Осенние (СИ), стр. 8

— А как вы нашли меня?

— Не я, — покачал он головой. — Брат нашёл. Я не спрашивал — как.

Придётся звонить Женьке. Вдруг он сказал? Маловероятно, конечно, но… Хотя… Зачем это мне?

Запел мой мобильный. Шеф требует. Успокоенная, что этот мужчина, Константин, драться и скандалить не собирается, я вздохнула и сказала:

— Извините, мой перерыв закончился. Надо идти.

Он поднялся первым — опять очень тяжело, и только сейчас я сообразила, что у него наверняка был травмирован не только глаз. И что он только что после больницы. Я запихала все свои вещи в сумку и только хотела встать, как обнаружила перед собой протянутую руку. А-а… Ничего себе — это он так воспитан, чтобы подавать даме руку, помогая ей встать? Хм… Как-то упустила из виду, что этот Константин из богатых… Кажется. Надо всё-таки позвонить Женьке. Стараясь не опираться на ладонь, а лишь принять её, я быстро вскочила со скамьи, и мы пошли по еле заметной асфальтовой тропке из скверика.

— Здесь тихо, — слегка оглядываясь, заметил Константин, как мне показалось — лишь бы не молчать.

— Дома это место закрывают со всех сторон, — ненужно объяснила я, дивясь себе: в кои-то веки — светский разговор веду. Ну и ну!

— А почему вы сюда приходите?

Его вопрос сбил меня с толку. Очень пожелалось ответить что-то вроде: место дикое — и я дикая. Для меня — самое то! Но ответила… хм… светски учтиво:

— Мне здесь нравится.

На углу здания мы распрощались. Я зашла в фойе конторы и тут же приникла к волнистому стеклу двери: тут, в одном потайном местечке, между рамой и косяком двери, есть одна трещина, сквозь которую всё хорошо видно, что происходит на улице. Константин направился к дороге, где стояла тёмно-красная машина, даже какая-то красно-коричневая. А рядом с машиной стояла высокая девушка в белом. Или белая? Волосы, меховая куртка до талии, лосины на стройных ножках, высокие сапоги — всё белое. Господи, какая она красивая!

Константин медленно подошёл к ней и распахнул перед ней дверцу. Подал руку, помогая войти в салон, а затем обошёл машину и сел сам.

И уехали. А я выпрямилась и задумалась. Ну вот… И закончилась вся эта история. Значит ли это, что мне больше не надо бояться, что меня найдут и будет какой-нибудь скандал?… Но вскоре эти тревожные мысли перебила единственная странная мысль: как она красива… Нет, я, конечно, издалека не очень её разглядела, но… Я задумчиво вернулась на место, села перед компьютером. Внезапно я поняла, что мне хочется всего вот этого — красивой одежды и красивых манер. Но если с красивой одеждой ещё можно подумать, то с манерами… До меня как-то не сразу доходила мысль, что богатые — это не просто машина, дорогой дом и так далее. Почти сразу вспомнилась «мазда» Женьки, о которой он так небрежно сказал: «Бэушная. Из Франции пригнали». В общем, богатые — это которые в этом живут… Ужас, что думаю…

Сумбур в мыслях полный. Сосредоточившись, я остановилась на одном: мне тоже хочется красиво одеться… А потом махнула рукой — глупости! С моими дурными талантами мне должно быть не до этого!.. Встав со стула, я подошла к зеркалу на стене и попробовала представить, что Константин подходит ко мне, а я не в скучных вещах, а в чём-то шикарном… Стоп! При чём тут Константин?

— Алёнка, а кто это был? — полюбопытствовала Машенька. — Он тебя спрашивал — мы его и отослали в сквер.

— Он меня перепутал с другой. Ему нужна была женщина, с которой он однажды… — Я смущённо замолчала, не зная, как ответить на простой вопрос.

Развернувшись к компьютеру, я взяла стопку исписанных вручную бумаг и принялась за работу. Закончив, я сказала, что снова пойду «дышать свежим воздухом» до следующего заказа. Скамейка пустовала. Голубей нет. Я присела, вынула мобильный и, после некоторого сомнения, позвонила Женьке.

— Я не помешала?

— Нет. Что случилось?

— Меня этот, с портрета, нашёл. Случайно, не знаешь, каким образом?

Он как-то странно хмыкнул.

— Случайно знаю. Но думал, что обойдётся. В общем, в универе наткнулся на того парня, которого ты рисовала. Кажись, он пришёл именно в наш корпус искать кого-нибудь из нас, бывших первого сентября на квартире.

— И что? — жадно спросила я на его затянувшуюся паузу.

Он снова хмыкнул, но как-то смущённо.

— Ну, я один был, а он с корешами. Я их побил немного — чего-чего, а драться они не умеют, но в процессе потерял мобильный. Мне его потом вернули, но, мне кажется, прошлись по всем номерам, которые были в книжке.

— Когда это было?

— Дня три назад.

— Хм… Что-то долго они искали.

— Ну-у… У меня телефонная книжка довольно… э… вместительная, и женских имён там много.

— Казанова! — поддразнила я.

— А я и не скрываю! — ощутимо пожал он плечами.

— Но я-то на букву А. Почему же они только что…

— Скорее, искали по номеру адрес и место работы. Чтобы наверняка.

— Ну, если так…

— И что? Нашёл он тебя — что дальше?

— Спросил, почему я нарисовала его. Ответила правду — что не знаю. Он посидел и ушёл. Думаю, дело закончено. Больше он не придёт. Надеюсь.

— Тогда я тоже спокоен. Я тут разузнавал про них. Отец сказал, что семья влиятельная. Могут с человеком что угодно сделать. Но обычно не ввязываются в такие дела, когда приходится проявлять влияние. Рад за тебя, что всё обошлось.

— Спасибо тебе, что помогал, — правильно расценив его последнюю фразу, сказала я. — И счастливо тебе!

— Угу…

Дома мне пришлось только раз задуматься над этим происшествием: стоит ли продолжать излечение Константина рисованием? Стоит ли нарисовать его в полный рост, чтобы помочь ему справиться с теми травмами, которые не позволяют ему быстро двигаться? Пришла к выводу, что не стоит. Он выжил. Глаза не потерял. Дальше пусть сам. Была ещё одна причина не рисовать его в полный рост. Рисовать-то придётся обнажённую натуру… Ой, как представила… Лучше не надо. И вообще… Подспудно явилось впечатление, что не стоит вмешиваться в судьбу человека, который и сам по себе силён. Кто он — и кто я.

Утром уже привычно намазала губы помадой, некоторое время смотрела в зеркало с мыслью: «И кому это надо?» А потом махнула рукой, схватила сумку и побежала на работу. Отбарабанила утренние заказы, посидела на столе Машеньки с очередным её заказом — она бывшая секретарь-машинистка со стажем, любит, когда печатать можно под диктовку. А потом сходила в киоск, взяла мороженого и булку и нетерпеливо зашагала в своё любимое местечко. Сегодня я прихватила с собой книгу — буду наслаждаться стихами Ахматовой. Такая уж я девушка романтичная… Фыркнула сама же на промелькнувшую мысль — и резко встала на месте.

Поредевшие кусты над моей неопределённо-серой скамейкой. Чёрные гибкие ветви. Небрежные волны блёкло-рыжих листьев по земле. Зелёная трава островками и редкие кустики бархатцев — с мохнатыми ярко-коричневыми и жёлтыми головками. И на скамейке — чёрная фигура мужчины в драповом пальто. Время от времени он шевелит руками, словно что-то бросает… Что он тут делает? Приглядевшись, я возмутилась: кормит моих голубей!

4

Сбежать втихаря не удалось. Он взглянул в мою сторону и выпрямился. Пришлось идти к скамейке, заталкивая подальше своё недовольство.

— Добрый день.

— Здрасьте.

Вынув из сумки приготовленные загодя газеты и расстелив их на скамейке, я села. Голуби, бегавшие по асфальтовому пятачку, остановились и уставились на меня тёмными выпуклыми бусинками-глазами, словно только что осознав: это не я их только что кормила! «Фу на вас!» — мысленно укорила их я и опять помрачнела: и что мне теперь с мороженым делать? Впрочем, долго рядом с Константином сидеть не собираюсь. Успокоившись после этой здравой мысли, я, не скрывая недовольства, спросила:

— Зачем вы пришли? Узнать что-то ещё?

— Ну… И это тоже.

«Тоже». Не слишком жирно ему? Занял скамейку, кормит голубей, хочет что-то узнать… Настроение и так поехало, а теперь и вовсе ниже плинтуса свалилась. Когда я поняла, что даже вежливо улыбаться не могу, попробовала взять себя в руки. Иначе в таком состоянии легко ляпнуть что-нибудь такое, о чём горько пожалею, но исправить не смогу. Последнее я умею очень даже неплохо.