Приключения 1979, стр. 82
Так, а это что? Рапорт инспектора Андреева. Докладывает: торгуем разбавленным коньяком.
— Чем же разбавленным? Что он пишет?! Градусы одинаковые! — громко завозмущалась Портнова. — Спросите Ольгу! Не обманывали мы пьяниц! А им все равно, что пить!
Поярков молча составлял какие-то бумаги.
«А это что? Протокол допроса директора кафе. Работала неудовлетворительно? Меня предупреждала? Когда это было? Врет! Врет! Ни разу не предупреждала! Если бы предупреждала, я бы, может, не воровала. Ой, вот приказ по комбинату питания: директора кафе Гамбалевскую С. М. уволить как не справившуюся с возложенными обязанностями... Правильно уволили! Туда ей и дорога! А вот протокол допроса Лельки. Ну-ка? Что ты, Олечка, наговорила? Ох, размазня!»
— Владимир Федорович, а как поступите с Шустовой?
— Вы обманывали не только покупателей, но и Шустову, она даже не догадывалась о размахе вашей преступной деятельности. Ее тоже будут судить, но, видимо, суд примет во внимание молодость...
— Ах, она молодая, а меня так и засудить можно! — закричала Клава. — А где у меня деньги? Где?
Следователь не ответил, углубился в бумаги.
Клава внимательно листала документы следствия, водя по строчкам дрожащим пальцем. Когда что-то не понимала, обращалась к Пояркову: тот прочитывал вслух.
«Ой, а это что? Протокол допроса Портнова Виктора Степановича! Витьки! Поди, сдуру что сболтнул! Нет, ничего лишнего. Живем вместе третий год, правильно. Деньгами я его не баловала. Верно. Зарплату отдавал мне. Врет! Разве он водку не покупал? Друзей не угощал? Вот здесь молодец! Не видел, чтобы жена домой грелки приносила? Не видел! Умница! Те, что нашли при обыске со «Старкой», принадлежат жене. Ну, дурак какой! Тоже мне муж, объелся груш! Все перепутал».
Она сразу загрустила. Чем на суде объяснит, что в грелках была «Старка»? Хорошо хоть не знают, кому я коньяк в ресторане отдавала. Стало обидно, что Витюха наденет новый костюм, купленный на ее деньги, и пойдет прогуливаться с какой-нибудь молодой девицей, Клава шмыгнула носом.
«Чем занималась жена? Не знаю, — продолжала читать протокол. — Ох, знал, все знает Витечка. Откуда мы взяли деньги для кооперативной квартиры? На какие шиши купили вещи? Родственники помогали! Правильно! Умница, спасибо, дорогой мой! Дальше следователь спрашивает о деньгах! Нет денег. Витя их не видел. Раз спрашивает — значит, деньги целы». И она облегченно вздохнула.
В следственной камере стало светлей, на душе веселей. Клава украдкой посмотрела на Пояркова. Тот, не поднимая головы, продолжал писать длинную бумагу. Она испытующе рассматривала его: «Молод еще, чтобы поймать меня. Ты вон Ольгу лови! Она простушка-хохотушка».
— Владимир Федорович, а нельзя ли меня на первый раз предупредить, ну оштрафовать? Не хватало мне только тюрьмы да срамоты!
Следователь оторвался от бумаг, не торопясь достал сигарету, прикурил, подумал.
— Ольга Шустова — другой человек. А вы уже прошли школу: сначала конфетка, потом конфетка с ромом, потом ром с конфеткой... — Он замолчал, сделал несколько затяжек сигаретой. — Есть заболевания, которые нужно лечить только решительными действиями. Ваша болезнь опасна для общества. Никакими таблетками-уколами вас не образумишь... Вы обманывали не только посетителей, но и свою подругу Ольгу Шустову.
— Ну что же я плохого сделала? — закричала она, вскочив со стула. — Ольга — хорошая, а я плохая?! Мы же вместе с ней работали!
Следователь посмотрел на нее и промолчал. Клава села, вновь раскрыла дело, но не в том месте, где читала, а на несколько листов вперед.
«А это что? Протокол обыска у Поповой?» Торопливо перевернула страницу и увидела приклеенную фотографию.
«Подушка, думка моя! Деньги, мои тыщи! Ой, кольца, цепочки! Ой, ой, значит, все забрали и от меня скрывали!»
Следственный изолятор, огласился истошным криком женщины. Клава бессильно уронила голову на колени, закрыла руками лицо и с отчаянным хрипом заголосила. Так в деревнях России кричали по без времени погибшим. А впереди Клаву Портнову ждал суд.
НЕОБЫКНОВЕННЫЕ СУДЬБЫ, СОБЫТИЯ, ПРОИСШЕСТВИЯ
Михаил БЕЛОУСОВ
В сводках не сообщалось...
Записки армейского чекиста
В ПЕРВЫЕ ДНИ
Батальонный комиссар Сенько перечитывал докладную. Сомнений быть не могло: и ксендз Фыд и учитель Буцько активно занимаются шпионажем.
Оперативные работники отдела контрразведки обратили внимание на них еще в то время, когда соединения и части механизированного корпуса расквартировались в одной из новых областей Советской Украины. Местные патриоты сообщили нашим контрразведчикам, что Роман Буцько является украинским националистом.
Учитель, демонстративно избегая контактов с нашими командирами и красноармейцами, в разговорах с вездесущими мальчишками-школьниками проявлял повышенный интерес ко всему, что касалось «красного войска», особенно к тем местам, куда «паны солдаты» не подпускают даже детей. С арестом Романа Буцько решили повременить, чтобы выявить его связи.
С ксендзом Иозефом Фыдом дела обстояли сложнее. Тихий, услужливый, если дело касалось властей, по-отечески добрый к прихожанам, он, хотя и вызывал подозрение, в руки, как говорится, не шел.
С тяжелыми думами Сенько закрыл папки с документами и аккуратно уложил их в сейф. На башне бывшей ратуши пробило полночь. До начала войны оставалось около четырех часов.
А в это время по тихим улочкам Дрездена на большой скорости мчались две машины: фургон военного образца и легковой «опель». На заднем сиденье «опеля» дремал в форме советского капитана обер-лейтенант абвера Гейнц Лоссберг. Впереди оживленно болтали между собой шофер из гестапо и одетый в форму лейтенанта Красной Армии Вилли Шмундт.
Сын мелкого торговца из Карлсруэ, Лоссберг в 1935 году поступил на русское отделение Мюнхенского университета, где всерьез занялся языком. Это, однако, не мешало ему участвовать и в нацистских сборищах, и в арестах коммунистов. Но, сняв коричневую форму, он до рассвета засиживался над учебниками. С педантичностью, присущей немцу, грыз гранит науки.
Практическую пользу своей линии Лоссберг ощутил довольно скоро. Когда с третьего курса студентов стали призывать на военную службу, он без труда получил теплое местечко в иностранном отделе абвера. В Берлине, в уютных кабинетах управления адмирала Канариса, он изучал секретные досье по Советской России и совершенствовался в языке.
Настоящая работа началась в 1939 году в Польше. В боевых группах абвера Лоссберг и заработал офицерский чин. А после создания в Кракове так называемого «Повстанческого штаба украинских националистов» перед начинающим абверовцем открылись широкие перспективы — работа в учебных лагерях для украинцев. Эти диверсионные центры были созданы в ряде городов Польши и Чехословакии. Нет, он, Лоссберг, ни на секунду не преувеличивал своей роли в большой игре. Тем более что в Польше начальник отдела «Абвер-2» заметил его и обещал проследить за его работой, а следовательно — и продвижением.
Обер-лейтенант сладко потянулся и открыл глаза. Вилли Шмундт взахлеб расписывал шоферу богатства России и красоту «руссиш фрейлейн» — он уже бывал в Советском Союзе в качестве переводчика на строительстве тракторного завода на Волге.
Гейнц уселся поудобнее и с брезгливой благосклонностью продолжал слушать болтовню попутчиков.
Сенько запер сейф и, козырнув часовому, вышел на улицу. Сергей Михайлович не заметил, как подошел к дому. Уже достав ключи, вдруг круто развернулся и быстро зашагал к небольшому особняку в конце улицы. Окно на втором его этаже еще светилось — значит, бригадный комиссар Иван Федорович Скобель не спал.
Примерно через час Сенько и начальник политотдела вновь возвратились в штаб корпуса. А минут через двадцать-тридцать сюда были вызваны и другие оперработники отдела. Ставя перед ними задачу, Сенько уловил недоуменные взгляды: к чему такая спешка?