Князь Кий, стр. 54

Строго спросил:

- Откуда это тебе известно?

- От Крека, он не таясь говорил с Черным Вепрем при мне… Не таились потому… Чёрный Вепрь приговорил меня к смерти…

- Сколько воинов у Чёрного Вепря?

- Тысяч пять или шесть… Из нашего рода совсем немного… А все остальные гунны, которых прислал ему Эрнак с Креком…

Малк говорил с трудом. С его объеденных, истерзанных муравьями губ, срывались начала слов и сразу глохли. Видя такие муки, постепенно убеждался, что Малк говорит правду. Если бы Чёрный Вепрь хотел таким образом заманить русов в западню, то ни один из его воинов не согласился бы подвергнуться этой чудовищной пытке. Да и не наткнись случайно Ясень со своими воинами на Малка, ему пришёл бы конец…

Значит, на самом деле, боги спасли жизнь этому отроку, чтобы он спас полян. Весть, которую он сейчас принёс, давала возможность опередить встречу Эрнака с Черным Вепрем и разбить их порознь.

Кий коснулся распухшей, окровавленной руки Малка:

- Ложись здесь и жди: сейчас придёт волхв Ракша, скажет твоё тело целительной мазью, даст попить своего зелья, которое вселит в тебя новые силы, потом окурит дымом, и этим отгонит от тебя злых духов. За несколько дней станешь здоровым… Но берегись, если обманул меня - помрёшь такой же лютой смертью, что придумал для тебя Чёрный Вепрь!

Малк схватил руку Кия, поцеловал и заплакал:

- Верь мне!… Клянусь богами, я сказал правду!… Погроми моего злейшего ворога Чёрного Вепря! Убей его! Или притащи сюда на аркане - хочу поглядеть в его ненавистные злобные глаза! Я сам тогда убью его! Притяни мне его сюда, Кий!

Кий послал отрока за волхвом, приказал Тугому Луку стеречь Малка, как зеницу ока, а сам, не мешкая, сразу пошёл на Подол, к князьям Ходоке и Гордомыслу. Так как понимал: нужно не завтра, а ныне, с зарею поднимать по тревоге рать и выступать на гуннов и Чёрного Вепря.

ПОЕДИНОК.

Пятеро всадников вихрем промчались по зарослям гибкого тальника и остановились на песчаном берегу Днепра, как раз возле перевоза, напротив устья Почайны [38].

Солнце только-только взошло, и над широкой могучей рекой поднимался лёгкий прозрачный туман, сквозь который было видно, как из Почайны на Днепровский плёс выплывают сотни челнов с воинами и, подхваченные стремительным течением, исчезают в туманной дали.

Передний всадник, по одежде, оружию и говору - рус, поднялся на стременах и, указав рукой в ту сторону, спросил перевозчиков:

- Что там?

Старший перевозчик - носатый, борода лопатой, прыгнул с челна на берег, не торопясь приблизился к всадникам.

- То наш князь Кий с древлянами и северянами выступил на гуннов.

- Князь Кий?! - потрясённо воскликнул всадник. - Какая незадача! Чуть-чуть припоздали!… Не успели!… Что же нам делать? А?

- А кто вы такие будете? - поинтересовался перевозчик, к которому подошли три его товарища.

- Я брат князя Кия - Хорив, - ответил тот. - А это его жена - Цветанка… Свояк Боривой… Княжьи отроки…

В голосе Хорива чувствовалось отчаяние. Он корил себя за то, что позволил своим спутникам поспать после изнурительной дороги дольше, чем можно. И вот те на! Теперь не встретиться с Кием, не сообщить ему, что Цветанка жива-здорова, наконец, самому не принять участие в походе!

Перевозчики переглянулись.

- Вот оно как! - промолвил старший. - Что же ты хочешь, Хорив? На ту сторону?

- Мне надо догнать князя!

- Это никак не сможешь… Сам видишь - они уже миновали Чёртовый и уплыли за изгиб реки…

- Дайте мне чёлн - я поплыву за князем!

- Хорив! А мы, ты нас покинешь? - испугалась Цветанка.

Хорив задумался. И впрямь, не проводив княгиню до родовичей, под их защиту, он не имеет права бросить её без надёжной охраны. Всё равно Кия сейчас не догнать.

- Ладно, давай на ту сторону, - сказал сухо Хорив, спешиваясь. - И как можно быстрей!

Однако перевоз занял больше времени, чем он думал. Особенно долго возились с конями, которых перевозили по одному на плоту, сооружённом из покрытых досками челнов-довбанок [39]. Когда все переправились на правый берег, солнце уже поднялось высоченько и добиралось до полудня.

И лишь тогда, когда оно повисло в наивысшей точке небесного свода, они прибыли на Киеву гору.

Здесь их встретило почти всё племя: русы провожали своих отцов, мужей, сынов, братьев в поход. Хотя ладьи и челны давно пропали в синей днепровской дали, люди долго не расходились и стояли в смятеньи и печали.

Прибытие Цветанки, Хорива, Боривоя и двух воинов, что их сопровождали, вновь взволновало родовичей. Одни всхлипывали, другие радостно приветствовали юную княгиню, считая её приезд счастливым предзнаменованием, третьи сожалели, что об этом не знает Кий, - негоже, мол, князю идти на рать с тяжким сердцем. А Лыбедь, Малуша и Рожана обняли бледную исхудалую Цветанку и, прижимаясь друг к другу, стояли тесной группкой, тихо плакали, - от счастья и от счастья одновременно.

А когда Хорив тронул Малушку за плечо, та сквозь слезы радостно улыбнулась и кинулась мужу на шею, нежно приговаривая:

- Любый мой! Ладо моё бесценное! Вернулся, вернулся ко мне!

Но Хорив сразу опечалил свою ненаглядную.

- Собирай меня в поход, Малушка. Харчей положи в торбу! Рубаху чистую - на случай, если в бой идти! Коня свежего, да резвого!

А Боривой рядом стоит, вторит ему:

- И я с Хоривом! И меня собирай!

Малушка заморгала глазами, растерялась от внезапного горя, что камнем пало на сердце, заголосила:

- Ладо моё милое! Куда? Не догнать тебе братов! Да хотя бы ты, останься с нами!

Хориву и жаль было и тяжко глядеть, как убивается его юная жена, как горькие слезы затуманили её глаза, но долг и доблесть настоящего воина заставали его строго сказать:

- Малуша! Перестань! Плач не плач, а ехать надобно! Собери, как должно…

Малушка ещё больше опечалилась и, опустив голову, пошла к своей хижине готовить только что обретённого любимого мужа снова в поход.

Вскоре всё было готово - и кони осёдланы, и сухари с солониной в торбинах, и чистые рубахи… Хорив и Боривой не мешкали - вскочили в седла, помахали рукой и через мгновение исчезли в лесу.

Плач и причитания вновь зазвучали на Киевой горе. Заводила тонким голосом Малуша, ей вторила Цветанка, горюя оттого, что не застала Кия и разлучилась с братом, подтягивала Рожана - тужила по Щеку. За ними все женщины протягивали руки к высокому синему небу, к золотому солнцу и жалобный плач по своим воинам любимым далеко разносился вокруг.

- О ясен-преясен Хорос, всепрощающий Световид-Даждьбоже! Ты враз оглядываешь землю, и на ней - все леса, поля и воды! А там и людей, и зверей, и птиц!… Пригляди же, всемогущий, за нашими дорогими, помоги им в трудах ратных! А ворогам - скрути руки зноем, иссуши рты жаждою, а глаза затми золотыми лучами своими!

- О ветер-ветровей, внучек Стрибога! Наполни ветрила наших ладей и челнов силой невидимой, подхвати стрелы мужей наших на свои лёгкие крылья и понеси навстречу супротивным воинам! Прегради дорогу ворогам смерчами мглистыми, дождями ливневыми!

- О Днипро-Славутич, ты несёшь на своих могучих волнах наших милых, что поднялись против злых порогов! Ты качаешь ладьи и челны наших воинов меж своих берегов серебристых! Позаботься, Днипро-Славутич, о наших кормильцах, возврати их назад живых и здоровых, нам на счастье, всему роду русов на радость!…

Кий не стал дожидаться, когда подойдут воины с окраинных земель полян, и на следующий день, рано-рано поутру, послал Щека по суше разведать - где ворог. А всю рать славянского воинства посадил на ладьи да челны и двинулся вниз по Днепру. Далеко - глазом не объять - растянулись они, покрыв реку на всю ширь. Попутный сиверко надувал полотняные паруса-ветрила, звучно гудел в тугих снастях и, помогая гребцам, подгонял их ладьи и челны всё быстрее, быстрее.