, непременно угостите их историей русского мужицкого бунта: барина-наследника не хотят отпускать на войну.