Избранное (сборник), стр. 69
Помнишь, среди помоев и дерьма стояли здания с колоннами, а впереди Владимир Ильич показывал рукой в разные стороны и подмигивал левым глазом в птичьем помете: «Правильной дорогой идете, товарищи». А на указательном пальце сидел какой-то мерзавец из голубей и дискредитировал направление окончательно. Теперь ВКП (б) выезжает из этих колонн, Ильич выезжает из мавзолея и они вместе переезжают на новое место… Опять тавтология… Умоляю!.. Да… Так они переезжают на какое-то кладбище в Ленинграде.
Да! Совсем забыл. Ленинграда-то больше нет! Слушай! Как мы все проголосовали. Еще до ППП. Я буду сокращенно писать, чтоб тебя не утомлять. ППП – это Провал Попытки Переворота. ГППП – это Герой Провала Попытки Переворота. УППП – это Участник Провала Попытки Переворота.
Так вот, еще до ППП, мы все ка-ак проголосовали – хотим Санкт-Петербург.
Ну, ты когда-нибудь думал, что кто-нибудь из нас доживет?! Все большевики взвыли. Как?! Кровью и потом, блокадой умыто. Они до сих пор хвастаются потерями. Но на самом-то деле они понимали, что в это название никакие райкомы не помещаются: «Санкт-Петербургский обком ВКП (б)». Я пишу ВКП (б), чтоб тебе легче было понять. Она теперь была КПСС. Слушай, как безграмотно «Она теперь была КПСС». Мой учитель Борис Ефимович Друккер переворачивается в гробу.
А кто вам виноват? «СССР – СЭС – КПСС». Не дай бог произнести – со всех дворов кошки сбегаются, думая, что их накормят. Мы тоже, папаня, сбежавшись на это пс-пс-с-с, ожидали 74 года. Мне Генрих рассказывал. У них во дворе Берта чистила рыбу. Все коты сидели вокруг. Вдруг одноглазый по кличке Матрос так мерзко взвыл!
– Ша, – сказала Берта, – это пустой разговор…
Так и мы с КПСС.
Так интересно, как стало, не было никогда.
Жить этой жизнью гораздо лучше, чем жизнью животных, которой мы жили.
Тавтология такой же бич Одессы, как отравления питьевой водой.
Но ничего. Это тоже интересно. Мы тут уже полюбили эти внезапности. Такое ощущение, что все события, которых не было все эти годы, собрались сейчас. Дай бог нам пережить их без потерь.
Хотя каждый ходит приподнятый.
Приподнятый и твой сын под той же фамилией.
7 сентября 1991 г., Одесса
Выезд
Всё! Пришла пора! Даешь закон о выезде. Хватит обсуждать. Толпы безоружных, вооруженных только голодом и желанием поделиться с богатым соседом его имуществом, быстрее любых войск займут процветающие города и мануфактуры.
Наша мечта о благополучном средневековье как о будущем всего человечества сбудется. Все народы будут нашими потомками.
Что всегда нас выгодно отличало от других? Стремление к лучшей жизни. К их лучшей жизни. Отсюда эта поражающая духовность и высокая поэзия.
Пусть нас не пугают отсутствием визы въезда туда. Главное – выехать отсюда.
Это, конечно, цирк. Отсюда выехали, допустим, двести миллионов, а с учетом инфляции и все четыреста, и не въехали туда. Дикое племя с чемоданами и бидонами, с огромным терпением сидящее на нейтральной полосе.
Семьдесят лет ждали выезда, можем и въезда подождать. Между Родинами.
Будем ждать, если здесь ничего не получается.
Никто не виноват. Место такое. Каждый трудится во вред себе. Весь коллектив трудится во вред стране. И никто не виноват.
Даже иностранец через день озирается. Шепотом про начальника говорит: «Он очень хороший, но он на таком месте».
Так что вперед во все стороны! Ура!
Завоюем рынок Запада, не имея ничего, кроме внешности.
– Здравствуйте! Сенк ю! Вери бьютифул! Кому нужны инициативные, пробивные, с большим стажем работы на самых прибыльных, последними словами оборудованных предприятиях Союза ССР? С огромным опытом употребления неразведенного спирта и разведенного бензина? С точным соблюдением неписаных и несоблюдением писаных законов, быстро сообразительных на пользу себе и во вред государству рабочих и крестьян, хотя и страдающих легким недержанием слова и крупным удержанием из зарплаты?
– Здравствуйте! Вы нас ждали. Вот они и мы! Как много свободных мест. Как много неподобранных денег!
Да здравствуют пляжи Претории, столицы Либерии, и солнце Монровии, курорта Боливии!
Эх, Либерия, Либерия – прекрасный район Америки. Здравствуй, Нью-Йорк, убегающий ввысь! От нас не убежишь!
– Здравствуйте, товарищ. Извините, я не говорю по-русски. Вы тоже? Как вам Америка, товарищ? Извините…
Все улыбаются. Вот это страна!
– Товарищ негр, я говорю по-русски… Напрасно, пора учить. Ничего, ничего. Экскьюз, экскьюз. Товарищ эфиоп, как пройти на 32-е авеню? Так, так, так. Пишите, эфиоп, пишите. Спасибо, товарищ… В Москве? Плохая… Дожди. Люди хмурые… А здесь… Нет… Я по-русски… Не знаю… А пусть они учат. Если мне что нужно, уж я им объясню. Спасибо, товарищ еврей, за разговор. Что-то не вижу местных… А когда они выходят? Ну да ладно… Не о них речь. Да тут все свои!
Здравствуйте, товарищи. Как вам Америка? … Нет, я не ради себя, я ради детей. Будущих, будущих. И ради будущей жены.
Как я мог там оставаться, зная, что все они здесь!
Вот ради них я здесь.
Здравствуйте, господа!
Какая прекрасная страна! Не помешал? Живите, живите. Я с краешку…
Я с вами.
Сексуальная революция
Чего-чего, а от скуки не помрем – 70 лет в революции. Стаж огромный. На что нас только не поднимали: гражданская война, коллективизация, индустриализация, война, захват соседей, борьба с учеными, борьба с писателями, борьба с Америкой, битва за хлеб, Братски и БАМы…
Ни минуты покоя – походные костры, вагоны, рюкзаки, бараки. Чуть хуже, чуть лучше… Все время чего-то не хватало, все время кружка на цепи… То лекарств, то хлеба, то картошки… Чего там!.. Однокомнатная на троих и триста рублей на похороны…
Уж чего-чего – скучать не скучали. Все затихли давно, а мы на целину поехали, а мы сельское хозяйство поднимали.
В мире рок-н-ролл, автомобили, видео, а мы на БАМ поехали. Опять в пургу, тайгу. Ведь поехали же. Нас никто и не обманывал. Сказали БАМ строить – мы поехали. Сказали Братск строить – мы поехали. Сказали затопить – мы затопили. Все сделали. Стоят, стоят Волго-Донск, Братск, БАМ, целина. Сам видел, все стоит. Города стоят – Братск, Ангарск, Нижнекамск, Нижневартовск, – и ничего в нашей жизни не изменилось. То хуже, то лучше в рамках очень плохого.
А мы не скучаем, поэмы пишем, у костра поем, вечные революционеры, тараканы-передвижники. Снуем на перевязанных ногах… И виноватые все передохли. Уже вторые виноватые скончались. А мы все снуем с песнями под гитару. Иногда кулачки в воздух подымаем: «Даешь Кузбасс, Донбасс, Космос, Соликамск!..» – И с оркестром на поезда! 30–40 лет на Севере, чтоб затем на Юге немного без здоровья и зубов…
Не скучали. В антиалкогольную борьбу включились против себя и долго воевали, круша пивзаводы, вырубая виноградники. Не-не, с нами не соскучишься и у нас не заскучаешь.
В перестройку вот включились, на площадь пошли, в секс рванули… Оказывается, там тоже отставание. Мы ж-то не знали. Мы ж примитивной техникой ковырялись, а там такие достижения… Один против трех, два против пяти… Четные пары уже устарели. В состоянии постели, в состоянии воды, в состоянии железнодорожного вагона, на базе парковой скамейки и, что главное – открыто, азартно, при поддержке окружающих с часами в руках и мелом…
Ну, на нашем питании Италию и Францию не догнать, но с сексуально отсталыми, типа Камерун и голодающая Эфиопия, можем. Литература уже пошла косяком. Мужчина в разрезе замечательно показан. Теперь видишь, где у него, подлеца, зарождаются эти устремления и как он, мерзавец, действует в определенной обстановке. И, конечно, неотразима дама в разрезе. Изучаешь эту красоту и понимаешь, куда у мужчины все силы, все средства, все заработанное в тайге на Севере уходит. Поразительно, как на тех же гнилых овощах, на тех же нехватках совсем другое тело получается. И жрать нечего, и одеть нечего, а нежная она и всяческая. И очень хочется ее, конечно, от этой жизни заслонить. Вынуть ее отсюда, ватой обернуть и самому пристально наслаждаться и рассматривать. Но нет, протестует, вырывается, желает участвовать в общественной жизни всей полнотой своей, всем врожденным ароматом. В политике и в сексе на равных, мол, ничего особенного в этом нет. Природа! Ну, пожалуйста, только осторожно! Там масса испорченных мужиков, как бы чему плохому не научили. Вижу, – в зале заседаний. Эх, чувствую, интересную карьеру прошла! Ох, и рассказать может! Аппарат есть аппарат. Или через него пройдешь, или с ним вместе поднимешься… Столько захватывающего знает девушка, а на трибуну выйдет – лепечет про какие-то политические ценности. Хотя она сама главная ценность и есть. Со знанием жизни и ее внутренних ходов. Жалко бедняжку.