Если б не было тебя, стр. 5
Она смотрела поверх аккуратно зализанной макушки врачихи и ждала, когда та наконец образумится и выдаст ей бланк. Какой толк время терять? Но вместо этого наивная Василиса Петровна снова начала что-то бормотать – о материнских чувствах, о долге, об ответственности. Достала! Сразу видно, зеленая совсем, не привыкла к профессии. В их инфекционном роддоме отказников пруд пруди! Каждую неделю привозят пачками таких же баб, как Катька, – без анализов, не наблюдавшихся, рожающих невесть от кого. Им бы скинуть и назад – в свой личный ад. Все равно такие мамаши детей никогда не заберут, как ни уговаривай. Им самим негде жить и нечего есть. Куда сунешься с приплодом? Себе на хлеб и то заработать не сможешь. Не говоря уж о том, чтобы пристроиться к какому-нибудь мужику с жилплощадью под теплый бок.
К несказанному облегчению Кати, дверь наконец открылась, и в ординаторскую вошел заведующий отделением Николай Николаевич. Крепкий такой, видный мужчина. С большими надежными руками, покрытыми жесткими волосами. Однажды Катьке повезло, попала в его дежурство – сама не поняла, как родила под чутким контролем. Раз-два, и готово. Он только ласково приговаривал: «Давай, Катюха! Трудись, родная». Хороший человек.
– А-а, уже здесь? – Николай Николаевич бросил на родильницу усталый взгляд. – Василиса, кончай с ней церемониться. Бесполезно. Там еще двое ребят появятся с минуты на минуту. Будь другом, сходи, посмотри.
– Но как же с женщиной быть?
– Выдай бланки, пусть пишет, что хочет. На имя главного врача, – напомнил Николай Николаевич, уже обращаясь к Кате.
– Знаю. – Она торопливо кивнула.
– Причину отказа укажи.
– Я помню. Нет возможности содержать материально. Усыновление разрешаю.
– Вот видишь, Василиса Петровна. – Заведующий отделением упал в свое кресло и прикрыл глаза. – Мамаша у нас грамотная.
Молодая врач торопливо вышла за дверь. А Катька, высунув язык, аккуратно, школьным круглым почерком, выводила красивые буквы. Старалась не наделать ошибок – не хотелось позориться.
– Ребенка-то как назовешь? – протянул Николай Николаевич, не открывая глаз.
– Другие пусть называют.
– Все равно первое свидетельство мы будем оформлять.
– Мне-то что…
– Ладно, – Николай Николаевич оживился, сел ровнее и несколько секунд задумчиво смотрел в потолок, – пусть будет Андреем! Хорошее имя. Мужественное.
Катька только недовольно повела плечом, словно не желала ничего слышать. И продолжала корпеть над буквами.
– Тебе самой-то сколько лет? – спросил вдруг Николай Николаевич ни с того ни с сего.
Катька на мгновение задумалась. Она время от времени забывала свой возраст: иногда казалась себе столетней старухой, а иногда – подростком.
– Двадцать пять.
– Как и моей дочери. Ужас… И что, некому было помочь? Ни родственников, ни друзей?
– Нет.
– Сколько пытаюсь добиться, – он тяжело вздохнул, – чтобы построили центры помощи неимущим матерям с детьми. Не понимают.
– Что за центры? – спросила Катька из вежливости, чтобы не обижать хорошего человека.
– Дома, в которых можно бесплатно жить. Общими усилиями воспитывать детей. И учиться, получать профессию. Это же выгоднее, чем содержать детские учреждения! Женщины постепенно смогут сами себя обеспечивать. И будут рядом с родными детьми.
– Не знаю, – Катька удивленно посмотрела на седого мечтателя, – я бы в такой дом не пошла.
– Почему?
– Не верю нашему государству, – она прищурилась. – Если бы нужны ему были матери с детьми, беременных женщин не сажали бы в тюрьму из-за еды. Разворуют ваш центр! Пропьют. А мамаш и детей продадут на органы.
– Катя, что ты несешь?!
– Это вы тут несете, жизни не знаете! – Она разозлилась, позволила себе прикрикнуть.
Он ничего не ответил. Обиделся.
Катя молча встала и передала ему в руки два листа. Николай Николаевич пробежал глазами по ровным строчкам с круглыми боками, отложил документы на свой стол и сквозь прищур посмотрел на некрасивую молодую женщину с маленькими глазками и опухшим лицом. На вид ей можно было дать лет пятьдесят.
– Катерина, вы же потом жалеть будете, – неожиданно перешел он на «вы».
Она только пожала в ответ плечами и тихо вышла за дверь.
Все равно, что будет потом. Сейчас нужно быстрее уйти, не видеть ребенка, не думать о нем. Дай Бог, чтобы ему попались хорошие родители. Новорожденных да здоровеньких усыновляют быстро. Все сложится. А ей тут не место – нигде не место. Да и нет больше сил. Выпить хочется так, что нутро горит.
Глава 3
– Зачем вам это нужно?
«Пятнадцатая», – про себя отметила Маша. Когда бы ни заходила речь об усыновлении – во время бесед в опеке, в разговоре с близкими родственниками, – все, как один, задавали этот вопрос.
Она успела пожалеть о том, что сболтнула лишнего во время интервью с психологом. Теперь, когда программа выйдет в эфир, в полку задающих вопросы прибудет стократ. И кто только просил ее сознаваться в том, что она учится в школе приемных родителей? Маша бросила взгляд на пульт, убедилась, что запись закончена, и сняла с головы наушники. Нужно будет попросить ребят вырезать и уничтожить этот фрагмент, пока не поздно.
– У нас с мужем есть возможность, – объяснила она и тут же устыдилась того, что оправдывается перед гостьей.
Даже самой себе Маша, как ни пыталась, не сумела пока ответить на этот вопрос. Знала, что прекрасно доживет остаток своих дней и без оравы детей: будет работать, путешествовать, тратиться на приятные мелочи, наслаждаться жизнью, в конце концов. Дело было не в ее горячем желании «завести ребенка». Она поморщилась от нелепого сочетания слов: и кто только выдумал выражаться так, словно в семье появляется не личность, а котенок или щенок. Ей банально не давали покоя мысли о детях. Планируя день, она мысленно отмечала, как много теперь в ее графике не занятого работой времени: много лет упорно добивалась этой свободы, чтобы проводить больше времени с Дашей. А девочка тем временем выросла, ей больше не нужна мама каждую минуту. Гуляя с мужем по разноцветной детской площадке, на которой красовались хитроумные горки, лесенки, лабиринты и миниатюрные замки для малышни, она думала о том, как здорово здесь играть. Убираясь в доме, мысленно превращала гостевую комнату в детскую и представляла себя за чтением детских книг – Драгунского, Носова, Успенского. Дашка давно собрала все это богатство и запрятала на антресоли книжного шкафа. Ей казалось, переросла. А Маше так хотелось посмеяться над историями своего детства вместе с ребенком. Забивая продуктами кладовую после очередной поездки в магазин, размышляла, скольких еще детей они смогли бы прокормить. Выходило, что двоих точно, без особых усилий…
Но ведь недостаточно для усыновления только этого желания поделиться? Острой потребности помочь маленькому человеку? Должно быть, наверное, что-то большее: неукротимый материнский инстинкт, горячее желание обладать. Как ни старалась Маша, нащупать подобной страсти в себе не могла. Не было у нее иллюзий обязательного и моментального счастья с появлением малыша – слишком хорошо знала о том, как непросто растить детей.
– Не понимаю. – Дама вскинула брови.
– Нам бы хотелось кому-то помочь… Поделиться тем, что имеем.
Маша разозлилась на себя: неубедительно прозвучало. Глупо. Могла бы со своим почти пятнадцатилетним радийным опытом и не допускать таких осечек.
– Не возражаете, я скажу свое мнение? – высокомерно перебила профессорша. – Не для эфира.
– Конечно, – уже предчувствуя продолжение, Маша внутренне напряглась.
– Теория малых дел – вот великая сила! Вы лучше позвольте своему ребенку вырасти так, как нужно. Облагодетельствуйте своих. А в желании взять на себя чужую ответственность нет ничего хорошего.
Маша почувствовала, как щеки ее стали пунцовыми: в том же самом, разве что другими словами, убеждал ее собственный муж. Она опустила глаза. Профессорша продолжала смотреть на собеседницу с интересом, ожидая продолжения профессионально увлекшей ее беседы.