Мишуткина командировка, стр. 2

К вечеру похолодало. А Мишутке всё равно было жарко. Вечно его кутают. На дворе весна, а он в шубе. Но Мишутка человек хитренький. Он шагает рядом с бабушкой, а сам незаметно расстёгивает пуговицы. Расстегнул одну, потом другую, потом третью. Шубка распахнулась. Озябший ветерок забрался под меховую полу, решил погреться. Ветер грелся, а Мишутке стало прохладно.

Бабушка увидела, что Мишутка расстегнулся, рассердилась и шлёпнула внука. Но, во-первых, шлёпнула она легонько, а во-вторых, шлепок достался не Мишутке, а шубе, будто она сама расстегнулась, а Мишутка тут ни при чём.

Бабушка стала застёгивать шубку, а Мишутка ёрзал, вертелся. Он был недоволен.

— Простынешь, что тогда будет? — выговаривала бабушка внуку.

— Заболею, — сказал Мишутка.

— А кто с тобой возиться будет?

— Ты.

— Я? — переспросила бабушка. — И не подумаю. Отправлю тебя в больницу. Что ты на это скажешь?

Но Мишутка ничего на это не сказал. Он думал уже о другом.

„Тяжелый человек“, „стрекоза“ и „бука“

Когда они подошли к большому каменному дому, бабушка остановилась, перевела дух и сказала:

— Вот мы и прибыли. Здесь я живу.

Мишутка задрал голову, смерил дом с головы до ног. Дом большой. Это хорошо — значит, во дворе много ребят. Кроме того, дом был новый. Его сложили из аккуратных белых кирпичей. Это Мишутке тоже понравилось.

Прежде чем войти в подъезд, бабушка наклонилась к внуку, поправила ему шарф и сказала:

— В квартире веди себя как следует. Не шуми. Со мной живут чужие люди.

Мишутка недоверчиво посмотрел на бабушку и задумался. Как это в квартире могут жить „чужие люди“? Раз живут в квартире — значит, не чужие.

— Ты их не знаешь, „чужих людей“?

— Знаю, но плохо, — пояснила бабушка, — ведь я в доме недавно живу.

Когда они поднимались по лестнице, бабушка доверительно жаловалась внуку:

— Одна соседка очень тяжелый человек. Другая — стрекоза. А третья — самая настоящая бука — ни на кого не смотрит и дома почти не бывает.

Мишутка шагал со ступеньки на ступеньку и размышлял о бабушкиных соседях.

„Интересно, — думал он, — сколько весит „тяжелый человек“? Наверное, когда он ходит по коридору, весь дом гремит от тяжелых шагов. Вот бабушка и недовольна… А у бабушкиной стрекозы есть за спиной прозрачные крылья? Хорошо бы поскорее посмотреть на неё…“ Бука огорчала Мишутку. Он представил себе страшное существо вроде бабы-яги. Бука крадётся по коридору и в темном уголке подстерегает Мишутку… Мальчику стало не по себе. Ему захотелось домой. Что за радость жить в одной квартире с Букой?

Но домой он не попросился. Он сказал бабушке:

— А я во дворе бегать буду.

— Я тебе побегаю! — строго сказала бабушка.

— Боишься, задавят?

Бабушка ничего не ответила внуку. Ей было тяжело подниматься на четвёртый этаж.

Наконец бабушка и Мишутка подошли к своей двери. Бабушка достала из сумки блестящую связку ключей. Ключи весело звенели, будто обрадовались, что их из тёмной сумки выпустили наружу. Бабушка долго перебирала их. Она искала ключ от двери. Но нужный ключ, выскальзывал у неё из рук и прятался за своих товарищей. Наконец бабушка поймала его. Как провинившегося, взяла за ушко и вставила в замочную скважину. Ключ два раза повернулся, и дверь отворилась.

— Запомни: наша квартира номер тридцать три! — сказала бабушка.

Мишутка прибыл к месту назначения — в командировку.

Пионерка-стрекоза

Утром бабушка ушла на базар, а Мишутка остался один. Одному человеку скучно. Надо пойти кого-нибудь поискать.

Мишутка вышел из комнаты и пошёл на разведку.

Он прислушался.

В квартире номер тридцать три было тихо. Только в кухне журчала вода. Держась за стенку рукой, Мишутка пошёл по тёмному коридору на звук, как на огонёк. Потом он толкнул дверь плечом и очутился на кухне.

У раковины, спиной к Мишутке, стояла одна из жиличек бабушкиной квартиры. Она чистила зубы. При этом так энергично водила щёткой взад-вперёд, словно хотела стереть их в порошок.

А Мишутка стоял и ждал, когда жиличка почистит зубы и с ней можно будет поговорить.

Наконец она сполоснула рот и обернулась. Это была девушка. Лицо у неё было заспанное, а волосы нечёсаные, лохматые. Над верхней губой белели усики от зубного порошка.

— Это что за мужчина появился у нас в доме? — спросила девушка.

Мишутка ничего не ответил. „Бука, — решил он про себя, — так и есть Бука“.

Но Бука оказалась не страшной. Она не зашипела на Мишутку и не погрозила ему костлявым пальцем.

Бука пожала плечами и продолжала мыться. Она набирала в пригоршню воду и окунала в неё лицо. Потом долго тёрла лицо руками. От неё летели брызги. Одна капля попала даже в Мишутку.

Наконец Бука кончила мыться и стала вытирать лицо полотенцем. Когда она снова посмотрела на Мишутку, белых усиков уже не было. Глаза её весело блестели, а щёки стали румяными.

Перед Ми шуткой была уже не Бука, а скорее всего Стрекоза. Кто же она на самом деле? Это надо было выяснить немедленно, и Мишутка спросил:

— Ты Бука или Стрекоза?

Мишутка спросил вполне серьёзно, а девушка рассмеялась.

— Разве я похожа на буку?

— Нет, — сказал Мишутка, — ты, наверное, Стрекоза.

Девушка снова рассмеялась — она была несерьёзным человеком — и спросила:

— А ты кто такой и что ты здесь делаешь?

— Я в командировке, — сказал Мишутка.

— В командировке? — переспросила Стрекоза, и в ее глазах опять появились смешинки. — Кто же тебя сюда командировал?

— Папа. Пока не устроят в детский сад. Мама пошла работать, а куда меня девать?

Стрекоза сочувственно посмотрела на Мишутку и перестала смеяться. Она спросила:

— А как тебя звать, командировочный?

— Я — Мишутка. А ты?

— А я — Мая.

— Первое мая? — переспросил Мишутка и тут же предложил: — Давай дружить.

— Давай! — сказала Стрекоза Мая и вдруг заторопилась: — Ой, я опаздываю!

Она зажгла газовую плитку, бросила на неё сковородку, ножом подцепила кусок масла, кинула его на сковородку, и масло покатилось, как по льду. Тогда Мая достала два яйца, разрубила их масленым ножом и выплеснула содержимое на сковородку.

Всё это она проделала так быстро и ловко, что Мишуткины глаза едва поспевали за её движениями.

— Смотри за глазуньей, — скомандовала Мая, — я побегу одеваться.

Маю как ветром сдуло. Она исчезла, как будто у неё за спиной и в самом деле были невидимые стрекозиные крылышки. А Мишутка остался следить за яичницей. Он поднялся на носочки и заглянул в сковородку. Оттуда на него смотрели два больших жёлтых глаза.

Мишутка на минутку отошёл и снова вернулся к сковородке. Выпуклые глаза яичницы по-прежнему смотрели на Мишутку и, казалось, говорили: „Что ты за мной следишь? Не убегу. Я ведь не молоко. Я — яичница“.

Пучеглазая яичница и в самом деле никуда не убегала, но от неё вдруг отделилась тёмная ниточка дыма.

— Горит! — закричал Мишутка.

Мая тут же очутилась на кухне и спасла яичницу от гибели.

— Молодец, — похвалила она Мишутку, — если бы не ты, я бы осталась без завтрака.

На Мае было синее платье с белым воротничком. А на платье алел красный пионерский галстук. Стрекоза оказалась пионеркой. Мишутка разглядывал красный галстук, а Мая быстро ела яичницу. Через несколько мгновений сковородка была пуста. А над верхней губой у Маи, там, где были белые усики, теперь появились желтые. Мая вытерла рот. Усиков не стало.

— Ты пионерка? — спросил Мишутка. — В школу спешишь?