Приключения 1968, стр. 66

И словно чтобы показать, что здесь жизнь всему — лишь минуты, вдруг повисли над расщелинами клочья тумана. Их становилось все больше, все смелее ползли они, обволакивали вулкан. Должно быть, задыхаясь под этим пластырем, он начал злобно выплевывать пламя. Огромная тень его заколыхалась, бесформенная, кудлатая. А затем, как по команде, исчез туман, мир снова стал солнечным, бескрайним.

И снова они шли, ступая осторожно и твердо, стараясь не замечать, как узок гребень, глядя только себе под ноги.

Прошло три часа. Все чаще поглядывали они в даль, где мутно-голубой океан.

Там нет тумана, и в бинокль уже еле-еле виднеется полукружье бухты.

Еще сто шагов. Вольский поднимает бинокль — очертания бухты видны яснее. Или это только кажется? Дрожит весь берег, как в испуге. Нет, это дрожат руки!

Вольский передал бинокль, а сам поспешно расставил стул, сел, потому что дрожали у него не только руки.

Один за другим смотрели, и все видели одно и то же — овал бухты, зеленый склон хребта и вдоль побережья пестрое пятно поселка. Видели или хотели видеть? Пятно колыхалось, то исчезая, то появляясь.

— Дайте мне, — взмолился Вольский.

С упора, прижав локти к коленям, смотрел он, и левая его щека подергивалась.

Он видел, как былинку, трубу комбината и серебряные отсветы жестяных крыш. И все остальные видели. Поселок цел!

И все же казалось, что это мираж, очередной фокус природы…

— Идите вперед, я догоню, — сказал Вольский.

Еще пятьдесят метров, еще тридцать, еще двадцать — насколько хватило сил.

Уже видно четко — настоящие, целые дома стоят на своих местах как ни в чем не бывало! Посередине бухты дымит пароход. Никаких признаков бедствия.

Вольский опустил бинокль.

Это были сейши!

И все же они не могли себе поверить! Слишком все это противоречило здравому смыслу!

Из последних сил дотащились к береговому обрыву, близко, как только можно. Отсюда и без бинокля все ясно видно — комбинат, поселок, дороги, зеленые лужайки. Все по-прежнему, полный порядок!

— Так что же это — мираж?

— Может, предупреждения о цунами лишь милая радиошутка?

— Нет, передачу одновременно вело несколько станций, а главное — сами мы тонули в бешеных волнах вслед за предупреждением! Это факт.

— Но если на побережье не было цунами, как оно могло достать нас в горах?

— Надо осознать, что наши волны не цунами, не имеют к нему отношения! Они сами по себе!

— Почему же тогда о цунами предупреждали и везде в поселке потух свет?

Так или примерно так думали они, с сомнением глядя друг на друга. Измученные, грязные, с воспаленными глазами, они еле держались на ногах.

Вольский молчал, зевал раз за разом, не закрывая рта. Голова его бессильно кренилась, глаза были мутны. Пробормотав: «Извините, я должен поспать», — он распластался на камнях, сжался в комок. Его примеру все последовали немедля.

Все они устали смертельно и заснули мгновенно. — чуть позже других Басов, ему надо было осознать, что все вернулось в старое русло. Под палящим солнцем, на горячих камнях, прикрывшись надувным матрацем, лежали они, как окаменев.

Несмотря на духоту, сон всем пошел на пользу. Особенно Вольский выглядел посвежевшим, глаза заблестели.

— Пошли, надо спуститься, — сказал он. — Коль на побережье все о’кэй, грешить остается только на озеро — это оно породило сейши!

— Разъясните серому химику, — попросил Маршан, — про гейш слышал, но их, к сожалению, не видел, а про сейш и не слышал и не видел.

— До минувшей ночи, — уточнил Вольский. — Так как вы еще не раз, наяву и во сне, будете рассказывать про ночное купание, советую освоить классификацию волн, узнать про сулои, штормовые приливы, а главное — про сейши. Это примерно то, что происходит, когда ребенок балуется в ванне, — вода плещет через бортики. То же бывает, если обвал ухнет в озеро.

Невольно все посмотрели вниз, на узкую голубую полоску. Из-за скал была видна лишь южная часть озера.

Вроде там все осталось таким же, как запомнилось с вертолета. Только спустившись, увидели они перемены — над левым берегом по-прежнему отвесно вздымались скалы, а правый на большом участке стал вдвое ниже, раздался вширь. Он выглядел там как свежая рана — по красному камню сочилась вода, блестели глинистые раскаты.

Долго они стояли, не могли оторвать глаз.

— Не меньше чем пять миллионов кубометров камня обрушилось в озеро, — прикинул Басов, глядя на обломки скал, торчащие из воды.

— Только теперь начинаю осознавать, как нам повезло, — тихо сказал Вольский. — В Норвегии, возле озера Леон, туристам до сих пор показывают остатки лодки, заброшенной волнами на сорок метров! Присмотритесь, где смыты кусты. Наверно, и здесь всплеск был не меньше, но берега круты, приняли главный удар на себя, поэтому до нас докатилась лишь пятиметровая волна. Иначе не уцелеть бы нам ни на каком дубе!

— Пожалуй, летопись удач надо начинать с бутылки коньяка, — определил Маршан. — Не будь ее, сразу легли бы спать и первая волна была бы для нас последней…

— А я хорошо помню, что кто-то, — Борис посмотрел на Маршана, — говорил: «Оставь «спидолу» на базе, дай пожить без последних известий, в тишине!»

— Теперь куплю транзистор и не буду его выключать даже в трамвае, — пообещал Маршан.

— В цепочке случайностей главное то, что обвал совпал с предупреждением о цунами. Иначе не помогли бы ни бутылка, ни приемник, — рассудил Басов.

— Не думаю, что это случайно. Толчки, после которых начался обвал, вероятно, были отголосками землетрясения, породившего цунами, — сказал Вольский.

Они неторопливо рассуждали. Им всем нужно было осознать, прочувствовать, что произошло и что могло бы произойти.

— Редчайший, удивительный случай! — заключил Басов. — Когда все проанализируем, проведем замеры на озере, надо будет нам с вами, Олег Сергеевич, написать статью.

— Да что же в нем особенного? Сейши при обвалах случались не раз. Тема студенческая, для небольшого сообщения. Мы поручим сочинить Боре. Верно, Боря? — спросил Вольский.

Из-за скалы вдруг показались какие-то люди. Впереди, опираясь на палку, Стебаков, за ним завшколой, начальник рыборазведки, учитель математики и другие из секции туристов и краеведов. Из-за плеча учителя вынырнула Катя, первой к ним добежала. Она поцеловала Вольского и всех их подряд. Илья при этом вобрал голову в плечи, и поцелуй пришелся ему в нос. А дальше здоровались, говорили все разом.

Стебаков, тараща глаза, смотрел на Вольского и его помощников, словно сомневался, они ли это.

— Что случилось? — закричал он, схватив Вольского за плечи.

— Да так, ерунда, слегка искупались, — устало ответил тот.

— Отделались, как говорится, легким испугом, — добавил Маршан.

Стебаков застонал:

— Ну и ну! Как чувствовал — палка выстрелит. Приехал такой гость — и вот, юбилей получился!

— Могло быть куда хуже, — утешил его Вольский.

— Да чего же мы стоим? — спохватился Стебаков. — Садитесь, нет, ложитесь. А ты, Федя, оказывай первую помощь! — крикнул он парню с санитарной сумкой.

Эта сумка не потребовалась. Зато другие сумки были кстати.

Дальше беседа шла спокойнее.

— Вертолет улетел, но мост поправили, и мы с рассветом вышли — узнать, что произошло на озере, и вас спасать, если надо, — объяснил завшколой.

— Сами спаслись, — внушительно ответил Басов.

— А что же известно о цунами? — спросил Вольский.

— Вскоре после того, как свет потух из-за аварии на гидростанции, диктор объявил отбой. Повезло! Волны — шесть их было — прошли, не задев наших берегов. Их фронт был параллелен Алеутской впадине. Только северные берега Японии зацепило, — ответил Стебаков и спросил: — С чего озеро взбесилось? Вода по ущелью хлынула так, что от плотины на гидростанции остались рожки да ножки. Неделю, не меньше, в темноте просидим.

Вольскому снова пришлось стать лектором по распространению — на этот раз знаний о сейшах.