Мой темный принц, стр. 34
– Такова расплата, ваше королевское высочество. Мне бы очень хотелось знать, чего вы хотите. Вы стали моей задачкой, так же как я – вашей.
– Вашей задачкой?
– Конечно. В конце концов пешка может пройти все восемь клеток и по праву стать королевой. Так что скажите мне: чего же вы хотите?
Он придвинулся ближе, тени дрогнули – темные на темном. Он долго смотрел на нее в полной тишине.
– Вот чего, – сказал он по-глариенски. – Я хочу поцеловать вас. И ничего не могу с этим поделать. Хочу, и все тут. Поцеловать вас прямо в губы.
Она застыла от изумления. Луна прокралась в небольшой промежуток между тучами, сорвав покров темноты, высветив его твердый подбородок. Он тут же отвернулся от нее, шея – словно крепкий ствол березы, выбеленная призрачным лунным светом.
Она опустила голову, сердце бешено колотилось в груди. Вокруг была только ночь, темная и бесконечная.
– Я не знаю, что сказать.
Его голос резанул слух, в воздухе заскрежетали глариенские согласные:.
– Вы спросили, чего я хочу. Я ответил вам. Думаете, это легко? Я хочу этого. Позвольте мне поцеловать вас. Неужели вас никогда никто не целовал?
Сердце ее было готово вырваться из груди. Грубый ствол упирался в ладони и спину. Она ничего ему не должна. И уж конечно, не это! Но расплывающийся внизу живота жар расплавил кости, колени задрожали. Бедра свело до боли. Она внезапно вспомнила заполненную цветами комнату и ответила ему на глариенском, на языке лжи и обмана:
– Имелся некий мистер Вимпоул, и в прошлом году еще лорд Хитчинг под омелой…
– Дважды? – спросил он.
– Ну, мистер Вимпоул каждый год неловко чмокает меня на Рождество в Неттл-Парк, но он старинный мамин друг. Я не против. Лорду Хитчингу, по-моему, хотелось большего, но я увильнула…
– Почему?
Воспоминания немного стерлись из памяти. Девушка попыталась выдавить улыбку.
– Сама не знаю. На самом деле он довольно красив, но мне не понравилась вся эта ситуация. Всем остальным показалось смешным, что граф поймал несчастную мисс Линдси под веткой для поцелуев. Мисс Хардинг надула губки. Я рада, что он обернул все это в шутку и в итоге поцеловал мне руку.
– Он распутник?
– Думаю, да. Он был невероятно очарователен, но боюсь, что он воспользовался мною, чтобы досадить мисс Хардинг. Неприятное чувство, скажу я вам.
– Я не потому хочу поцеловать вас.
В его голосе послышалось отчаяние. Неужели он думает, что в темноте прячутся шпионы, которых надо убедить, что она – его любовница? Девушка застыла в нерешительности. У каждой медали две стороны. И каждую дверь можно и открыть, и закрыть. Но эту дверь она открыть не решилась бы…
Что-то коснулось ее руки. Ее точно парализовало. Еще раз. Бумажка. Сложенная бумажка? Она разжала пальцы и позволила ей лечь в ладонь. Потом инстинктивно сжала ее, умирая от страха под темным дубом.
– В Глариене нет омелы? – спросила она.
– У меня нет друзей. – Принц взял ее за плечи, заставив шагнуть вперед. – Но сейчас мы стоим под омелой. Она прямо над нами.
Она подняла голову и посмотрела вверх. Ладонь судорожно сжималась. Бумага? От кого? Сказать ему? О Боже! Конечно, нет! Что бы там ни было, этот человек не замышлял ни зла, ни убийства. Он явно хотел, чтобы она прочла это позже. Не было ли это предупреждением… ей? О Боже праведный, помоги!
– Я не вижу никакой омелы. – Она сунула бумажку поглубже в карман.
Он заставил ее сделать еще шаг вперед и выйти на лунный свет. Белое сияние залило его лицо.
Изумленная до глубины души, Пенни подняла голову.
Глава 8
Она знала, как это будет. Чувствовала. Это совсем не то, что целоваться с мистером Вимпоулом и с остальными – импульсивные, непонятные поцелуи пятнадцатилетней девчонки. Это настоящая мука. Чистой воды сладостная мука. «У меня нет друзей». Бумажка жгла карман – свидетельство предательства. Он поднял руку и нежно коснулся ее волос, кончики пальцев прошлись по щеке – настоящее блаженство. Удивительное, гибельное блаженство.
Зачем он делает это с ней? Зачем снова напоминает о том, что она решила забыть? Ладонь погладила ее щеку – изучающее, безрассудное прикосновение.
– Нет, – подставила она руку. – Не надо! Это нечестно.
Он поймал ее руку в свою.
– А мне кажется, честно. Я не хочу сделать вам больно.
– Я и не думала, что ваш поцелуй причинит мне боль, – попыталась отшутиться она.
– Нет, нет. Храбрая мисс Линдси! Вы позволите это только потому, что ваше сердце куда больше моего, потому, что вы великодушны. И быть может, потому, что вам понравится это, так, совсем немного.
Она закрыла глаза, раздумывая над тем, почему сердце ее замирает. Ей стоило бы проявить твердость и сказать ему, чтобы он оставил ее в покое. Ей не следовало бы целоваться с принцем, который приговорен к государственному браку. Принцем, который ясно дал понять, что ее чувства ничего для него не значат. Человеком, который уже успел разбудить в ней глупые запретные страсти. Она прекрасно все это знала, когда его теплые губы нежно коснулись ее губ.
Его руки зарылись в ее волосы. Она и представить себе не могла, что в жизни может быть нечто столь сладостное: ни ежевика, сорванная на солнечной стороне куста, ни медовые соты, ни расплавленный сахар на печеном яблоке не шли ни в какое сравнение. Были ли они оба невинны, как дети, желающие отведать чего-нибудь новенького, сладенького? Или оба они порочны, как самые безнравственные шлюхи и волокиты, пускающиеся во все тяжкие? Потому что стоит ему попросить, и она согласится лечь с ним прямо под этими шелестящими листьями, и он сможет запросто задрать ее юбки. Стоит ему попросить, и он сможет расстегнуть лиф ее платья, стянуть с нее чулки, пальцы его скользнут вверх по ноге, выше подвязок, а вслед за пальцами и губы.
И тогда поток страсти смоет все на своем пути.
И все же было так сладко, сладко, и от этой сладости кровь вскипала в венах, воспламеняя запрятанное меж ног сокровенное местечко. Сладость. Страсть. Любовь.
Пока поцелуй не стал еще глубже. И еще. И она потерялась на тропинках желания.
И все это время бумажка лежала у нее в кармане – знак лжи и обмана.
Не следовало ему делать этого. Он это точно знал. Прежде он ни разу не навязывался ей. Даже когда его ладони сгорали от желания скользнуть по ее телу, даже когда его мускулы сотрясались от необходимости вжать ее тело в свое. Но она смотрела на него снизу вверх своими огромными глазами, мудрыми и ранимыми, уголок рта слабо подрагивал, и страсть овладела им. Жажда испытать нечто новое, сделать то, чего он никогда раньше не делал: поцеловать женщину так, будто он любит ее.
Он отпустил ее, только когда оба начали задыхаться. Губы его горели огнем. Тело сотрясалось от вожделения, жаркого и постыдного. Развратное, омерзительное вожделение одержало верх над желанием оградить ее, уберечь, пока в конце концов он не вложил в свой поцелуй похоть чистой воды, оглушенный ее великодушием: она не оттолкнула его; она позволила ему продолжать, пока он не нашел в себе силы отпустить ее. И все же единственным его желанием было сделать это еще раз. Снова попробовать ее на вкус. Погрузиться в самые глубины ее тайны. Сладкая мисс Линдси, источающая нектар и свечение, словно лютик.
Он безжалостно подавил в себе обжигающее желание, схватил ее за руку и потащил сквозь тьму к помпезному дому его детства. Он не будет с ней разговаривать. Слова снова вернут его в жестокую реальность. Он не хотел слов.
Фриц ждал в холле. Он поклонился, змейка шрама зашевелилась на щеке.
– Сир, у нас в кабинете мальчишка. Говорит, что охотился на кроликов. Желаете сами допросить его?
Пенни вздрогнула. Он краем глаза заметил, что она побелела, шокированная глариенской оперативностью. Николас улыбнулся. Мальчишка, поджидавший их в кустах. Мальчишка, который не понимал по-глариенски, но сбежал раньше, чем начался этот гибельный поцелуй.