Мошенничество в России, стр. 95

«Откупление»

Когда-то в старые дореволюционные времена города были насыщены городничими. Читаю из Устава 1775 года: «Городничий не судья, но долженствует:

1) иметь бдение, дабы в городе сохранены благочиние, добронравие и порядок;

2) чтобы предписанное законами полезное в городе исполняемо и сохраняемо было; в случае же нарушения оного, городничий, по состоянию дела, несмотря ни на какое лицо, всякому напомнить может об исполнении предписанного законом; а в случае непослушания даст о том знать судебному месту для суждения виновного;

3) городничий право имеет в городе привести в действие повеления, решения палат и прочих судов. За мерами и весами в городе имеет городничий общее с городовым магистратом смотрение. Городничий ни в каком опасном случае город не покидает под опасением лишения места и чести. Городничий словами долженствует поощрять обывателей не токмо по всякому роду дозволенного трудолюбия, рукоделия и промысла, но и вообще всех людей, в городе живущих, к добронравию, человеколюбию и порядочному житию.» Как мягко все сказано в историческом законе. Ни слова о быстром решительном реагировании, а все как-то направлено на трудолюбие и поощрение граждан. Вам встречались милиционеры на улицах, которые вас поощряли, хотя бы словесно? Могут, конечно, послать... подальше от греха.

Разумеется, огульно обвинять всю милицию нет никакого основания. Боже упаси, как писал классик, от такого новшества. Мало того, так и хочется сказать, что порядочность и профессионализм большинства сотрудников органов сомнений не вызывают. Иначе жизнь просто бы остановилась. Но ведь не секрет, что и раньше работники милиции не все поголовно уподоблялись душевным следователям знаменским и участковым анискиным. Ныне же сразу несколько причин повлияло на чистоту рядов правоохранительных органов. Ввиду некомпетентности в милицию попадают личности, не сумевшие реализоваться на другом поприще, жаждущие через служебное положение наметить кусок собственного бизнеса, попадают психологически покалеченные «горячими точками», да и просто испытывающие физиологическую потребность унизить себе подобного. Не надо забывать, что общество и органы не существуют сами по себе. Все достоинства и все болячки — общие. Нестабильность, материальные трудности, туманные перспективы, частые изменения правил игры — в органах проявляются острее. Долговременное напряжение, постоянная опасность, всевозможные провокации, соблазны — ожесточают даже самых закаленных бойцов. Может быть, поэтому при наведении порядка действия правоохранительных органов все меньше похожи на работу мягким веничком, и все больше на расчистку бульдозером. И любой гражданин может схлопотать неприятность не потому, что за ним ведется специальная охота, а так, попутно.

От трактора надо просто увернуться.

ПОПРОШАЙНИЧЕСТВО

У Кремля стоят два слепых нищих в синих очках. У одного из них на груди красуется надпись «Демократизация». Он едва успевает опорожнять шляпу от подаваемой милостыни. У другого на груди надпись «Слава КПСС». У этого в шляпе лежит какая-то мелочь.

Один из прохожих подходит к «коммунисту» и советует отойти подальше от демократа, близость с которым не дает хорошо собирать милостыню. Растроганный нищий обещает тут же последовать его совету и, как только прохожий отходит от него, говорит своему напарнику:

— Ты слышишь, Хайм, это он нас учит коммерции!

Вахта памяти

Я не буду оригинален, если скажу «Нищенство — это профессия». Да какая! Своей творческой сутью ее можно сравнить разве что только с актерской. А своими корнями она уходит в глубокую древность. Еще в прошлом веке французский писатель Делюр ужасался, что некая страшная ассоциация мошенников и законных нищих, которая в течение нескольких веков обирала Париж, в конце концов, в XIX веке образовала в этом городе обширное племя дикарей, которые не признавали ни совести, ни цивилизации.

С приходом перестройки в России многолюдные места городов вдруг разом заполнились бомжами и бездомными, калеками и слепыми, детьми и стариками, протянутые руки которых указывали на принадлежность к нищенской профессии. Конечно, из всей этой черной массы попрошаек, кто-то и в самом деле вынужден был выйти на паперть, дабы не умереть с голоду. Но основную часть попрошаек составляли нищие-актеры, к тому же еще и вышколенные психологи, рассчитывающие на природную русскую щедрость и доброту, Впрочем, если заглянуть в историческую лету, полистать книги авторов-классиков мировой литературы, — обнаружится интереснейшая фактура о мошенникахнищих. Так, описывая людей, занимающихся профессиональным нищенством, Жан Кристофф делил их на несколько категорий. «Сироты»-мальчики бегали по улицам в холодное время, дрожа от холода, почти нагие. Были взрослые бездельники, которые прохаживались по многолюдным местам в хороших фуфайках и плохой обуви по два-три человека. Кричали, что они купцы, разоренные войной, пожарами или другими случайностями. Третьи, в сопровождении своих вымышленных жен и детей, просили милостыню со свидетельством в руках о том, что огонь небесный истребил их дома и имущество. Четвертые выставляли напоказ ужасные раны и болезни. Одни из них придавали себе фальшивую твердость и величину живота, уверяя будто страдают водянкой; другие растравляли себе раны на руках и ногах и, собирая себе милостыню в церквах, говорили, что отправляются за исцелением по святым местам.

Были и плуты, которые христарадничали по кабакам, ловко подбирали все, что ни попадало под руку.

Были испокон веков и такие, что ходили на костылях, представляя калек.

Были такие «артисты», которые повязывали грязными тряпками лбы, представляя больных, падающих в обморок. И делали это даже очень натурально — путем тугой перевязки на руке. Порой не только прохожие поддавались на уловку, но и врачи. Им ничего не стоило сымитировать падучую болезнь, упасть на землю и испускать изо рта пену посредством кусочка мыла».

Века прошли, а в нищенском производстве все тот же набор трюков, правда, перекроенных на современный лад: дети Чернобыля, беженцы из Таджикистана, Карабаха, пленные и инвалиды Афганистана, а теперь еще и чеченской войны, обкраденные на вокзале, репрессированные и пострадавшие за демократию (КПСС, СССР, Сталина...), разорившиеся фермеры, уволенные и оставшиеся без средств военные, научные работники... Словом, «легенды» нищих остались такими же примитивными, как и сто, и двести лет назад.

Впрочем, не сильно изменились и места обитания нищих и способы выманивания денег. Все те же многолюдные места — площади, церкви, вокзалы, переходы, входы в кафе и рестораны.

Да и способ попрошайничества у нищего-профессионала может несколько раз за сутки поменяться. Днем мошенник займет место около светофора на автомагистрали. Будет слоняться между иномарок, вытягивая к открытому окну грязную руку, к вечеру переберется к какому-нибудь отелю или ресторану, где можно рассчитывать на валютную выручку, а к полуночи пройдется по бульварам, где по лавочкам мурлыкают влюбленные парочки. Ах, как старо!

Вчитываешься в Брехта в его «Трехгрошовый роман». «Так, например, оказалось, что играть на музыкальных инструментах менее выгодно, чем охотиться июньскими ночами за парочками на садовых скамейках. Парочки платили гораздо охотнее...» «Некоторые лавочники, в особенности владельцы гастрономических и модных магазинов, но также и обыкновенные мясники, охотно платили небольшую дань нищему, выставившему напоказ у их порога свои страшные увечья, лишь бы он ушел. Отсюда один только шаг к следующей ступени — гораздо более высоким платежам за то, чтобы нищие дежурили у дверей конкурента».

Если верить статистике, то почти каждый третий россиянин оказался за чертой бедности. По сути дела нищим. Опять же, ученые подсчитали, что набор потребительской корзины, который дал бы весьма сносное существование одному индивидууму — около 700 тысяч рублей. Возьмем стабильные деньги — что-то около 150 баксов. Порог бедности — что-то около 70 долларов. Не только пенсионеры, но и большинство категорий рабочих, служащих в России такие деньги не получают. Нищие? По статистике — да. В жизни, не потерявшие еще совесть и надежду, как-то выкручиваются. Потерявшие все — и дом, и семью, и имущество и эту самую надежду — выходят на паперть. Порасспрашиваешь таких — многое узнаешь и о перестройке, и о демократизации, и о своих же нищих-конкурентах. Вспомним бабушек в брежневские времена, сидящих около церкви. Смотришь на них и видишь чувство единства. Ты — нищий. И я — нищий. Здравствуй, мы с тобой сестры. Мы с тобой одной крови. Есть кусок хлеба — пополам. С демократией даже среди нищих всякая доброжелательность пропала. К тому же, все «посты» у тех же церквей заняли бомжи, бродяги, мошенники-нищие. Одних жизнь выбросила на дно в силу перестроенных обстоятельств, кто не был готов к «широкомасштабным» переменам. Другие, увидев в нищенстве доходную профессию, спустились на мостовую сами.