На затонувшем корабле, стр. 20

Он поправил пенсне и дрожащими руками пригладил жидкие волосы с ровным пробором посередине.

— Ах, какой ужас! — опять сказала толстуха.

«Если судно накренилось, — методично продолжал радиоголос, — покидайте его через нос или корму. Прыгая с поднятого креном борта, вы можете удариться о бортовой киль или поранить руки о ракушки, прилипшие к корпусу… Если прыгать в сторону крена, то при опрокидывании судна вы можете оказаться под корпусом».

Выйдя из каюты, Эрнст вздохнул свободнее. Однако тесно было и здесь. Беженцы, не получившие мест в каютах, расположились прямо в коридоре. Со всех сторон слышались раздражённые голоса, горничные помогали пассажирам рассовывать чемоданы и саквояжи вдоль стенок.

Неяркие синие маскировочные лампочки лишали лица красок, превращая людей в живых мертвецов. Длинные, светящиеся ультрамарином стрелы указывали путь к спасательным шлюпкам.

«Восемь, десять, двенадцать, четырнадцать, — отметил про себя Фрикке. — Это шлюпочные номера. Мой номер двенадцать».

Он вспомнил дни и ночи, проведённые на причалах в ожидании посадки. К пароходу привозили в машинах тяжёлые ящики, обитые железом. Грузились солдаты, оружие, снаряды. Среди беженцев носились неясные слухи о поражениях немецкой армии. Кто-то сказал Эрнсту Фрикке, что фюрер отозвал солдат на защиту Берлина. Беспомощная толпа, заполнившая все причалы, волновалась. Со стороны Кенигсберга доносился гул артиллерийской канонады. Налетавшие с моря русские бомбардировщики то и дело заставляли прятаться в убежище. Но все снова и снова возвращались на причал. Одно желание владело всеми — попасть на пароход.

Когда он вышел на палубу, судно снималось с якоря. Дул свежий ветер. С бака доносились позвякивание якорной цепи, приглушённые выкрики. Одинокий огонёк бакена время от времени вспыхивал в темноте, указывая путь.

На носу ударили в колокол. С мостика перезвоном ответил телеграф. Фрикке ощутил, как под ногами заворочалось что-то большое, тяжёлое; это заработали машины. Хрипло прозвучал короткий гудок.

— Дюйм под килем, капитан, — раздалось откуда-то из темноты. — Счастливого плавания!

— Благодарю, — неторопливо ответил простуженный голос с мостика.

Привыкшие к темноте глаза Фрикке заметили отваливший от борта портовый буксир. Нос парохода стал поворачиваться к мигающему огоньку. Медленно проползли мимо два высоких здания на берегу. Позади остался маяк, чёрные камни волнолома.

Корабль вышел в море.

Где-то в крепостных укреплениях вспыхнул луч прожектора, осветил на мгновение верхушки корабельных мачт и застрял в тяжёлых облаках, нависших над морем.

Промелькнув у борта, погас единственный синий огонёк.

«У-ух, у-ух», — слышалось в темноте — бакен на фарватере подавал свой голос, провожая тоскливым рёвом крадущийся в ночи корабль.

Эрнста Фрикке внезапно охватило тревожное чувство. Казалось, опасность где-то здесь, близко: она пряталась в чёрной воде, в непроглядном мраке, в тишине, обступившей со всех сторон корабль… Ему почудились две быстрые поджарые тени сторожевых кораблей, промелькнувшие у борта одна за другой.

Три человека, закутанных в неуклюжие непромокаемые плащи, прошли мимо, едва не задев Фрикке.

— Проклятый дождь, — донеслось до него, — в двух шагах ничего не видно.

— Зато мы в безопасности. Пусть попробуют найти нас русские или английские лётчики… Утром мы…

— Ты забываешь о подводных лодках. Такая погода как раз для них.

— Нас охраняют два миноносца и сторожевики.

Зашумели, заговорили волны, разрезаемые стальным корпусом. Они изредка чуть-чуть толкались в пароходные бока. Корабль быстро набирал скорость.

Пронизывающий ветер забирался за воротник. Крепче закутав шею шерстяным шарфом, Фрикке поднялся на просторную прогулочную палубу. Толстые стекла надёжно защищали от дождя и ветра толпившихся здесь пассажиров. Но и тут, на веранде, царила тревога. Люди говорили вполголоса, словно боясь, что их может услышать незримый, подстерегающий враг.

— Я больше никому не верю, Фриц… Государство рухнуло, впереди нас ждут несчастья, может быть, смерть.

— Но фюрер…

— О-о, будь он проклят! Недаром англичане называют его сумасшедшим. Я слышала по радио…

Голоса умолкли.

— Вы думаете, мы все-таки сумеем удержать Кенигсберг, герр оберст? — раздалось с другой стороны на чистейшем «хох дойч».

— Удержать Кенигсберг?!

И рядом — другие, о другом, о своём:

— Ха! Дорогой герр Штольц, вы говорите о сомнениях. У вас они появились, я уверен, не сегодня. Вы ведь ещё в прошлом году продали вашу фабрику. Кстати сказать, я удивляюсь, как вам удалось найти покупателя…

Бросив в рот сигарету, Эрнст Фрикке чиркнул спичкой.

— Потушите огонь, здесь курить запрещается! — немедленно взвизгнул кто-то.

— Огонь?!

— Негодяй!

— Надо проверить документы!

— Успокойтесь, господа, — потушив сигарету о подошву ботинка, громко сказал Фрикке.

— Прошу вас предъявить документы, — услышал он повелительный голос. Повернувшись, увидел двух здоровенных молодых мужчин: они были в штатском, но их принадлежность к гестапо не вызывала сомнений.

Фрикке безропотно повиновался.

— Будьте осторожны с огнём, штурмфюрер, — возвращая документы, предупредил его один из патрульных. — Для курения есть специальные места. До свидания.

Понемногу негодующие голоса умолкли.

— Я так рада за детей, Фреди! — ворковал женский голос совсем рядом. Эрнст Фрикке почувствовал чьё-то горячее дыхание на шее. — Последние дни я совсем не могла спать. Мне казалось, русские ворвались в город. Что было бы тогда с нами, Фреди?!

— Теперь все позади, успокойся…

И Фрикке услышал звук поцелуя.

«Сентиментальные слюнтяи, — подумал он, отойдя. — Нашли место для нежностей». Его внимание привлёк другой разговор.

— Ты пробовал надеть спасательный нагрудник, Роберт? Без тренировки он может сползти, и тогда над водой вместо головы окажется задница.

— Это так, а кроме того, мой нагрудник из пробковой крошки…

— Безобразие, тратятся бешеные деньги на войну, а пассажиров не могут снабдить нагрудниками из настоящей пробки, — сочувственно отозвался бас.

— А у меня, представьте, на какой-то вате, — вступил в разговор низкий контральто. — Вряд ли он сможет выдержать что-нибудь тяжелее кошки.

— О-о, при вашем весе, сударыня, это маловато…

— Первый класс снабжён гораздо лучше. Я только что видел прекрасный нагрудник, — сообщал кто-то. — Вы не поверите: там есть фонарик, свисток и даже петля. За петлю можно легко вытащить из воды человека.

Эрнст Фрикке поёжился. Неприятное чувство не покидало его. Снова захотелось курить. Он толкнул дверь с надписью «Ресторан».

ГЛАВА ВОСЬМАЯ

СПАСАТЕЛЬНЫЙ ЖИЛЕТ СО СВИСТКОМ И ФОНАРИКОМ

В пивном киоске худенькая девушка с заспанным лицом и синяками под глазами налила Эрнсту пива.

— Туго приходится кенигсбержцам, — сказала она, мучительно зевая, — говорят, русские не сегодня-завтра возьмут город.

— Всем туго сейчас, фрейлейн, — уклончиво заметил Фрикке, отдавая пустую кружку, — и вам, я вижу, здесь невесело.

— Ещё кружку, господин?.. Не хотите? Да, пиво у нас не первого сорта. Какое уж тут веселье! — девушка ещё раз зевнула, прикрыв ладонью рот. — За нами охотятся англичане и русские, того и гляди на голову угодит бомба. Скорей бы уж кончилось все.

— Что кончилось, фрейлейн?

— Проклятая война, — девушка кинула на Фрикке испуганный взгляд. — Я хочу сказать, скорей бы мы их победили.

— Спокойной ночи, фрейлейн, — посмотрев на часы, проговорил Фрикке — Третий час ночи, желаю вам… как следует выспаться.

Он прошёл мимо двухсветного ресторанного зала с медными решётками на больших декоративных окнах. Огромные позолоченные люстры… На столах — белоснежные скатерти, сверкающий хрусталь, серебро. Первый класс. Несмотря на позднее время, пустовало всего несколько столиков.