Золотой скорпион, стр. 16
— Что! — воскликнул я. — Она покинула Париж!
— Именно так. Часом раньше ее слуга доставил вещи на Северный вокзал, а в шесть часов пятнадцать минут ее скорый поезд отправился в Кале. Люди из театра спрашивали о ней час тому назад.
Я поторопился на службу, чтобы узнать последние донесения своих агентов. Связь с ними была нарушена; вы понимаете, я был в полном смятении. А они разыскивали меня по всему Парижу, чтобы сообщить, что Зара эль-Хала уехала. Двое людей отправились вместе с ней на поезде и позвонили мне из Кале, чтобы получить дополнительные инструкции. Она уже села на ночной пароход, отправляющийся в Дувр. Было слишком поздно для того, чтобы успеть проинструктировать английскую полицию.
На несколько часов я утратил свою обычную бдительность — и вот результат. Что я мог сделать? Зара эль-Хала не совершала преступления, но ее внезапное исчезновение, вы со мной согласитесь, могло быть истолковано как бегство, оно было очень подозрительным. Когда я сидел у себя в кабинете, терзаясь мрачными предчувствиями, прибежал один из моих людей, назначенный наблюдать за Великим князем. Последний почувствовал себя плохо, как только покинул ложу в театре на Монмартре, и умер прежде, чем автомобиль доставил его в гостиницу.
ГЛАВА XIV
СТРАННЫЙ ВОПРОС
Я сразу понял, что совершено ужасное преступление. Но я не знал, кем и с какой целью. Я поторопился в гостиницу, где остановился Великий князь. Конечно, там все были страшно взволнованы. Выдающемуся человеку, пользующемуся популярностью, даже путешествуя инкогнито, трудно не привлекать к себе внимание. Стоило где-нибудь появиться «господину де Стейхлеру», как сразу же раздавались крики «Великий князь Иван!» И теперь, когда я вошел в гостиницу, у всех на устах — будь то журналисты, полицейские или случайные люди — был один вопрос. «Правда ли, что Великий князь умер?» Только я прошел мимо собравшихся, как увидел Казимира. Он не узнал меня в новом обличье.
— Любезный, — сказал я, — вы из свиты покойного Великого князя?
— Я являюсь, а точнее, был камердинером господина де Стейхлера, мосье, — ответил он.
Я показал ему свою визитную карточку.
— Для меня господин де Стейхлер — Великий князь Иван. Были ли с ним другие слуги? — спросил я. Хотя мне и был известен ответ.
— Нет, мосье.
— Где и когда он почувствовал себя плохо?
— В театре «Кокерико» на Монмартре, приблизительно в четверть одиннадцатого, сегодня вечером.
— Кто его сопровождал?
— Никто, мосье. Его высочество был в ложе один. Я получил указание приехать за ним на автомобиле в одиннадцать часов.
— И что же было дальше?
— В четверть одиннадцатого позвонили из дирекции театра, чтобы сообщить, что его высочество почувствовал себя плохо и что уже послали за врачом Я сразу же приехал па автомобиле и нашел его лежащим в одной из артистических уборных, куда его отнесли. Там же находился и врач. Великий князь был без сознания. Мы отнесли его в машину…
— Мы?
— Доктор, директор театра и я. Как заявил врач. Великий князь был еще жив, хотя мне показалось, что он уже умер. Но когда мы уже подъехали к гостинице, врач, который с тревогой следил за самочувствием его высочества, воскликнул: «Господи! Все кончено. Какая катастрофа!»
— Он умер?
— Он умер, мосье.
— Кто его осматривал?
— Мы обзвонили половину докторов в Париже, мосье, но было слишком поздно.
Славный Казимир не выдержал. Из его глаз хлынули слезы. Я поднялся на лифте в апартаменты, в которых лежал Великий князь. Здесь было трое докторов, один из них был как раз тот, о котором говорил Казимир. На их лицах был написан испуг.
— Это — сердце, — заверил меня тот доктор, которого вызывали в театр. — Мы считаем, что у него было больное сердце.
Они были единодушны в своем мнении.
— Он, должно быть, испытал сильное эмоциональное потрясение, — сказал другой доктор.
— Вы уверены, что смерть наступила естественным путем, господа? — спросил я.
У них не было в этом никакого сомнения.
— Говорил ли Великий князь что-нибудь, что подтверждало бы вашу точку зрения относительно сердечного приступа?
— Нет. Когда он вышел из ложи, то потерял сознание и больше не приходил в себя. Имеются показания свидетелей, медицинское обоснование и другие документы для ознакомления заинтересованных лиц, но совершенно очевидно, что смерть Великого князя объясняется естественными причинами, и мои старания помочь ему были бесполезны. Позвольте нам осмотреть его тело.
В ту же ночь, когда умер Великий князь, я покинул гостиницу и присоединился к человеку, который прослушивал телефонные разговоры с кафе.
В течение этого вечера пришло сообщение для грека, изготовителя сигарет, о том, что украдено несколько тюков турецкого табака — полезная, но второстепенная информация, не представляющая для меня особого интереса. Я знал, что было бы бесполезно допрашивать Мигуэля, хотя и подозревал, что он является членом организации «Скорпион». Любой постоянный клиент этого заведения мог получить разрешение на то, чтобы ему звонили в это кафе, за весьма умеренную плату.
Менее опытный криминалист, чем я, мог бы решить, что он введен в заблуждение серией поразительных совпадений Помните, у медицинских экспертов не было и тени сомнения в смерти Великого князя от сердечного приступа. Его личный врач прислал письменное свидетельство о том, что у него наследственная болезнь сердца, которая могла привести к фатальному исходу, правда только при чрезвычайных обстоятельствах. Правительство его страны, которое прежде имело основание подозревать, что будет совершена попытка покушения на жизнь Великого князя, было удовлетворено заключением экспертов. Так-то вот! А я нет.
Я допросил директора театра «Кокерико». Он признался, что жизнь мадемуазель Зары эль-Хала в продолжение всего ее пребывания в театре была окутана тайной. Ни он, ни кто-либо другой из персонала театра не входили в ее артистическую уборную, а она никогда ни с кем не общалась, за исключением режиссера и дирижера. Они разговаривали с ней о музыкальном сопровождении, об освещении и других сценических эффектах. Она прекрасно говорила по-французски.
Такое положение вещей было почти невероятным, но с ней считались потому, что эта танцовщица, имевшая весьма скромное жалованье, за несколько дней увеличила сборы театра вдвое и своими выступлениями привлекла внимание публики. Она написала в «Кокерико» из Марселя, вложив в конверт вырезки из газет и другие обычные в таких случаях материалы, и была сразу же ангажирована на неделю. Она оставалась в театре в течение двух месяцев и могла бы, если бы захотела, остаться в нем навсегда, как меня заверил несчастный директор, он даже был готов увеличить ей жалованье в пять раз.
Теперь выяснился любопытный факт. На всех фотографиях лицо Зары эль-Хала было прикрыто на восточный манер; надо сказать, что она носила белое шелковое покрывало, совершенно скрывавшее ее лицо, за исключением чудесных глаз. На сцене она выступала с открытым лицом, но на фотографиях оно присутствовало обязательно.
А знаменитая фотография, которую она послала Великому князю? Он ее в бешенстве уничтожил, вернувшись из Булонского леса после стычки с Чанда Лалом.
В конце концов Провидение, а не разум, приводит нас к пониманию действительно великих преступников, неутомимый рок ходит за ними по пятам, это от него они напрасно пытаются скрыться. Прошло много времени после похорон Великого князя, и, когда я почти забыл о Заре эль-Хала, я был однажды в опере с известным французским ученым, который случайно спросил о преждевременной кончине (происшедшей несколько месяцев назад) норвежца Хенрика Эриксена.
— Это — очень большая потеря для нашего столетия, господин Макс, — сказал он. — Эриксен был настолько же выдающийся ученый в области электротехники, насколько Великий князь был искусен в ведении войны. Оба ушли из жизни в расцвете сил и при почти одинаковых обстоятельствах.