Осколки ледяной души, стр. 48
Как она его сегодня поддела! Крепко поддела: ревнуешь, говорит. И ведь догадалась мгновенно, хотя он ничего такого и не говорил ей вовсе. А чего же не ревновать-то такую женщину! Кстати, как она там?
– Алло! Тань, привет. Как ты?
Степан медленно шел к машине, щурясь от сентябрьского солнца, скачущего по кленовым листьям. Этими кленами была засажена вся улица. И росли они здесь с незапамятных времен. По весне долго и мучительно проклевывались клейкой нежной листвой, когда все ждали и гадали, что же быстрее распуститься: клен или береза. Коли клен – лето холодное и дождливое, а коли береза – сухое и жаркое. Степан тоже гадал. И бегал сюда и голову задирал в ожидании. Ну, когда же, когда...
Потом все равно опаздывал, и через неделю про примету эту забывал. Лето мчалось через июнь, июль и август стремительным зеленым экспрессом, и не до примет уже было вовсе. Вспоминалось почему-то по осени, когда клены за неделю теряли зелень, соревнуясь яркостью с солнцем.
Он радовался этому осеннему солнцу, мягкому, не жгучему. Листве радовался, золотом струящейся под ноги. Таниному голосу радовался. И тому, черт возьми, что ему было кому позвонить. Не по делу, а просто так. И звонка его ждут, тревожатся даже. Здорово!..
– Нормально? Ты смотри у меня там, не вздумай на кухне метаться. А ты чего вообще телефон-то взяла, я же тебе сказал не подходить! Нет, ну ты даешь, блин... Наказать придется. Не боишься? Хм-м... Куда я сейчас? Да вот собираюсь к вам во двор наведаться. Адресок один у меня имеется. Ты, кстати, ничего не слышала о Сотникове Вольдемаре Казимировиче? Нет, так я и думал. Что он?.. Да ничего, в доме напротив тебя живет. Ага... Понял... Да нет, что ты? Рисковать не стану. Да точно, Тань! Ты ложись давай и меня жди. Когда буду? Вот съезжу к Сотникову. Потом загляну на фирму, что-то Кирюха молчит все утро. Звонил? Веселый? Не сказал? Ну, не иначе Нюся его в бермудском треугольнике пропала. Ладно, пока. Пока, говорю! А? А-а-а! И я тебя целую тоже! Что?! Ну, это... и я... тоже, г-м-м, люблю, Тань...
Его даже пот прошиб, когда он отбился.
Сказал?! Он?! Про эту, про любовь?! Черт! Как язык-то не отсох! Выговорил, причем без особых вроде трудностей. Выговорил...
А с чего это она вдруг ему такое сказала? Чудно! Взрослые же люди, а несут непонятно что. Люблю, говорит, Степа. Мягко так, нежно, еле слышно. Скорее догадался, чем услышал. А догадаться-то было ох как приятно. Домой бы, что ли, скорее. Вот съездит к Сотникову, а на фирму, пожалуй, позже заглянет. Домой поедет. Там Таня... Его Таня...
Глава 17
Кинотеатр «Светоч» огромным бетонным монолитом навис над перекрестком. Здание было уродливым, серым, и даже сентябрьское солнце, резвившееся в его окнах, могло его хоть как-то приукрасить.
Шурочка загнала машину прямо под фанерные щиты с афишами. Выбралась на улицу и по привычке оглядела многолюдную толпу молодежи и подростков. Хвала господу, Генки среди них не было. Хотя после вчерашнего вечера и сегодняшнего утра появиться здесь было бы с его стороны откровенной подлостью.
Она сунула под мышку сумочку, щелкнула сигнализацией и пошла к торговым палаткам.
В первой торговали исключительно фруктами и исключительно по оптовым ценам. Выяснить что-нибудь в самый разгар рабочего дня нечего и пытаться. Очередь к окошку стояла приличная. Народ злился, скандалил и пытался выгнать кого-то, кто нагло пролез без очереди. Шурочка удивленно покосилась. Думала, что очередей уже не существует. Что их плавно засосало в послеперестроечный период вместе с моральным кодексом строителя коммунизма и основами демократического централизма, а вот поди ж ты.
Во второй палатке сонная тетеха смотрела на мир недобрыми опухшими глазами, и Шурочка, решив оставить ее на потом, прошла сразу к третьей. Вдруг повезет как раз там и не нужно будет тратить силы, нервы и настроение на общение с такой вот недоброжелательно хмурящейся особью.
– Привет, – как можно мягче и приятнее поздоровалась она с продавцом – молодым парнишкой лет восемнадцати – и улыбнулась ему призывно и глазищами засверкала. – «Сникерс» можно?
– Легко, – отозвался паренек, тут же забубнив, напевая: – Не тормози – «сникерсни». Десять пятьдесят...
Шурочка сунула ему две десятки, забрав не нужный ей калорийный батончик. Тут же продублировала свою улыбку и игру глазами и пробормотала:
– Сдачи не надо.
– Чего это вдруг? – Парень сразу насторожился и, высунувшись в окошко, начал оглядываться. – С налоговой, что ли? Или на вшивость меня проверяешь?
– Нет, просто дело у меня к тебе.
– Времени нет, – категорично заявил подозрительный продавец и, отсчитав ей сдачу, принялся загораживаться от нее заслонкой из оргстекла. – Закрываемся!
Это был полный провал. Шурочка загрустила, сунула ненужную шоколадку в руки пробегающего мимо пацана и пошла к пропущенной ею палатке.
– Привет, – поздоровалась она со вздохом. – Скучаем?
– А че? – сразу вскинулась сонная тетка, подпирающая пухлую щеку пухлой рукой. – Развлекать меня пришла? Или купить че надо? Так покупай.
– Я уже вроде как купила, но легче не стало, – пробормотала Шурочка скорее для себя и оглянулась.
Что-то за ее спиной определенно происходило. На первый взгляд все так же, как и было минуту назад: спешили люди, то и дело замирая на моргающем светофоре, мчались по проезжей части машины, молодежь тусовалась и потихоньку сатанела от безделья. Все вроде как и прежде, и в то же время что-то не так.
– Ты чего оглядываешься? – Тетка прищурила и без того припухшие глаза.
– Сама не знаю, – честно ответила Шурочка и, задрав правую руку, положила ладонь себе на затылок. – Знаешь, такое ощущение, будто кто мне вот это место высверливает.
– Может, следит за тобой кто?
– За мной?! С чего это?! – Шитина снова заозиралась. – Меня милиция не разыскивает. И никто вообще не разыскивает. Это я скорее ищу.
– И кого ищем? – Тетка вдруг выхватила откуда-то из-под прилавка тряпку и принялась возить ею по прилавку, наводя порядок. На Шурочку она смотреть перестала, но разговор не прервала. – Может, я помогу чем. Только, сама понимаешь... Поговорку про бесплатный сыр слышала?
– Слышала. – Шитина так обрадовалась, что готова была прямо тут же и прямо сейчас уступить продавщице половину содержимого своего кошелька, ну, может, и не половину, но поделиться с ней собиралась щедро. – Без проблем, заплачу!
– Кем интересуешься, я тут всех знаю! – горделиво похвасталась продавщица, тут же отшвырнула тряпку, достала пухлый гроссбух и счетную машинку и начала усиленно изображать занятость.
Ох, как велик был соблазн спросить про Генку! Ох, как велик! Спросить, уличить и припереть его потом к стенке неопровержимыми доказательствами. Удержалась. Не спросила.
– Неделю назад, может, чуть меньше или больше, на светофоре сбили старушку. Она умерла, не доехав до больницы, – быстро проговорила Шурочка и снова потерла затылок от неприятного ощущения. – Может, видел кто, что за машина? Или кто-то кому-то говорил, рассказывал. Мерзавец умчался, даже не затормозив. То ли испугался. То ли...
– Испугался он! – сердито фыркнула тетка, отложила в сторону счетную машинку и, высунув в окошко торговой палатки пухлую ладонь, призывно шевельнула пальчиками-сардельками. – Давай деньги!
– Вы видели?! – поверить в то, что ей так сразу повезло, было даже немного страшновато, а тут еще жжение в затылке не проходит, и оглянуться и пошарить глазами по толпе так и тянет, так и тянет.
Шурочка влезла в сумочку, достала четыре сотни и сунула их алчной продавщице.
– Хватит?
– А то! – Деньги молниеносно исчезли в павильонном окошке. Тетка тут же высунула нос наружу и зашептала горячо и со страстью: – Короче, бабку этот мужик пас.
– Как пас? – Спина у Шурочки мгновенно ощетинилась мурашками. – Следил, что ли?!
– Именно. Она тут у нас отоваривалась в овощной палатке постоянно. Сижу тут уже три года, всех наперечет почти знаю. Новичков сразу вычисляю. Пенсионеров знаю всех в лицо. В палатку-то эту никто, кроме пенсионеров, и не ходит. Станет рабочий люд из-за двух рублей разницы в цене в очереди толкаться. Тут одни пенсионеры и толпятся. Так вот эта бабуся постоянно здесь отоваривалась. Приветливая такая, хотя и гордая. Со мной всегда здоровалась, но знаешь, так... Свысока, что ли. Здравствуй, говорит, милочка, и так чуть кивнет. А мне ее здрасте – что дверца одному месту. Тоже мне... – Тетка перевела дух, сморщившись от воспоминаний о заносчивой старухе. – В тот день она тоже очередь отстояла и двинула потом на светофор. Ее автобусная остановка вон там через дорогу.