Любитель сладких девочек, стр. 24
Откуда в этой глуши такая тачка? Это был первый вопрос, который она задала себе, проходя мимо и старательно отводя глаза в сторону.
А может, тут каждый второй ездит на такой? И этот поселок есть не что иное, как загородная резиденция московских толстосумов, где коров поят растворимым кофе, а полы на фермах моются вручную? Это были второй и третий вопросы, которые списали на нет всю ее тревогу, необъяснимой волной поднявшуюся в душе после первого.
Нет ей никакого дела до местных нуворишей. И до тачек их крутых нет никаких дел. Она просто проходит мимо и даже головы не повернет в сторону этой черной громадины, стекла которой кого-то определенно скрывают.
Ах, что бы ей в тот самый момент оглянуться и присмотреться повнимательнее! Что бы споткнуться! А еще лучше упасть, с тем чтобы привлечь к себе внимание и поднять суету вокруг своей скромной неудачливой особы. Тогда, глядишь, и явил бы свое лицо белому свету тот человек, который прятался сейчас в спасительной тени зеркальных стекол. И который вытаращил глаза от изумления, заметив выпорхнувшую на ступеньки почтового отделения Машу.
Он судорожно дернул кадыком, провожая ее взглядом и походя отметив, как ладно на ней сидит новенький джинсовый костюмчик и как аппетитно выглядит ее туго обтянутая джинсами попка. Он не переставал мучиться вопросами. Что она здесь делает, какого черта притащилась сюда, в такую даль, что делала на почте? Звонила, давала телеграмму – но кому? Выйти из машины сейчас и начать вытрясать сведения из девки с почты он никак не мог. Деревня есть деревня, такие, как он, здесь чужаки. Сразу пойдут разговоры, а это лишнее в их деле. В том самом деле, которое задумано и на которое сделаны большие ставки. Только бы эта самая Сидорова Мария Ивановна не испортила всю канитель своими необдуманными действиями. Только бы потерпела еще немного и не совала свой очаровательный носик туда, куда ей ход заказан. Осложнения в этом деле никому не нужны. И если она вдруг надумает мешаться и путаться под ногами, то придется разыграть все по уже отлаженному сценарию, и пусть тогда пеняет на себя. Да, только на себя…
Глава 10
Она все успела вовремя. Сварила макароны и, вывалив их в глубокую сковороду, залила яйцами. Нарезала колбасы. Вскипятила чайник и заварила чай. Накрыла стол чистой скатертью, только что снятой с веревки, опоясавшей стволы двух корявых вишен. Гладить было нечем, и Маша долго ездила по ней ладонями, расправляя складки. Поставила одну тарелку. Долго смотрела на нее задумчивым взглядом и, тяжело вздохнув, поставила напротив вторую. Вилки, чашки для чая, салфетки. Все было расставлено заученными привычными движениями. В комнате приятно запахло едой. Маша положила себе солидную порцию, полила остатками соуса, который вытрясала минут пять из стеклянной бутылочки. Уселась на свое место, взяла в руки вилку и, старательно обходя взглядом пустующий стул напротив, пробормотала:
– Приятного аппетита, милый…
И тут над самым ее ухом прошелестело, заставив ее подпрыгнуть и выронить вилку из рук:
– А тарелка-то пустая, милая!
Он вернулся, он все-таки вернулся! Он не бросил ее насовсем! Просто у него в городе были дела, и поэтому он так долго отсутствовал! А теперь он приехал, и она… она так рада, черт бы побрал всю на свете гордость! Она так обрадовалась, что слова укора вязли в горле, а наружу вырывались лишь те, которые ей больше всего хотелось ему сказать:
– Ты здесь? Господи! Володя, ты вернулся! Я… я…
Она смотрела снизу вверх на его щетинистый подбородок и чуть припухшие веки, ловила его насмешливый взгляд своим и бормотала, бормотала без конца:
– Я так рада тебя видеть! Я… я скучала без тебя! Правда! Ты мне не веришь? Ты мне не веришь! Володя, не бросай меня больше… так надолго! Пожалуйста! Мне плохо одной… без тебя… Честно! Ты мне веришь?..
Он верил и не верил. Такого приема, если честно, он не ожидал. Всякого другого, но только не такого. В какой-то момент ему даже сделалось жаль ее и стыдно за самого себя, такого удачливого и… лживого. Но это быстро прошло. А она все говорила и говорила, плотно прижавшись к спинке стула и не пытаясь встать на ноги. Вся эта новая одежда, которую он купил ей в дороге, очень шла ей. Как-то так получалось, что ей одинаково хорошо было и в джинсах, и в вечернем платье. Удивительная женщина! Удивительная и очень странная. Смотрит на него так, будто и в самом деле скучала без него. Верить, конечно же, хочется, но лучше не надо. Это будет лишним. Это будет ему очень мешать, когда он решится на то, на что решиться просто обязан. Но какого черта она так смотрит на него?
– Ты ведь простишь меня, правда? – Маша поймала его руки, поразившись тому, как холодны его пальцы, и неожиданно для себя всхлипнула. – Ты простишь меня, Володя?
Черт! Этого в его сценарии не было и не должно было быть. Он устал от чувств в любом их проявлении. Лучше пустота, чем все это ванильно-розовое с непременной траурной каймой по кругу. Не нужны ему ни любовь, ни ревность, ни верность, ни тем более слезы.
– Перестань, Маш, ну чего ты, в самом деле!
Он присел перед ней на корточки и хотел было утереть ей щеки, но она не дала. Вцепилась пуще прежнего в его ладонь и вдруг начала целовать ее, быстро и горячо, попутно уливая слезами.
Вот дерьмо! Ну что ему со всем этим теперь делать! Просит прощения через слово. Умоляет не бросать ее никогда. И что-то еще о своих чувствах. А вот этого-то ему как раз и не нужно! Но попробуй убедить ее в этом сейчас. Вцепилась в него, будто клещ, и смотрит так, что камень лопнет под таким взглядом. А он тоже не железный. Что только что она прошептала, сдвинув его руки себе на грудь? Нет, только не сейчас!
– Володя, милый, – Маша громко, совершенно по-детски всхлипнула. – Я скучала! Пожалуйста, не отталкивай меня!
Смог бы он? Может быть, кабы не его предательские руки, уже вовсю колдующие над застежкой ее лифчика. Боже, ну почему ей обязательно быть такой притягательной? Почему не быть уродиной с синюшной пупырчатой кожей и маленькой обвислой грудью? Для чего ты создал ее именно такой, господи?.. Сколько нежности в ней, господи! «Не отталкивай»… Придумает же! Попробуй теперь убрать руки с ее тела. Попробуй не слышать ее дыхания и не видеть, как в бешеном ритме бьется крохотная жилка над ключицей. Не прижимать ее к себе, всю такую податливую и, черт возьми, почти свою… Нет, главное, не забывать. Главное, не терять голову…
– Машка, что ты делаешь? – простонал он, услышав визг расстегиваемой ею «молнии». – Не нужно так торопиться… Подожди… Нет! Не убирай руки! Да, да, малыш! Так, все правильно…
Еда давно остыла, когда они смогли наконец оторваться друг от друга.
– Есть хочу! – Володя с хрустом потянулся и шутливо шлепнул жену по голой попке. – Давай-ка, милая, расстарайся. Я привез целую гору продуктов.
– Макароны есть. Чай. Еще конфеты, – полусонно пробормотала Маша, изо всех сил стараясь потянуть время и не вставать с кровати. – Можно подогреть.
– Макароны с чем? С мясом? – Он отчего-то напрягся, поглаживая ее порозовевшую кожу.
– Нет, с яйцами. Откуда мясу взяться?.. Как не хочется вставать! Представляешь, я не спала целых три ночи.
– Почему? – Он привстал и с пристальным вниманием начал разглядывать всю ее от ступней до взлохмаченной макушки.
– Страшно было без тебя и одиноко. И еще было страшно, что ты никогда больше не вернешься… И…
«Замолчи, идиотка! – подхлестнуло Машу ее осоловевшее от счастья достоинство. – Ну нельзя же так вот, прямо… Мужчинам нельзя открывать своего сердца. Никогда и ни при каких обстоятельствах! Всегда должно там оставаться что-то недоступное их взору! Так что замолчи!»
Маша неожиданно запнулась и, напоровшись на его недоверчивый взгляд, смутилась еще сильнее.
– И – что? – Он вдруг резко поднялся с кровати и тут же натянул на голое тело спортивный костюм.
Не сказать, что его раздражали ее слова, но ощущение какой-то непонятной неловкости не проходило. Был он уже, был и пупсиком, и мусиком, и заинькой, и паинькой. К черту все! Сначала сопли на кулак наматывают, потом нервы. Нет уж, мадам, на сей раз номер не сработает. К тому же…