Президент Фу Манчи, стр. 26

– Что вы собираетесь делать? – завопил Гроссет с неожиданным ужасом. – Что вы собираетесь делать? О, грязная желтая свинья! Будь у меня развязаны руки…

– Я собираюсь убить вас, мой друг. Для вас больше нет места в моих планах.

– Хорошо, застрелите меня, – простонал пленник. – Или убейте ножом. Но эта штука…

Он испустил дикий вопль, когда игла вонзилась в его тело. Голубые вены веревками вздулись на лбу и мощных руках связанного человека, когда он последним отчаянным усилием попытался освободиться от пут. Но тщетно. Гроссет мучительно застонал и затих.

Доктор Фу Манчи отдал шприц старому мандарину, бесстрастно наблюдавшему за происходящим, наклонился и приник ухом к груди бездыханного человека. Потом выпрямился и кивнул.

– Вторую инъекцию следует сделать за два часа до операции, – Фу Манчи посмотрел сверху вниз на привязанное к скамье могучее тело. – Ты убил множество людей, защищая своего идола, Гроссет. О семерых жертвах мне известно наверняка, но были и другие. Свою карьеру ты закончишь убийством настоящего врага…

Карнеги-холл был набит до отказа. Такую аудиторию не собрал бы и Фриц Кестлер. Безрассудные обещания Харвея Брэгга – к которому серьезные политики относились, как к ничтожному царьку местного значения, и который превратился теперь в признанного национального лидера – заставили американцев признать, что диктатура, до последнего времени являвшаяся предметом для насмешек, может действительно установиться в стране.

Лига истинных американцев предположительно насчитывала уже пятнадцать миллионов членов. Многие тысячи бездомных и потерявших надежду людей получили с помощью Харвея Брэгга работу – и этот факт не подлежал сомнению. Все предпринятые старой администрацией меры – даже самые жесткие – не могли погасить лихорадочного восторга, внушаемого простому народу Синей Бородой из Бэквуда.

Неуклонно растущая по численности часть населения считала его спасителем страны. Другие, более разумные граждане видели в нем угрозу для Конституции. Доктор Прескотт – образованный и искренний человек – сумел вбить клин между двумя враждующими сторонами.

Каждый здравомыслящий гражданин оценивал по достоинству стремление доктора Прескотта к разумному управлению страной. Сейчас его целью было расколоть лагерь Брэгга. Но некоторые считали, что втайне он стремится занять президентское кресло – пусть сам Прескотт и отвергал подобные обвинения.

За пределами страны ходили слухи, что он покажет себя сегодня вечером на дебатах.

У доктора Прескотта несомненно было много поклонников среди мыслящих людей, и политические эксперты понимали: если в одиннадцатом часу на его чашу весов ляжет авторитет аббата Тернового Венца, то силы Орвина Прескотта станут столь же грозными, как силы Харвея Брэгга.

В течение нескольких последних месяцев все остальные претенденты на президентское кресло были сметены с политической карты. Республиканцы сплотились вокруг доктора Прескотта. Фермеры твердо стояли за старую администрацию, хотя в Огайо образовалась довольно крупная партия сторонников Брэгга. Призрак третьей, консервативной партии уже витал вокруг аббата Донегаля, близкого друга Прескотта.

Огромное здание полностью находилось под контролем полиции. Переодетые полицейские патрулировали по всему маршруту от дома Дюма на Парк-авеню до дверей Карнеги-холла. До самого начала дебатов никто не знал о местонахождении Прескотта. Зоркие полицейские впустили в зал зрителей, числом более трех тысяч, внимательно разглядывая каждого входящего.

Военный оркестр играл патриотическую музыку – и три тысячи голосов подхватывали отдельные песни. Публика пребывала в напряженном ожидании и страшном возбуждении.

Найланд Смит находился в недосягаемом для гула взволнованной толпы офисе, откуда поддерживал постоянную связь с полицейским управлением и Феем, дежурившим у телефона на верхнем этаже «Регал-Тауэр». Марк Хэпберн в очках и с бородой ходил по всем этажам Карнеги-холла и время от времени докладывал о результатах наблюдений.

Снаружи свет прожекторов превратил ночь в день. Группа кинооператоров ждала прибытия в Карнеги-холл известных представителей высшего света.

Тысячи разочарованных, не сумевших попасть на дебаты, запрудили близлежащие улицы. Патрульные полицейские – пешие и конные – расчищали в толпе дорогу для подъезжающих машин.

Хэпберн вошел в офис как раз в тот момент, когда Найланд Смит опускал трубку на рычаг. Смит обернулся и вскочил на ноги.

Сара Лэкин, сидевшая в кресле у стола, вопросительно взглянула на вошедшего. Марк Хэпберн отрицательно покачал головой и снял очки.

– Почти наверняка можно утверждать, – произнес он по обыкновению бесстрастным, монотонным голосом, – что аббат Донегаль здесь еще не появлялся.

Найланд Смит принялся расхаживать взад-вперед по комнате, дергая себя за мочку левого уха. Потом сказал:

– И с Мотт-стрит тоже никаких новостей не поступало. Я начинаю удивляться… и сомневаться.

– Я считалась с вашим мнением, – раздался серьезный голос мисс Лэкин. – Но никогда не скрывала своей точки зрения. Полагаю, поверив письму (написанному, надо признать, действительно рукой Орвина), вы совершили ошибку.

– Телефонный звонок Мориса Норберта, поступивший сегодня утром, подтверждает верность предпринятых нами шагов, – сухо заметил Хэпберн.

– Здесь я должна согласиться с вами, капитан Хэпберн, – признала мисс Лэкин. – Но не могу понять, почему мистер Норберт не смог навестить меня или вас лично. Действительно, у Орвина есть обыкновение скрываться от прессы перед разными важными выступлениями, но до сих пор я входила в число его доверенных лиц. – Она поднялась с кресла. – Я знаю, сэр Дэниз, что вы сделали все возможное, чтобы установить местонахождение Орвина. Но я боюсь. Так или иначе, я боюсь.

Издали донесся приглушенный восторженный рев толпы.

– Посмотри, кто это, Хэпберн, – резко приказал Найланд Смит.

Хэпберн выбежал за дверь. Мисс Лэкин пристально смотрела в мрачное загорелое лицо человека, расхаживающего взад-вперед по комнате. Внезапно он остановился перед ней и, положив руку ей на плечо, быстро, проговорил:

– Возможно, вы правы, а я нет. Однако я верю, что Орвин Прескотт появится здесь сегодня вечером.

Марк Хэпберн вернулся и лаконично отрапортовал:

– Мэр Нью-Йорка. Начали съезжаться большие люди. – Он взглянул на часы. – До начала еще полно времени.

– В любом случае мы сделали все, что могли, – сказал Найланд Смит. – И нам остается одно: ждать.

ГЛАВА XX

КИТАЙСКИЕ КАТАКОМБЫ

(продолжение)

Орвин Прескотт оделся с большей тщательностью, чем обычно. Морис Норберт принес ему вечерний костюм и дорожный несессер – и в великолепно оборудованной ванной комнате, смежной со спальней, Прескотт принял душ, побрился и нарядился для столь важного события.

Сестра Арлен доступно объяснила доктору отсутствие окон в палате: это была специальная комната для отдыха, в которую помещали пациентов со случаями нервного переутомления. Доктор Сигмунд счел целесообразным поместить сюда нового больного, – особенно ввиду предстоящих последнему тяжелых испытаний. Орвин Прескотт еще не видел своего лечащего врача. Вполне довольный состоянием пациента, тот оставил его на попечение сестры Арлен, а сам отправился по вызову к какому-то больному.

Орвин Прескотт был готов остаться под опекой сиделки сколь угодно продолжительное время. Хотя в жилах сестры Арлен явно текла какая-то восточная кровь, она казалась доктору самым очаровательным существом из всех когда-либо встреченных им в жизни.

Он понимал, что начинает увлекаться этой грациозной девушкой, чей ласковый голос звучал во всех его тревожных снах, предшествовавших полному выздоровлению. И теперь, стоя перед зеркалом, Орвин Прескотт подумал, что за годы своей политической карьеры он никогда еще не выглядел столь внушительно и уверенно. Он пристально изучал свое тонкое, почти изможденное лицо, бледность которого лишь подчеркивала выразительную линию темных бровей и коротких седых усов.