Адам и Отка, стр. 26

Она звонит раз, другой, третий…

А Адам, тот не трогается с места. Всё равно не откроют. Суковых нет дома. Но где они могут быть?

Дети смотрят на проходящие мимо трамваи, и им вдруг приходит в голову, что на каком-нибудь из них они могли бы заметить тётю Яну. Но им не везёт, не везёт настолько, что могло бы наконец и повезти.

До каких же пор им ждать? Ведь так может продолжаться и до самого вечера? Нет, лучше они сядут в трамвай 22 номер и поищут свою тётю Яну, которая там продаёт билеты. Они её, конечно, сразу узнают. Она высокая, худая и похожа на их отца. Да и что странного, что тётя Яна на него похожа? Ведь она же его родная сестра. Только глаза у неё построже. И говорит она погромче, чтобы все её слышали.

Только в трамвае продаёт билеты не их тётя, а совсем другая женщина. На их тётку она вовсе не похожа. Маленькая, кругленькая, и смеётся не переставая.

Трамвай приехал на конечную остановку, на Белой горе. И все вышли. Адам с Откой направились на трамвайную станцию. Под крышу.

Люди всегда ожидают трамвай под этой крышей, когда идёт дождь. Теперь у детей настроение немножко получше, мир кажется им здесь попросторнее. Над ними весёлое августовское солнце, за круглыми луковицами небольшого костёла виднеется лес. Адам кладёт свой чемоданчик на скамейку и быстро оглядывает все 22-е номера, которые теперь подъезжают один за другим. В любом из них может быть тётя Яна. Но Адам её так и не видит. А ведь он парень не промах.

Каким должен быть настоящий мальчик?

Прежде всего внимательным и наблюдательным, глаза его должны быть остры и проницательны. Затем он должен быть ловким, сильным и смелым. Руки его должны быть крепки, а ноги быстры и неутомимы. Должен он быть сообразительным, думать с быстротой молнии и заниматься сразу несколькими вещами. Только самому Адаму редко когда всё это удаётся. И чего совсем ему не удаётся — так это на уроках читать под партой и одновременно следить за тем, что происходит в классе.

Проходит какое-то время, и трамваи больше не подъезжают.

— Где-то авария, — предполагает диспетчер с усами, похожими на мышиные хвостики.

Отка зевает не переставая, а Адам начинает сердиться.

— Ты что зеваешь? — ворчит Адам.

— А что мне делать?

— Рассказывай сказку.

— Какую тебе сказку?

— Ну просто рассказывай что-нибудь.

— Хочешь о клоуне? Только она коротенькая, ничего?

— Ничего.

— Сидит в одной клетке лев-отец, в другой — львица-мать, а в третьей — львята.

— А где же клоун?

— Тот далеко.

— Лев-отец ревёт, львица-мать ревёт, львята тоже ревут.

— Почему ж они ревут?

— Это уж я не знаю, — смеётся Отка. — Может, есть хотят, а может, сердятся на кого-нибудь. Тебе, наверное, лучше знать.

— А где же клоун?

— А тот уже ушёл.

Адам думает о клетке со львятами и о глупом клоуне, который ушёл раньше, чем началась вся история. Но додумать он не успевает, потому что приходит диспетчер с усами, похожими на мышиные хвостики, и обращается к ним:

— Ребята, чего вы здесь дожидаетесь?

— Тётю, — говорит Отка. — Она ездит на 22-м.

— А как её зовут?

— Яна Сукова.

«Сукова, Сукова», — размышляет диспетчер.

— Яна Сукова, Яна.

— Ну да, — улыбается диспетчер.

— Что — да? — Отка в эту минуту прямо сгорает от любопытства.

— Сукова на 22-м никогда не ездила и вряд ли будет.

— А на каком же тогда?

— Мне кажется, что на 20-м, — говорит диспетчер и бежит к трамваю, появившемуся на повороте.

— В этом городе никто ничего толком не знает, — говорит Отка, и Адам соглашается с ней.

Дети направляются обратно домой, то есть туда, где живут дядя с тётей, и всю дорогу мечтают, чтоб те уже оказались дома. И чем ближе они к цели, тем сильнее их надежда.

Снова они звонят в дверь, но по-прежнему никто не отзывается. А ведь звонок в исправности, он работает. Звонок звонит не переставая, но всё напрасно. Может, у тётки с дядей заложило уши и они ничего не слышат?

Около детей останавливается пожилой мужчина и тихонько наблюдает за ними. Он смотрит, как они по очереди нажимают на звонок, видит, что дети всё больше и больше расстраиваются. Если б Адам с Откой оглянулись, они увидели бы глаза этого человека, смотрящие сразу в обе стороны, и подбородок, побритый только наполовину. И очень большой нос, куда больше, чем у других людей. В общем, грустное старое лицо и любопытные глаза, где чуть начинают светиться искорки радости. Пиджак на нём самый обычный, брюки замазанные, из сандалей весело выглядывают кончики пальцев.

— Пани Сукова придёт только в шесть часов, — говорит наконец мужчина.

Тогда дети оглядываются и видят всё, что могли видеть ещё минуту назад. В их глазах любопытство и нетерпение. Наконец-то они напали на человека, который что-нибудь может им сказать.

— Чего вам стоять на улице, пойдёмте ко мне.

— Пойдёмте, — тихонько соглашается Отка.

— Хорошо! — громко говорит Адам.

Они входят в соседнюю с Суковыми квартиру. Хозяйки здесь нет, и детей нет, и родственников никаких. На стенах ни одной картины, не видно ни одежды, ни занавесок. Всюду только одни часы, большей частью с маятником. Но есть и без маятника. С кукушкой. Правда, есть и без кукушки. Часы бьют, некоторые тихо, почти неслышно, другие громко. У одних циферблат разрисованный, у других совершенно белый. Одни будто бегут куда-то, а другие, наоборот, идут размеренно, не спеша. Одни будто говорят, что временем надо дорожить, а другие просто тикают, будто время в нашей жизни ничего не значит.

— Я — часовщик Венцл, — представляется мужчина.

— А я — Отка.

— Я — Адам.

— Видите, вас двое, — улыбается пан Венцл, — а я один. Один пью, один ем, один смеюсь. А это, знаете ли, не очень хорошо.

— А у нас с Адамом один и тот же отец и одна и та же мать, — объясняет с удовольствием Отка, — и ещё один и тот же дядя и одна и та же тётя.

— Это Суковы, только их сейчас нет дома, — дополняет Адам.

— А чем занимается ваш отец?

— Он — мастер пахоты, — говорит Адам.

— Мастер Чехословакии, — дополняет Отка.

— Пахоты? Какой пахоты? — не понимает пан Венцл.

— Пан Венцл, вы что, газет не читаете? — удивляется Адам.

— Только иногда, — признаётся часовщик. — Рядом с домом мне поставили будочку, и я всё чиню и чиню часы. Знаете, жизнь в городе больше зависит от точного времени, чем в деревне.

— Да, пожалуй, — говорит Отка.

— Наш отец выиграл соревнование в пахоте двойным плугом. Соревнование, которое было в Храштянах, — продолжает Адам, — а теперь он на соревновании в Югославии.

— А-а-а! — восклицает пан Венцл. И свой плуг он взял с собой?

— Да, — кивает Адам, — и трактор тоже.

— И нашу маму, — добавляет Отка.

— А вы думаете, он там тоже выиграет?

— Наверняка, — говорит Отка.

Часовщик Венцл роется в сумке, достаёт бутылку и ставит перед Адамом и Откой по стакану молока, а потом кладёт ещё перед ними и по булке. Отке вдруг очень хочется есть, а Адам совсем умирает от голода. Он уже заранее знает, что молока с булкой ему мало. Вот сейчас он всё это съест, а голод всё-таки останется, так и будет бурчать в желудке.

Старый часовщик показывает детям часы. У него длинные чувствительные пальцы, которыми он касается часов, влезая внутрь, но делает это так осторожно, что часы от удовольствия только мурлыкают и поспешно бьют, проявляя дружелюбие по отношению к своему хозяину. Адам вдруг замечает надпись: «Не трогайте маятники!» — и спрашивает:

— А кто трогает маятник?

— Да бывали такие, только это было давно, — улыбается часовщик. — Кто сейчас станет трогать маятник? Все люди уже знают, что трогать маятник нельзя.