Любитель сладких девочек, стр. 7
Она тянет руку вверх, ползет пальцами по стене, стараясь нащупать выключатель. Но, странное дело, он никак не хочет находиться. А Нинка все напирает и напирает сзади, колошматя ей в спину своими сильными руками. Что за дурацкая привычка у человека, право слово? Чуть что совать ей меж лопаток своим кулаком!.. Что-то ведь кричала она ей тогда в ухо, но вот что? Разве вспомнишь после всего, что было потом?
Свет она все же включила. И за секунду до того, как ему вспыхнуть, она крепко зажмурилась. И тут же в ухо ей ударил отчаянный Нинкин вопль. Так визжат на живодерне, ей-богу! Кажется, она даже сорвала голос и натужно потом кашляла опять же ей в ухо. За ее спиной загрохотал целый камнепад чьих-то шагов. Суета, колгота, сдавленный шепот и повизгивание. Никто более не решился так какофонить ей в ухо. Никто, кроме Нинки.
– Батюшки! – ахнул отчетливо чей-то женский голос. – Вот беда-то! Что-то теперь будет?!
Сегодня она уже слышала несколько раз подобный вопрос. Даже самой себе его задавала. Но ни разу никто на него не ответил. Странно, но сейчас ответ прозвучал.
– А то и будет! – Ага, уже мужской голос с вполне прослушивающимся злорадством. – Каюк кому-то будет! Причем по вышке!
И тут она открыла глаза. То ли оттого, что сзади немилосердно напирали, норовя вдавить ее в зону, где, плотоядно ухмыляясь, поселилась смерть. То ли оттого, что веки вдруг зажгло, а колени свело так, что еще мгновение – и они подломятся. Но Маша открыла глаза и тут же снова их захлопнула, однако, пересилив себя, опять распахнула.
Она не завизжала. Она просто отвернулась и, ловко работая локтями, стала выбираться на волю. Прочь! Прочь от развороченного Федькиного тела. Прочь от ярких пятен крови, которыми была заляпана, казалось, вся комната до потолка. Прочь от еле сдерживаемого страха, овладевшего серой толпой, сразу ставшей вражеской монолитной субстанцией. Прочь отсюда!
Наконец-то Маша вырвалась из плотного кольца остолбеневших тел. Вжалась в дощатую стену и несколько непозволительно долгих мгновений смотрела в ровный ряд спин, выстроившихся у распахнутой двери ее комнаты. Потом тихо сползла по стене вдоль неструганых досок на пол и тут же отключилась.
Глава 4
Первый раз за год ему так не терпелось попасть на завод. Новости там передавались из уст в уста с суперкосмической скоростью, и пускай конечная версия сильно отличалась от первоначальной, правдивая суть в ней всегда присутствовала.
Володя шагнул внутрь салона «Газели», сдержанно поздоровался с сидящими и сел на свое обычное место рядом с водительским сиденьем. Народ не в пример обычному его состоянию настороженно помалкивал. Так, значит, вести от поселенцев просочились и в их благословенное закордонье, и теперь каждый сидит в одиночку, переваривая случившееся. Ментов сейчас понагонят – это точно, шмон устроят – это наверняка, начнут тягать в кабинет к начальству на предмет осведомленности – это как пить дать. Вышеперечисленные перспективы никого не радовали. Мало всем было проблем от уголовников, так теперь еще и это…
– Слыхал, Володь? – осторожно поинтересовался водитель, молодой, только что вернувшийся из армии парнишка.
– Что именно? – на всякий случай решил уточнить тот, чтобы не влезть лаптями в лужу.
– Федьку замочили! – трагическим шепотом поведал водитель и резким рывком отпустил сцепление. – Представляешь? Только вчера он деваху одну в столовке полапал на виду у всех, а вечером его уже того… тю-тю! Во, блин, дела! Теперь начнется!
– Что именно? – Машина только что миновала мосток через овраг, и Володя осторожно, чтобы, не дай бог, кто не заметил, косил взглядом в сторону крайнего барака.
– А то и начнется! Менты, шмон, дознания. Так это опять же все ерунда. – Водитель вдруг сорвал правую ногу с педали газа и со всего маху опустил ее на тормоз. – Во, во! Володь, смотри! Вот здесь она живет!
– Да кто она-то? – решил он ломать ваньку до конца.
– Так эта девушка, из-за которой Федьку замочили! – почти возмутился паренек, кажется, его звали Сергеем.
– Так его что же, из-за нее? – Как ни старался он казаться равнодушным, но подобная трактовка происшедшего отчего-то ему самому не понравилась.
– А то из-за кого же? Все только об этом и говорят. Он ее обидел, а она его ударила. При всех, прикинь! Федька, говорят, полдня носился по поселку злой, будто черт. Водки выхлестал немеряно. И все орал, что она будет на коленях у него прощения вымаливать. И тут вдруг к самому ее возвращению такая оказия…
– Какая? – Этого он и в самом деле не знал, и это его как раз и интересовало более всего: как там и что было потом.
– Его, говорят, чуть не на куски порезали и к ней в комнату на кровать подложили. Во, блин! А она пришла с работы вместе со своей напарницей, а там такой сюрприз. Напарница ее, говорят, визжала, будто резаная. А она – Машка эта – хитрющая, все стояла столбом, а потом развернулась и прямо в коридоре упала…
– Как упала?! – Машина уже въезжала в заводские ворота, а он так ничего толком и не узнал.
– Сознание потеряла, что ли… Я толком не понял. Там потом полночи и «Скорая» стояла, и ментовский «уазик», и народ толпился. Мне от моего вагончика с крыльца хорошо все видно. Выйду покурить, а там все толпятся и толпятся…
– Девушку забрали?
– Какую девушку? – Сергей припарковался на обычном месте: небольшой площадке перед той самой злополучной дверью, через которую Володя вчерашним вечером выходил.
– Ту самую! Как там ты ее назвал?.. Маша, кажется. – На самом деле он с первого раза отлично уловил ее имя и даже несколько раз повторил про себя, примеряя его к ее высокой нескладной фигуре, облаченной в серую мешковатую спецовку.
– Нет, не забрали. Хотя болтают всякое про нее… Могла и она все это подстроить…
Володя резко, пожалуй, излишне резко, развернулся и посмотрел туда, куда Сережа повел подбородком. Так и есть: Маша медленно брела по узкой тропке вдоль высоких сугробов снега, сваленных дворовой бригадой. Сказать, что она паршиво выглядела, значило бы погрешить против истины. Она выглядела никак. Темная безликая тень, еле влачившая свое тело на подламывающихся ногах. Шапка, словно монашеский клобук, опущена так низко, что скрывает даже брови. Бескровные губы… Руки, спрятанные в рукава. Ввалившиеся щеки…
– Приехали! – весело оповестил водитель Сережа и обернулся к народу, зашевелившемуся на своих сиденьях. – Давай на выход, братва! И до вечера…
Снег препротивно заскрипел под ногами, когда Володя спрыгнул на землю. Вышел одним из последних, чтобы незаметно ото всех пристроиться за напарницами и попытаться подслушать что-нибудь из их разговора. Хотя, судя по шевелению их губ, говорила все больше напарница. Та, что была пониже. Маша угрюмо молчала.
– Уезжать тебе надо, Машка! – с заметной досадой в голосе громко шептала ей та почти в самое ухо.
– Некуда…
Такое безнадежное и пустое слово. Некуда… Здешнее поселение полупридурков было тупиком для нее. Концом всех ее путей. И даже эта конечная станция не стала для нее пристанищем. И отсюда ее гонят. Гонят люди, гонят обстоятельства…
Володя мысленно чертыхнулся. Нет, ну откуда эта непонятная жалость к этой непонятной девице? Устал от отсутствия проблем? Нужны чужие, да побольше? Нет, нет и еще раз нет!.. Но черт бы все побрал, ведь она совсем ни при чем! Пришлась как нельзя кстати ее пощечина, ко времени, так сказать. Он не сразу догадался об этом. Проворочался большую часть ночи без сна. Наплевал на свою ежевечернюю сиесту с бутылочкой пивка и все думал и думал. Потом надумал и ужаснулся.
И теперь, идя след в след за парочкой в серых ватниках и изо всех сил стараясь казаться равнодушным, Володя напряженно размышлял.
Вмешаться или нет? Вмешаться или нет?.. Если вмешаться, то… то, черт возьми, это может ему так аукнуться, что мало не покажется. А если не вмешиваться, то аукнется этой высокой барышне с темным прошлым. Что-то она такое вчера говорила о своем прошлом?.. Кажется, что ее подозревали в убийстве мужа. С чего бы тогда не начать ее подозревать и в убийстве Федьки? Запросто! Ведь только ему, Владимиру, известно, что ее там не было. Но попробуй доказать это кому-то еще…