Преданье старины глубокой (худ. В.Лосин), стр. 5

Олег бросил на толстенького боярина благодарный взгляд. Он облегчённо вздохнул и поднялся, отстранив рукой растерявшегося Фарлафа.

— Лепо молвил боярин Путята! — сказал он. — Слава великому Перуну — богу богов!

— Слава! — хором повторили воеводы, бояре и купцы. Они зашевелились и тоже начали подниматься со своих мест. Повсюду затренькали золотые обручи и цепи, застучали о пол посохи.

— Пусть звенит вечевой колокол! — снова заговорил князь Олег. — А вы, братие, идите к людям, научите их, о чём кричать на вече… А паче найдётся головник такой, что станет кричать насупротив княжеского слова, пусть челядь ваша заткнёт ему поганую глотку! Велите выкатить из погребов бочки с мёдом и олом [24], чтобы все люди: и мужи именитые и рядовичи — пировали во славу Перуна и князя новгородского!

Гулко стучали о пол Большой палаты кованые сапоги. Толпились у входной двери воеводы, бояре и купцы именитые, натруженно скрипели за дверью ступени лестницы: все торопились выйти поскорей из терема, чтобы выполнить волю князя.

А за княжеским теремом запел-загремел вечевой колокол. Летели, будто ласточки, медные удары над Великим Новгородом. Летели один за другим тревожные мелодичные звуки и, не успев расправить крылья, угасали в воздухе. Но их догоняли новые и новые удары и, прежде чем смолкнуть, вонзались в сердце каждому жителю земли новгородской. Летел звон вечевого колокола над градом и предградьем, над лесами и полями, над серыми волнами Волхова, над туманным заречьем.

И, услышав этот сладкий, терзающий душу звон, отрывались от работы и со страхом прислушивались ремесленники на всех концах града, и смерды в селениях, и охотники на ловах, и рыболовы на малых и больших речках и озёрцах.

Выходили из хижин помрачневшие мужи, а бледные жёны прижимали к сердцу детей и шептали:

— Беда, беда!.. О, Перун, спаси нас!

Красиво звенит вечевой колокол. Ещё десять лет назад много кун заплатил за него князь Олег римскому папе. Везли этот колокол вокруг Европы на лойве варяжские викинги, а потом в Свионии [25] перегрузили его на русскую лодию и по Варяжскому морю, через озеро Нево, доставили по реке Волхов в Великий Новгород. Очень красиво звенит колокол…

— Беда, беда! Спаси нас, Перун!

Золотое слово князя Олега

Полным-полно народа на княжеском дворище. От сотен голосов стоит в кремле невнятный гул — будто море шумит. Куда ни глянь, сомкнулись плечи, а над плечами шевелятся седые и русые, рыжие и чёрные бороды. Собрались на вече старые и молодые мужи Великого Новгорода, с нетерпением ждут, что скажет им князь Олег.

У высокого княжеского крыльца отдельной группой горделиво стоят, опираясь на серебряные посохи, воеводы и бояре в праздничных платно. Это ишханы — знать новгородская, далее купцы толпятся в разноцветном кафтанье, с завистью поглядывают на важно надутых воевод и бояр. А ещё далее — простой люд: здатели [26], кузнецы, кожемяки, скудельники, умельцы всякие со всех концов улиц. Это они, их отцы и деды строили Великий Новгород, и всё, что есть в Новгороде, сделано их руками, да почему-то несладко живётся умельцам русским, И про них и про смердов, кои серым потоком залили дворище до самой крепостной стены, не больно печётся Перун. Должно быть, князья, воеводы да бояре с купцами больше нравятся богу богов.

А у ворот кремля и на его крепостной стене устроилась голытьба в рубищах: всякие пришлые убогие люди, рабочичи, холопы. Грязные, немытые — смрадом разит от них.

В толпе там и тут рыскали видоки — шпионы-свидетели, прислушивались, о чём люди глаголят, не ведёт ли кто крамольных речей. Держи лучше язык за зубами, не то возьмут тебя в плети!

Следом за Олегом на высокое крыльцо вывел юный князь своих гостей — Таню и Игоря. Они видели, с каким удивлением уставились на них сотни глаз, а сотни ртов зашептали: «Гляди-ко! Во диво!»

Глашатаи зычно закричали, прикладывая к губам ладони коробочкой:

— Ти-их-о! Замри! Слушай, народ новгородский, злато слово князя Олега!

И сразу такая тишина наступила, что стало ясно слышно, как далеко в заречье каркал ворон. Вот уж, окаянный, не ко времени закаркал, словно беду накликает!

Олег, высокий, статный, в платно небесного цвета, расшитом бурмицким [27] жемчугом, стоял на виду у всего веча. Ветер шевелил его волнистые русые волосы. Он провёл рукой по волосам, потрогал пальцами бородку. Спокоен был князь Олег, лишь на белом лице, под левым глазом, предательски дрожала голубая жилка.

Позади князя стал вечник с тонкими железцами и берестяными свитками в руках. Искусно и быстро нацарапает вечник на бересте своими железцами всё, что скажет князь народу, а потом запечатает в особый ларь.

Низко-низко поклонился Олег собравшимся.

— Братие! Вы, вольный народ новгородский, призвали меня княжить на сей стол, — громко и отчётливо заговорил Олег. — Вы поручили заботам моим сироту — младого князя Игоря. Вырастил я младого князя на виду у вас в нашей вере, в законах и обычаях наших добрым русичем. Однако княжил я, помышляя не токмо о благе Игоря, но о вашем благе, о благе народа новгородского, народа русского.

— Так еси! — хором сказали бояре.

— Так еси, — одним могучим вздохом, словно эхо, повторило всё вече.

— От глада мрём! — вдруг кто-то крикнул из задних рядов, но крикуна тут же подмяли, и он умолк.

Олег кашлянул и продолжал:

— Не раз водил я вас на рать супротив врагов новгородских и бился с ними, как простой воин, плечо к плечу с вами. Из моих и ваших ран, братие, лилась и смешивалась кровь, и стали мы одной крови, как родные!

— Так еси, — прошелестело вече, захваченное красноречием князя.

— Одной мы крови, — повторил он, — и я, ваш князь, спрашиваю вас: верите ли вы мне, братие?

— Верим! — выдохнуло вече.

— Велика земля новгородская, но ещё больше все земли русские! И земля ростовская, и рязанская, и смоленская, и полоцкая, и киевская — суть земли русские! От самого Русского моря до моря Варяжского и далее до Ледового окияна, где живут малые народы Чудь, Мери и Веси, кои бились плечо к плечу с нами супротив варягов, называется земля одним святым словом — Русь!

— Рру-усь! — ликующе пророкотало вече.

— Вельми обильна земля русская, братие! И жито родит, и гречиху, и леса наши полны дичью, и реки рыбой. За три моря ходят на своих лодиях купцы наши с товарами русскими на зависть и варягам, и германцам, и франкам, и грекам! И возвращаются на Русь с товарами иноземными!

— Так еси! — рявкнули довольные похвалой купцы.

— Но скорбно мне, братие, что порядка ещё мало на Руси! — понизил голос Олег. — Ныне кто-то из вас крикнул: «От глада мрём»… Бывает и так, и потому больно сердцу моему! Бывает так, что не гречихой засевают русичи поле, а белыми костями; не водой поливают землю, а кровью своей! Сходятся на рати русич с русичем, племя с племенем, а оттого слабеет Русь на радость врагам иноземным. Не едины мы, братие, а врагам легче одолеть каждое племя порознь.

Вече молчало, словно завороженное словами князя.

— И особо скорбно мне, — с горечью продолжал Олег, — что наименьше всего порядка на полуденной украине [28] Руси, на земле киевской, коей правят князья, два брата Аскольд и Дир!