Зомбированный город, стр. 10

— Это солидно. До встречи…

Игорь Илларионович пошел в лабораторию, чтобы проверить состояние престарелой синантропной [13] крысы Цицерона. Разговорчивый и ворчливый ветеран лабораторных опытов пережил всех крыс своего и следующего поколения и жил последние несколько дней с антеннами-электродами, вживленными в мозг. После операции Цицерон чувствовал себя неважно, температурил и плохо восстанавливался. А опыт, который проводили над крысой, был важным и завершающим в целой череде подобных опытов. Возможно, сказывался возраст Цицерона. Определить его точно никто не мог, потому что в лабораторию он попал уже взрослым, но здесь жил уже около четырех лет, тогда как лабораторной крысе обычно отпускается на жизнь не больше года [14], по прошествии которого они становятся непригодными для опытов. Конечно, можно было бы взять для ответственного опыта более молодую крысу, но профессор Страхов предпочел использовать Цицерона потому, что тот выделялся среди своих сородичей способностью адаптироваться к любым условиям существования.

В планшетный компьютер, закрепленный в автомобильном держателе на клетке с Цицероном, были внесены все показатели его состояния, снимаемые несколькими датчиками. Игорь Илларионович просмотрел все три страницы с данными, после чего спросил пожилую лаборантку Ларису Михайловну:

— Как у него сегодня с аппетитом?

— Уже под утро, перед рассветом, немножко перловки пожевал. Но пьет много воды. Слишком много, мне кажется. Обычно столько воды они при отравлении потребляют, чтобы вывести из организма яд и кровь разжижить. Я уж хотела спросить у вас, может, убирать воду?

— Не надо. Пусть пьет. Цицерон — мудрый. Он лучше нас с вами знает, что ему необходимо.

Профессор хотел пройти дальше, чтобы посмотреть на других животных, участвующих в эксперименте, но тут ему позвонили, пришлось остановиться и вытащить мобильник. Звонил заместитель генерального директора института по научной работе Лукин. На этот звонок следовало отвечать даже во время эксперимента.

— Слушаю вас, Иосиф Викторович.

— Игорь Илларионович, ты не знаешь, куда пропал Торсисян? Ни один его телефон не отвечает. Уже двадцать минут не могу дозвониться.

— От меня он ушел полчаса назад. Хотел позвонить в ФСБ по поводу какого-то совместного практического проекта. Больше я его не видел.

— Если вдруг встретишь, скажи, что он срочно нужен. Срочно! У нас тут ЧП. Неприятности в общем-то не наши, тем не менее в какой-то степени они и нас задевают, требуя вмешательства.

Страхову показалось, что Лукин намеревается послать его, как мальчика на побегушках, искать Арсена Эмильевича. Это в планы Игоря Илларионовича не входило.

— Если случайно встречу, скажу. Но мы редко встречаемся в корпусе. А что случилось?

— Машина, которая забрала у нас сегодня генератор, попала в аварию. Навстречу им фура выехала. Один из старших лейтенантов погиб. Аппарат поврежден. Нам необходимо срочно заменить панель управления. А это сможет только Торсисян. Не знаешь, есть у него готовые панели?

— Знаю. Нет. Он делал последнюю для моей лаборатории, но поступил срочный заказ из ГРУ, и моя панель ушла туда. А я уж так обхожусь…

— Как обходишься? Вообще без панели?

— Вручную провода соединяю, индикаторы датчиков — тоже в ручном режиме. И в ручном режиме все остальное делаю. И так уже третью неделю.

— Лично делаешь? Или лаборанты?

— Никому не доверяю. Я сам сначала пробую контакты подключать и на индикаторы смотрю, чтобы не зашкаливало. Там, в отсутствие автоматики, больше интуиция нужна, чем знания. Все только сам.

— Придется тебе, Игорь Илларионович, учить работе в ручном режиме спецназовцев… А то кто еще их научит… Короче говоря, увидишь Арсена Эмильевича, гони его срочно ко мне.

— Обязательно, Иосиф Викторович. Так погоню, чтобы вприпрыжку скакал. Мне еще только здесь обучения не хватало. Хватит с меня лекций в университете…

Игорь Илларионович открыл своим ключом лабораторный стенд и подошел к генератору, лишенному верхней панели управления. Сам генератор был размерами с профессиональный сварочный аппарат, хотя и не такой тяжелый. Это была одна из первых моделей, создаваемых двумя соседними лабораториями, и потому в ней еще речи не шло об эргономике, о каком-то промышленном дизайне — модель была на завершающем этапе предпромышленного производства. Да в промышленное производство такую аппаратуру, наверное, никогда не запустят. Станут выпускать отдельные образцы, которые будут совершенствоваться, обрастать новыми функциями и возможностями. И только эти опытные образцы и будут сначала испытываться, а потом кем-то использоваться. Скорее всего, силовыми структурами. Хотя лаборатории, как и весь научно-исследовательский институт, входят в систему Министерства обороны и состоят на финансировании этого министерства, заказы на оборудование наверняка будут поступать и со стороны ФСБ, и со стороны МВД. Сам генератор — сложный прибор. Умеренно сложный, как говорил про него профессор Торсисян. Пульт управления, верхняя, грубо говоря, крышка с приборами настройки, совершенно отдельный и суперсложный прибор, собираемый всегда только вручную под строгим контролем других приборов. Игорь Илларионович имел только медицинское образование, в отличие от профессора Торсисяна, который в дополнение к медицинскому оканчивал еще и технический вуз. И потому Страхову было не все понятно в действии генератора. Вернее, действие он понимал, но не понимал происходящих внутри прибора процессов. И иногда ставил перед Арсеном Эмильевичем такие задачи, что тот только руками разводил:

— Если я это сделаю, ох, и обмоем мы с тобой Нобелевскую премию… Пить будем только отборный армянский коньяк. Никакой французской дряни.

Впрочем, Нобелевскую премию дают, как правило, за открытые работы. А и Торсисян, и Страхов прекрасно знали, что если их работы и станут когда-то открытыми, то не скоро. Оба они, скорее всего, до этого не доживут…

Глава четвертая

Искать руководителя соседней лаборатории Игорь Илларионович не собирался. У него своих дел хватало. И он занимался своими делами до тех пор, пока случайно не увидел, что лаборанты и лаборантки собираются домой. А они обычно уходят последними. А все младшие и просто научные сотрудники, и даже старшие сотрудники уже сидели, наверное, в автобусе. Поспешил и Игорь Илларионович, но он намеревался еще поработать дома и потому перебросил все новые материалы, необходимые ему для работы, в отдельную, только что созданную папку и отправил электронной почтой на свой домашний электронный адрес. Профессор спешил, но выйдя из дверей лабораторного корпуса на крыльцо, увидел, что автобус уже выезжает за ворота. А это значило, что и сотрудники, которые приезжают на своих машинах и оставляют их снаружи, тоже уехали, потому что они уезжают еще раньше, чем автобус. В таких случаях кто опаздывает или просто работает допоздна уезжает тем же автобусом, только вторым рейсом, или же добирается как может. Однако идти в темноте до дороги Игорю Илларионовичу не хотелось, и неизвестно было, подвернется ли там какой-нибудь транспорт и посадят ли на дороге одинокого мужчину. Бывали случаи, что люди выходили из лаборатории и пешком топали до самого Реутова. А это часа два пути… Такой участи профессор себе не желал. Но еще больше ему не хотелось просить машину в администрации института. Пока Страхов раздумывал, через проходную в институтский двор вошел Арсен Эмильевич Торсисян.

— Ты что так поздно?

— На минутку заскочить надо. Схему одну возьму. Дома поработаю.

— Лукина видел?

— Днем. С тобой вместе. А что?

— Он тебя разыскивал, даже мне звонил. Машина со спецназом ГРУ в аварию попала. Погиб один из старших лейтенантов. Расколота панель управления генератора.

— Ничем не могу помочь. Мне нечем заменить панель.