Сильвия и Бруно, стр. 12

Помещение было восьмиугольным, и в каждом углу стояло по стройной колонне, обёрнутой шёлковой тканью. Стены меж колоннами были сплошь покрыты на высоту шести-семи футов вьющимися растениями, так густо увешанными гроздьями спелых плодов, что за ними и листьев-то было не увидать. В одном месте моё удивлённое внимание привлёкли плоды и цветы на одном и том же побеге — дело в том, что ни таких плодов, ни таких цветов я в жизнь свою не встречал. Выше этой поросли в каждой стене было проделано по круглому окну цветного стекла, а ещё выше находились арочные перекрытия, сплошь усыпанные драгоценным каменьями.

С неуменьшающимся изумлением обращал я свой взор то туда, то сюда, пытаясь постичь, как же мы здесь оказались, ибо дверей не было вовсе, а каждая стена густо заросла живописными вьюнами.

— Здесь нас никто не потревожит, дорогие мои! — произнёс старик, кладя руку на плечо Сильвии и наклоняясь, чтобы поцеловать её. Сильвия с отвращением отпрянула, но в следующее же мгновение раздался её радостный крик:

— Ой, это же отец! — и она кинулась в его объятья.

— Отец! Отец! — повторил за ней Бруно; и в то время как счастливое семейство обменивалось объятьями и поцелуями, я только и мог, что утирать свои глаза и приговаривать:

— Хорошо, а куда же подевались лохмотья? — ибо теперь старик был одет в королевское платье, мерцавшее драгоценностями и золотым шитьём, а голову его украшал золотой обруч.

ГЛАВА VI. Волшебный Медальон

— Но где же мы, отец? — прошептала Сильвия, крепко обхватив ручонками шею старика и своей розовой щёчкой прижимаясь к его щеке.

— В Эльфийском королевстве, милая. Это одна из провинций Сказочной страны.

— А я думала, что Эльфийское королевство далеко-далеко от Запределья, а сейчас мы прошли такой короткий путь!

— Вы прошли Королевским путём, радость моя. Только особы королевской крови могут по нему ходить; а вы стали особами королевской крови с тех пор, как меня избрали Королём эльфов — примерно месяц назад. Они отправили сразу двух послов — убедиться, что я получил их приглашение стать новым Королём. Один из послов был Принцем, так что он тоже мог пройти по Королевской дороге и оставаться невидимым для всех, кроме меня. Другой был Бароном; ему пришлось путешествовать по обычной дороге, и я думаю, что он даже ещё не прибыл к нам в Запределье.

— А мы сейчас далеко от дома? — спросила Сильвия.

— Всего за тысячу миль, моя радость, считая от той калитки, которую вам отпер Садовник.

— За тысячу миль! — повторил Бруно. — А можно мне одну съесть?

— Что-что, маленький проказник? Съесть милю?

— Да нет, — сказал Бруно, — я хочу съесть одну... ягоду.

— Хорошо, малыш, — сказал отец. — Съешь, и ты узнаешь, что значит получить Удовольствие — то самое Удовольствие, которого все мы добиваемся так неистово, чтобы вкусить с такой горечью!

Бруно мигом подбежал к стене и сорвал какой-то плод, по форме напоминающий банан, а по цвету — клубнику. С сияющим видом мальчик принялся его уплетать, однако по мере исчезновения фрукта у него во рту выражение радости странным образом сходило с его лица; и когда от плода совсем ничего не осталось, выглядел Бруно совершенно расстроенным.

— У него совсем нет вкуса! — пожаловался он, садясь на колено к отцу. — Я ничего не почувствовал во рту! Это просто... Как это называется, Сильвия?

— Это облом, — мрачно ответила Сильвия. — Неужели, отец, они все такие?

— Они все такие для вас, дорогие мои, потому что вы пока ещё не жители Эльфийского королевства. Но для меня они все настоящие.

Бруно страшно заинтересовался.

— Я попробую другой, — сказал он, спрыгнув с колена Короля. — Там что-то такое красивое, полосатое, как радуга! — И он побежал туда.

Тем временем Сказочный король и Сильвия беседовали друг с другом, но такими тихими голосами, что до меня не долетало ни слова. Поэтому я пошёл с Бруно, который срывал и поедал плод за плодом, один краше другого, в тщетной надежде обнаружить такой, который имел бы вкус. Я и сам попытался нечто сорвать — но это было всё равно что хватать жменями воздух, и вскоре я оставил попытки и вернулся к Сильвии.

— Погляди-ка хорошенько вот на это, моя дорогая, — говорил старик, — и скажи мне, нравится ли тебе.

— Очень-очень нравится, — восхищённо воскликнула Сильвия. — Бруно, иди сюда, посмотри!

И она подняла руку, в которой держала это, чтобы показать Бруно на свет — медальон в форме сердца, выточенный, казалось, из цельного драгоценного камня глубокого синего цвета, висящий на тонкой золотой цепочке.

— Красиво, — сдержанно отметил Бруно и тут же начал вслух читать какие-то слова, выгравированные на Медальоне. — Все... будут... любить... Сильвию, — вот что у него в конце концов получилось. — Это и так ясно! — воскликнул он, обхватив руками Сильвию за шею. — Все любят Сильвию!

— Но мы-то любим её больше всех, правда, Бруно? — сказал старый Король, убирая Медальон. — А теперь, Сильвия, взгляни сюда. — И он показал ей свою ладонь, на которой лежал медальон малинового цвета и точно такой же формы, как предыдущий синий, тоже нанизанный на тонкую золотую цепочку.

— Ещё красивее! — воскликнула Сильвия, в умилении всплеснув ручками. — Смотри, Бруно!

— И на этом что-то написано, — сказал Бруно. — Сильвия... будет... всех... любить.

— Видишь разницу? — сказал отец. — Разные цвета и разные надписи. Выбери один из них, дорогая моя. Какой тебе понравился больше, тот я тебе и отдам.

Задумчиво улыбаясь, Сильвия несколько раз прошептала про себя прочитанные слова и, наконец, решилась.

— Очень приятно, когда все тебя любят, — сказала она, — но любить других самой — ещё лучше! Можно мне взять красный медальон, папочка?

Отец не сказал ничего, однако я видел, что его глаза увлажнились слезами, когда он склонил голову и прижался губами к её лобику в долгом прочувственном поцелуе. Затем он разъединил концы цепочки и показал дочери, как крепить Медальон на шее и скрывать цепочку под воротничком.

— Медальон ты должна беречь, — наставлял он, понизив голос, — а другим не показывать. Запомнила, как это делается? — И Сильвия кивнула в ответ.

— А теперь, дорогие мои, вам настало время возвращаться, а то они хватятся вас, и у бедного Садовника будут неприятности!

И снова всего меня заполонило чувство чудесного, когда я попытался представить, как же это мы ухитримся отсюда выйти — а ведь я счёл само собой разумеющимся, что где пройдут дети, там и я смогу пройти — но их-то головки не посетило ни тени замешательства, пока они обнимали и целовали отца, вновь и вновь повторяя:

— До свиданья, милый папочка!

А затем, неожиданно и быстро, на нас словно бы надвинулась темнота полуночи, и сквозь мрак резко прорвалась дикая бессмысленная песня:

«Он думал — это на камин

Зачем-то влез Бычок.

Он присмотрелся — нет, зашёл

Сестры кумы сынок.

Сказал он: “Парень, для тебя

Всегда готов пинок!”»

— Это был я! — воскликнул Садовник, выглянув из полуоткрытой калитки и уставившись на нас, ожидающих на дороге, когда кто-нибудь впустит. — И я не знаю, что я бы сделал, если бы он не убрался!

Говоря так, Садовник полностью распахнул дверь, и мы, слегка ослеплённые и сбитые с толку (по крайней мере, я) резким переходом из полумрака вагона к яркому дневному свету, вышли на железнодорожную платформу станции Эльфстон.

Облачённый в изысканную ливрею лакей выступил вперёд и почтительно прикоснулся рукой к своей шляпе.