Рискованное увлечение, стр. 30

Глава 7

Олден помог Джульетте подняться в экипаж. Их движения были совершенны и напоминали танец. Годы практики отточили каждый жест.

Олден сел рядом с ней. Его готовили к бальным залам с раннего детства. Но и Джульетта, судя по всему, воспитывалась как леди. В таком случае чем объяснить одинокую жизнь и поденный труд? Ничем, кроме безумного самоотречения. Или романтическим отрицанием реальности.

Олден был доволен. Он должен ее соблазнить и потом покинуть. То, что в этом розовом атласе вместо прежней Джульетты Ситон предстала новая женщина, только облегчало дело. В то же время эта новая женщина не нравилась ему! Какая-то часть его «я» желала не просто еще одну светскую леди, флиртующую поверх своего веера, но ту Джульетту из сада, с ее курятником и цыплятами.

Что с ним случилось? Он сознательно вычеркнул из памяти вчерашний вечер, лунный свет, итальянское платье, муслин. Он с содроганием вспоминал минуты слабости, когда едва не рассказал ей о гибели своего брата. Право же, он не хотел ничего подобного!

Олден дал знак кучеру. Гнедые тронулись с места.

– Это наш кучер, – пояснил он. – Джон глух как камень…

– Какой вы, однако, гуманный наниматель! Не увольняете слугу, страдающего таким неудобным дефектом.

Олден засмеялся. Вообще-то глухота Джона чаще создавала неудобство, нежели наоборот. Но кучер всю свою жизнь возил виконтов Грейсчерч, и вопрос о том, чтобы лишить его работы, никогда не возникал. Еще одна невинная душа, чье будущее зависит от сегодняшнего успеха!

– Я подумал, что вы можете не прийти. – Он откинулся на спинку сиденья и улыбнулся. – Как видно, я не ошибся.

– Что вы имеете в виду, сэр? – Джульетта замахала своим веером, пригоняя к лицу горячий летний воздух. – Я же здесь. Вы думали, я настолько труслива, что дрогнула бы перед прогулкой в экипаже?

– Клянусь, мэм, – сказал Олден, – я представлял, что вы с неохотой покинете Мэнстон-Мингейт. И оказался прав – Джульетта Ситон осталась дома. Ей не хватило смелости расстаться с надежными стенами. На самом деле вместо нее мы видим здесь актрису.

Глаза Джульетты улыбались над веером, но замечание определенно вызвало у нее раздражение. Ничего, легкий гнев часто бывает на руку обольщению. Олден считал, что на этот раз можно положиться на эту дурашливую провокацию – проверенный прием, к которому он обычно прибегал. Для этого не требовалось никаких ухищрений с лунным светом и обмена нежелательными, сугубо личными откровениями. Пусть взаимное физическое влечение проявляется открыто, под сияющим солнцем жаркого летнего дня!

– Я, как прежде, остаюсь сама собой, сэр, – сказала Джульетта. – Возможно, в этом парадном платье, чувствуя себя за броней, я смогу играть этот матч увереннее.

– Вы полагаете, атлас и кружево поднимут нашу игру на новый уровень? – спросил Олден. – Это может облегчить взаимопонимание сторон?

– Вы сами тоже в атласе и кружеве. Просто когда мы в одинаковой одежде, это уравнивает нас на поле битвы.

«А она действительно входит в роль».

– Эта одежда сделает нас обоих горячими, как печь, мэм. Весь накопленный солнечный свет превратится в огонь в крови.

– В самом деле? – Джульетта быстрым взмахом запястья сложила и вновь щелчком распахнула веер. На мягких округлостях, смело выступающих под ее медальоном, поблескивала легкая испарина. – Я полагала, это будет игра в шахматы. Нет?

Она намеренно флиртует с ним. Он сам этого хотел. Тогда почему сейчас это его сердит?

– О нет, мэм. Вы не так наивны.

Веер затрепетал в ее руке.

– Вы утверждаете это с такой уверенностью! Откуда вы знаете, какая я?

Нет, без притворства ему ни за что не сделать свою игру. Взывая к долгим годам упражнений, Олден спрятал свое смятение – просто еще одно искусство – и расправил складку ее юбки, лежащей у него на бедре.

– Я знаю, вы – леди, – сказал он. – И как в высшей степени умная женщина, вы все понимаете. Я знаю, вы решительно настроены победить в этот раз и готовы использовать для этого любое оружие из своего арсенала. Но если развлечение меняется и мы переходим из огорода в куда более окультуренные цветники высшего общества, вы должны помнить, что в этом я более искушенный игрок.

– И вы всегда выигрываете, сэр? – спросила Джульетта. Краска поднялась к ее щекам.

В его глазах было что-то близкое к насмешке.

– Всегда, – ответил он.

Душистый горошек на шляпке закивал в знак согласия, когда Джульетта повернула голову.

– Несмотря на то что вы сказали, будто сама игра для вас дороже победы?

Олден продолжал расправлять ее юбку, накрывая свои нога мягким розовым атласом.

– Мадам, в игре обольщения, – сказал он, – что сам процесс, что завершение оного – все едино.

Джульетта посмотрела вниз, на свою юбку, потом снова на него. Бездонные синие глаза наполнились гневом. Но она не убрала складку обратно.

– Вы ошибаетесь.

– Я не ошибаюсь. Посмотрите на свой веер, один из инструментов ушедших времен. Закройте его и приложите к сердцу, будто вы отдергиваете руку. Что это значит?

Веер остался неподвижен.

– Расскажите мне, сэр. Ведь вы такой искушенный.

Олден потянулся с умышленно вальяжным видом и расправил на коленях ее юбку.

– Даже если веер закрыт и убран, это по-прежнему означает: «Вы заслужили мою любовь».

– Если это так, – сказала Джульетта, – я должна быть изрядно глупой, чтобы сделать такой знак.

– В противном случае оставьте веер открытым. Затем проведите им по щеке. Это уже будет означать: «Я люблю вас».

– Вы отбираете только те жесты, которые больше всего подходят вашему намерению…

– Можете оставить веер полуоткрытым, прижатым к губам. Тогда послание будет гласить: «Вы можете поцеловать меня».

Джульетта отвела взгляд, будто ее привлек вид окрестностей. Между увлажненными губами чуть-чуть проглянул кончик языка, как у ребенка, сосредоточенного на чем-то интересном. Но эффект, который это движение произвело на Олдена, не имел ничего общего с детским интересом.

Он хотел ощутить в потайных уголках своего рта прелестный язычок.

– Однако вы двигаете веером и этим призываете меня к вниманию, – сказал он. – Таким образом, любая леди с веером показывает, что она начинает капитулировать.

Джульетта снова взглянула на него из-под полуприкрытых век.

Это уже было явное одобрение!

– Но тогда вот это, – сказала она, поднося веер к лицу и прикладывая к уху, – означает: «Я хочу от вас избавиться».

Кружевные манжеты, падающие с ее открытых локтей, коснулись его руки. Он поймал кончик кружева и зажал между пальцами. Ему до безумия хотелось ее поцеловать.

– И в течение всего этого времени мы с вами по-прежнему беседуем.

Резким движением запястья Джульетта снова сделала движение веером. Олден отпустил кружево.

– А вот так, когда я продергиваю его сквозь ладонь, – сказала она, – означает: «Я вас ненавижу!».

Он засмеялся.

– В этой игре даже «нет» означает «да». Как правило. А от ненависти до любви, как говорится, один шаг.

– Интересная философия. – Джульетта снова продернула веер сквозь сжатую ладонь. – И награда того стоит?

– Для кого? Для меня – всегда.

– Но редко, как я могу догадываться, вашему противнику. – Она приложила веер к уху.

– Противнику?

– Ни одно другое слово здесь не подходит, разве не так? – сказала Джульетта, – Рискну предположить, что ваши любовницы всегда ваши противники.

Тело, качнувшееся рядом с ним, обострило желание, которое и без того уже было на пределе. Рискуя опасно поднять ставки, Олден решил поведать больше, что реально представляет собой тот, кто подразумевается под словом «распутник». Из честности? Едва ли! Тогда почему? Потому что раньше малейший намек на его репутацию оказывался возбуждающим? Или просто потому, что по какой-то непостижимой причине он пребывал в ярости – дикой, неконтролируемой ярости?